Приглушенный вой сирены снаружи стих.
– Скоро твой не в меру возбужденный профессор будет здесь, – отметил я.
– Так что же делать, Макс?! – срывающимся на крик голосом повторил симбионт.
– Договариваться. – Я был спокоен, и это спокойствие каким-то образом передалось самке. – Посмотрим, что он предложит.
– Макс, мы ведь теперь настоящие пираты, а не понарошку. Ты же фактически ограбил станцию. Почему ты так уверен, что он будет с нами говорить?
Хм, вот она молодец все-таки! Как договариваться – так «с нами», а как «ограбил станцию» – так это, выходит, я один.
«Технически она права», – поддержал Ирину компьютер. Я не стал отвечать на это замечание, слишком уж логичным оно было… но, создатель, неужели я чувствую обиду?!
– Уверен. Оружия на станции нет. Поэтому наша позиция кажется мне сильной. Только говорить на этот раз буду я.
– Хорошо. Но дай бластер, а? – снова попросила самка. – Мы его напугаем, и он нас отпустит.
– Возможно, позже, но не сейчас.
– Сейчас самое время! – настаивала Ира.
В проеме двери в док появился Рифегс в сопровождении четырех дроидов: одного ремонтника, двух исследователей и одного уборщика. Видимо, притащил всю обсерваторную рать.
– Эй вы, на транспорте… как вас там?! – закричал профессор с порога. – Давайте договоримся!
– Вот видишь? – сказал я Ирине, довольный своими расчетами. Та в ответ только пыхнула. – Что вы предлагаете? – спросил я по громкой связи.
– Вы в ловушке! – констатировал таланг. – А в первом доке у меня стоит почтовый дроид. Я могу отправить его на Куиндук-11 с уведомлением о вашей поимке! Но я могу этого и не делать.
– В обмен на что? – спросил я, оттягивая время, пока сам еще раз удостоверился у навигатора: «Ты точно проверял?»
«Точно, были характерные для взлета колебания», – ответил Глюк.
– Скажите мне, где вы взяли тербий? – Рифегс сейчас был в своей обычной неструктурированной форме частиц, вращающихся вокруг общего центра масс. – У вас нет при себе кредитки, значит, вы его не купили, а где-то нашли. Причем где-то достаточно близко от этой системы, – пояснил он свою логику. – Скажите мне, где именно, и я вас выпущу, так и быть. Предложение обсуждению не подлежит!
– Макс, не говори ему! – возбужденно зашептала Ира. – Ты скажешь – а он нас не отпустит.
Навигатор засмеялся. Я бы к нему присоединился, но момент совсем не способствовал.
– Тихо! – шикнул я на симбионта. – Не говори глупостей, ты не знаешь, как тут дела обстоят. Выпустит, куда он денется.
– Тогда почему не скажешь?
– Хм, ты предлагаешь мне нарушить слово, данное Хейви?
Ира замялась:
– Нет-нет.
– Тогда помолчи, пожалуйста, – попросил я самку. – А мне кажется, подлежит! – громко выдал я в наружные динамики. – Нет у вас никакого почтового дроида в первом доке! Он автоматически стартовал через минуту после включения аварийной сигнализации. И через пару-тройку часов будет на Куиндуке с сообщением о неполадках на станции. А еще спустя такое же время здесь все будет кишеть ремонтниками и спасателями. Успеете ли вы, уважаемый Рифегс, почистить все логи нашего разговора? Ну, к моему бортжурналу у вас точно нет доступа, а ведь я записываю этот разговор, как и все предыдущие. Так что? Будем ждать спасателей, а после и полицейских дроидов или разойдемся мирно?
На внешней камере было видно, как клетки таланга вращаются все медленнее и медленнее.
– Что вы предлагаете? – спросил он после долгой паузы.
– Когда прибудет первый дроид, сообщите о ложном срабатывании системы предотвращения аварий. А для вас лично предложение остается в силе – две тонны тербиевой руды. Мне это кажется справедливым.
– А как я объясню потерю неприкосновенного запаса топлива?
– Хм, вы думаете, спасательный дроид станет проверять ваш склад?
– Н-нет, маловероятно.
– Ну что? По рукам тогда? – В последнее время у меня частенько начали вырываться земные выражения, как-то сами собой.
– Наверное. Правда, у меня нет рук, – ответил Рифегс.
Вот так мы свалили с Лейтен-1 без использования бластера.
Ирина уже полчаса не говорила ни слова, что для нее было нехарактерно. Я долго сдерживался, но все-таки решил нарушить молчание, опасаясь за стабильность ее психики.
– Тебя что-то беспокоит? – поинтересовался я, с ужасом ожидая словесного водопада в ответ.
Но симбионт пребывал то ли в раздумьях, то ли в каком-то ином состоянии, потому что десятью минутами ранее на мое предложение поставить фильм отреагировал крайне вялым отказом. Да что там – она даже к своим му’ум-рэкам не прикоснулась! Вот и сейчас самка произнесла очень взвешенным тоном:
– Он нас выдаст, думаю…
Я сообразил, что она о профессоре.
– Поясни алгоритм своих расчетов, пожалуйста, – мягко попросил я, – не вижу причинно-следственной связи.
– Думаю, он все расскажет. Он ведь в принципе неплохой человек, – повторила свой тезис Ира, почесав макушку хоботом.
– Не человек, – машинально поправил я и продолжил: – Мне сложно судить об эмоциях гуманоидов – я не специалист. А он даже не гуманоид, а неорганическое существо.
– Вот так вот сидишь на станции, изучаешь звезды, и вдруг тебе на голову – бах! – такие мы… – разглагольствовала Ира, не обратив внимания на мое замечание, – и невольно становишься преступником… Ни с того ни с сего…
– Постой! Послушай меня, – прервал я ее (мне очень не нравились показатели настроения симбионта). – Ты считаешь, что его подсознательная составляющая сыграет ключевую роль в его поступках? Но сама подумай: он сейчас на распутье – сообщить все полиции и отправиться в тюрьму темпов эдак на пятьдесят за коррупцию или оставить себе нашу скромную взятку, равную его пожизненному жалованью, и молчать. По-моему, выбор очевиден.
– А если его замучают угрызения совести?
Мы с навигатором одновременно заржали, как два земных непарнокопытных во время брачных игр.
– Ой… не могу… угрызения совести… – Я пытался сдержать поток электронов в микросхемах. – Щас с курса собьюсь… угрызения совести!
– Макс, – серьезно и как-то даже грустно перебила Ира наш дрожащий рев, – а ты меня слушаешь?
Я осекся, успокоился и перекрыл шину процессора.
– Что ты хочешь донести? Поясни свои логические построения, – сдержанно сказал я.
– Я думала, что ты… ну как бы сказать… живой тоже. – Кажется, симбионт не мог найти подходящих терминов, чтобы прозрачно выразить свою мысль. – Ты всегда был таким правильным, а теперь, когда… вот, воруешь всякие вещи…
– Тогда я был законопослушным гражданином, соблюдал все законы Федерации, – возразил я. Рассуждения самки не выдерживали никакой критики. – Но обстоятельства изменились, как видишь. И теперь я не могу себе позволить такой роскоши. Я вынужден объективно оценивать действительность.
– То есть теперь ты и убить сможешь?! – воскликнула Ира очень громко. – Давай тогда бластер!
Не знаю почему, но мне в этот момент показалось, что бластер тут ни при чем. Я переспросил у Глюка, и тот подтвердил, что у него сложилось подобное ощущение. «Дело не в бластере, очевидно. Это какая-то разновидность сарказма, капитан, – заявил процессор, – не могу точно описать, но что-то горько-вызывающее».
– Нет, – успокоил я самку.
– Почему же нет? – язвительно спросила она.
– Сознание уничтожать нельзя.
– Но ты же теперь не гражданин Федерации, так?
– Так.
– Тогда можно грабить и убивать. Почему нет?
Тут до меня дошло, что проблемы с угрызениями совести вовсе не у таланга Рифегса, а у кого-то более близкого. И помочь справиться с ними я не в силах, могу только постараться смягчить удар.
– Сознание уничтожать нельзя, – вкрадчиво начал я, – это не только первый закон Федерации, но и закон бытия.
– Как это?
– Понимаешь, ученые пока не выяснили, как функционирует сознание, откуда оно появляется и куда исчезает. Никто не знает, что было до Большого Взрыва. Сотворило ли нашу Вселенную живое существо или она – результат физического взаимодействия. Поэтому нельзя сбрасывать со счетов вероятность того, что существует Создатель и у него есть цель. А отсюда, не зная цели, – как же мы можем определить, необходим ли Создателю тот или иной организм?