— Мы ничего не можем прочитать, а время-то идёт. Скоро надо вернуть все эти листы.

— Займись, Иван. — Строго сказал атаман, и умоляюще добавил, — На тебя вся надежда.

Волхв взял пачку, и посмотрел на слегка желтоватый лист, лежащий сверху. Писец у этих гэндзинов был гораздо хуже, чем в истории с Алладином. В том листке все буквы были одинаковы, и читались легко, здесь же. Всевозможные завитушки, наклон букв разный, но язык был тот же. Тяжело вздохнув, парень сел на пол, и старательно отрешился от внешнего мира. Когда он пришел в себя, в компании прибавился Хачиро. Немного полюбовавшись на старательно делаемый им смущенный вид, Иван подмигнул самураю, отхлебнул из поданной чаши, и прокашлявшись, сказал:

— Можете возвращать владельцу. Я всё запомнил.

Дансяку только хлопнул в ладоши, и отдал бумаги появившемуся старику. Проводив ушедшего слугу внимательным взглядом, Иван ещё отпил горячего настоя, и начал рассказ. Он глубоко сочувствовал нихонцам, и был согласен с атаманом. В дом, где жили, как сами хотели, люди, ломились разбойники. И вламывались не для того чтобы ограбить и убежать. Нет, они собирались остаться. Им нужны были гавани для своих кораблей, им нужно было топливо для дымящихся труб, и они хотели жить здесь по своим законам! И самое страшное, они могли это всё сделать. На утро была назначена демонстрация их мощи, самая большая их «пушка» должна была выстрелить по скалам, окружающим город.

Молчание растеклось по комнате, и тишина эта была горькой. Волхв понял, что надо что-то сделать, иначе быть беде. Но атаман оказался быстрее.

— Мы знаем, что нас ждёт впереди, а враги наши не знают, что мы знаем. Надо подумать.

— О чём тут думать, — с горечью ответил дансяку Апитомо, — Позору поражения я могу противопоставить только своё перерождение. Я не могу оскорбить слух императора пересказом требований этих гото.

— Стоп, стоп! — Решительно поднял руку Кудаглядов, — Выслушайте меня, уважаемый, и только потом принимайте решение. Нельзя умирать раньше битвы. Давайте думать как победить!

— Нет, атаман, — покачал головой волхв, — Надо думать, как победить, скрыв победу.

— Если вор лезет в дом, никто не осудит хозяина, если он убьет вора. — Негромко сказал Даитэнгу, до сих пор, внимательно слушавший собеседников.

— Кроме тех, кто послал этого вора, — возразил Иван, — И в следующий раз заявится вся шайка.

— Никто не заподозрит хозяина, если вора убьет молния, или ветер сдует его с крыши. — Задумчиво продолжил Спесь Федорович.

— Дык, батько, тож стихия. А где нам её взять?

— Дыка ты сам видел, ему только пиво покажи, так все стихии разбегутся. Но его здесь нет, увы, — разочарованно протянул Кудаглядов, и неожиданно оживился, — А, кстати, сало на тех кораблях есть?

— Атаман!! — В ужасе воскликнул волхв, — Нельзя быть таким жестоким!

— Простите, а чем вызван такой ужас? И что такое, сало? — Удивился отбросивший хандру, дайсяку.

— Сало? — Задумался атаман, — Сало это еда, хотя нет, это намного больше чем еда. Для некоторых это смысл жизни, нет, пожалуй, это что-то неразрывное с жизнью. Не знаю как это объяснить, но если нашему Непейводе сказать, что на черных кораблях прячут сало, то гнев богов им покажется детской шалостью.

— Возможно ли такое? — Вежливо усомнился Даитэнгу. Кудаглядов только пожал плечами:

— Спросите Хачиро. Он скрестил с нашим казаком клинки.

— Этот человек достоин называться самураем. Я не буду при нём говорить слово «сало». — Нахохлился Хачиро.

Даитэнгу задумался до того, что в рассеянности превратился в барсука. Никто не посмел указать почтенному наставнику, и он что-то бормоча, ходил по комнате на задних лапах, пока не захотел что-то сказать. Сердито бурча себе по нос, снова стал человеком, поглубже натянул капюшон, и по-человечески возразил:

— Эти кайзобане, должны вернуться к себе, хотя бы один, и доложить, что ветра, волны или не знаю что, не дают им обосноваться здесь. Но божественный ветер, камикадзе, подчинён только богам, а волна нужна только одна. Цунами… но я её боюсь.

— Да, — согласился князь, — Лекарство намного хуже болезни.

— Мы не знаем, что такое — «цунами»? Может быть, расскажете? — вежливо поинтересовался атаман.

Ответил Даитэнгу:

— Когда Рюдзин, морской дракон, ворочается в своём дворце, то возникает волна. Она мало заметна среди океана, но при приближении суши гнев Рюдзина растёт, и вырастает волна цунами. Обнажается морское дно и люди видят скрытое, но вся вода собирается в вырастающую до неба волну-убийцу, и очень часто вид сухой гавани оказывается последним для живущих на земле. Если Рюдзин прогневается на этих разбойников-кайзобане, то они погибнут. Но погибнем и мы, гнев божества не разбирает правых и виноватых.

— Рюдзин — бог? — Прервал наступившую тишину волхв.

— Конечно. — Удивился оборотень.

— Значит с ним можно договориться. Где его найти?

Князь улыбнулся краешком губ, и негромко ответил:

— Богам нет дела до смертных, и вообще, мы благодарны им, но свои проблемы должны решать сами.

— Правильно, — согласился волхв, — Но когда вопрос стоит о жизни или смерти, ребенок бежит к родителям. Подрастем, тогда сами справимся, ну а пока можно, и даже нужно, попросить о помощи.

— И о чём же нужно попросить великого морского дракона? — По-прежнему спокойно спросил дайсяку.

— О чём? — Задумался Иван, но потом уверенно ответил, — О том, чтобы Волна смыла с чистоты океана три чёрных пятна, но пощадила город. Пусть дракон немного потерпит последний корабль, тогда он уйдёт, и не вёрнется, или вернётся нескоро.

— Прекрасная мысль. — Князь был серьезен, — Но как донести эти слова до дракона?

— А где он находится?

— А где находится океан? — Задумчиво спросил Даитэнгу, — Но будет ли он слушать? Я не уверен, что он прислушается ко мне, а людей он и подавно не замечает.

В отчаянии Иван встал и подошел к окну, взгляд его привлёк туман над речкой, он был так похож на толстое одеяло, которое осталось в далекой избе, что волхв непроизвольно зевнул. И тут в голову пришла мысль, очень и очень ожидаемая. Иван еле успел поймать мыслю за её хвостик, лентяйка, было намерилась юркнуть в воспоминание об одеяле. Оттого вопрос прозвучал неожиданно и резко:

— А в реках есть драконы, или они тоже часть Рюдзина?

— Нет, — немного отстраненно ответил Даитэнгу, — Я лично знаю мидзути, дракона этой реки. Но после постройки плотины людям лучше с ним не встречаться. Зол.

— Но, почтенный наставник, — подхватил идею атаман, — Вас-то он послушает.

— Не уверен, но знаю, кого он точно выслушает, и главное послушается. — Усмехнувшись своим мыслям, наставник на миг окутался серебристым облаком, и, возникнув вновь, задумчиво сказал:

— Сейчас надо немного подождать. Посланец наш, совсем рядом.

Чёрная с блеском, лиса гордо вошла в комнату, и лукаво прошептала:

— Хо-о-ороший мальчик, здраствуй. Приветствую и вас, великий князь, и почтенный наставник. Здраствуйте, атаман и счастливый Хачиро. Дансяку, поздравляю, ваш сын сделал хороший выбор.

— Вежливость Ногицунэ превосходит даже её красоту, хотя это, разумеется, невозможно, — склонил голову князь, — Согласится ли величайшая из кицунэ, выслушать нашу просьбу?

— Це-ре-мо-нии… — еле слышно прошептал Спесь Федорович, но тем не менее удостоился насмешливого проблеска глаз лисицы. Пока нежить и князь беседовали о поручении, ватажники взяли в оборот Хачиро.

— Друзья так не поступают! — Безаппеляционно заявил Кудаглядов, в буквальном смысле припирая самурая к стене.

— Как? — Удивился юноша, с трудом возвращаясь из воспоминаний, несомненно приятных.

— Почему ты не сказал, что дансяку, твой отец?

— А что бы изменилось? — Искренне удивился Хачиро, — В любом случае, это был мой долг, как самурая. Вот сейчас будут трудности, с Айко, и нашими семьями.

— Айко? Она же… — удивился Иван, но кто-то дёрнул его за ухо. Оглянувшись, заметил укоризненное помахивание черного хвоста, и, сглотнув, продолжил, — Она же прекрасна, и пусть Лада будет добра к вам.