— Герою положена награда! Пошли!

Волхв всмотрелся и вздрогнул от отвращения. Кроме безумной похоти и мерзкого желания причинить боль слабому, в одурманенном вином человеке больше ничего не было. Он был счастлив, что никто из этих «макак» с ним не справится, потому что здесь он самый большой! Хачиро втянул воздух сквозь зубы, перестал колебаться и сделал шаг вперёд. Вдруг вперёд выскочила крупная трёхцветная кошка, и стала кланяться перед рыжим. Иван с изумлением увидел раздвоенный хвост, и вспомнил слова самурая. Только вот убивать животное ему не хотелось, тем более она была сейчас на их стороне. Худенькая девушка с выбеленным лицом, не переставая лепетать и кланяться, незаметно высвободила ручку первой дивчины из лапы громилы, и повела его обратно в переулок. На прощание она обернулась, нашла глазами Ивана, и подмигнула. Самурай замер не сводя глаз с побледневшей кицунэ, а та непрерывно кланяясь, уже что-то щебетала. Ватага очнулась и мрачно уставилась на атамана. Тряхнув головой Спесь Федорович повернулся к Геллеру:

— А ты говоришь, ногами бить не можно…

— Так тож людей, батько.

Самурай подошел к атаману, семенящая рядом девушка, наклонилась и, погладив Джуна по голове, что-то ему извиняюще шепнула.

— Госпожа Айко просит проводить её до дома, к сожалению гэндзины ведут себя как захватчики!

— Проводить, это завсегда пожалуйста, — вежливо поклонился Кудаглядов, и поинтересовался, — А кто такие, гэндзины? Нас тоже так называли.

— Чужаки! — Сухо ответил Хачиро, — Но вас так, называют по ошибке. Вы — гэста, то есть гости, которым рады.

Улица спускалась, и в запах пыли, пряностей, стал проникать запах моря. Но в обычном вольном духе чувствовалась какая-то кислая, раздражающая вонь. Джун чихнул и стал тереть нос лапой, смешно прыгая на оставшихся трёх. Но никто не смеялся. Внизу расстилалась бухта, окруженная горами, и на серой грязной воде разлеглись чёрные туши кораблей. Тонкие высокие мачты, то и дело прятались в клубах дыма извергаемых высокими трубами. Дым этот и был источником нечистого запаха.

— Курофунэ, — прошептала кицунэ, и вздрогнув, прижалась к самураю, — И их — четыре.

Молодой воин помрачнел, но внешне спокойно, ответил:

— Госпожа, нам ещё долго идти? Мне обязательно нужно проводить наших гэста к дансяку.

— Как?! — всплескнула руками хитрая лисичка, показав свои изящные ручки, — Неужели вы не окажете мне любезность, и не посетите мой чайный домик?

Хачиро на миг склонил гордую голову:

— Госпожа Айко, это великая честь для меня, и моих друзей, но долг зовёт нас. Если вы позволите, мы посетим вас позже.

— Я не позволяю, а настаиваю! — Притопнула ногой девушка, но потом смущенно потупилась, — Простите мой господин, из-за потрясений сегодняшнего дня, я совсем забылась.

Хитрый взгляд брошенный на Ивана полностью опровергал её смирение, но волхв только отвернулся в сторону, скрывая улыбку. Белая лиса не собиралась принять вред самураю, так что вмешиваться причин не было. Отворилась дверь в каменной стене, и госпожа Айко быстро скрылась в калитке, не позабыв взять с Хачиро обещание навестить «бедную отшельницу, совсем забывшую чайную церемонию». Высокий, для нихонца, привратник уважительно, но с достоинством, поклонился самураю, цепко осмотрел ватагу, поклонился тоже всем, и закрыл дверь.

— Слушай, может быть, оставить кого-нибудь? — спросил атаман, — А то эти, как их, курофаны, совсем близко.

— Курофунэ, — машинально поправил стоящий с отсутствующим видом, Хачиро, — По вашему, «чёрные корабли». Нет, не надо. Привратник из ронинов, то есть, из воинов, и он явно не один. Если рыжие сюда сунутся, им будет очень плохо. Нам нужно спешить.

— Погодь, — подал голос Михайло, — Мы рядом с этими курофанами, тьфу ты, курофунями. Давай-ка их посмотрим, потом легче будет с твоим князем говорить. Много времени это не займёт.

Воин немного подумал и согласился. Осторожно ступая по ставшей грязной улице, ватага стала спускаться ближе к воде, но тут ину фыркнул и скрылся в узеньком переулке. Через минуту оттуда вышел Джун, поправляя соломенную шляпу, поклонился самураю, и негромко произнёс:

— Запах невыносимый.

Все промолчали, запах кислятины было тяжело переносить и человеку, а уж псу и подавно. Остановившись у самой воды люди стали рассматривать угрюмые кляксы кораблей.

— Что видно, Иван? — Поинтересовался атаман, отводя взгляд от моря.

— Неживое это, батька. И угрожающее. Вон видишь в белой полосе, чёрные дыры?

— Ага, бачу.

— Так вот, люки-то открыты. А за ними смерть громовая, готовая к действию.

— Это ты про что? Про ту серую гадость, что византийцы придумали? Так княже мерзавца на бочку с этой дрянью посадил, и огонёк лично поднес.

— Видно не один мерзавец на свете был, — вздохнул Иван, — Много на тех кораблях этого порошка, и даже в железные шары он закатан.

— Так что, мы огонька не найдём, что ли? — Обрадовался Лисовин, — Хай полетают.

— Погодь, — махнул рукой Спесь Федорович, — Тут подумать надоть. Прежде чем в чужом доме распоряжаться, хозяев спросить не мешало бы.

Спор прервал резкий барабанящий звук, и все быстро обернулись. К воде спускалась странная процессия. Впереди шли нихонцы, несколько самураев, а по бокам люди с палками в руках. А вот за ними…

Чёткой коробкой маршировали здоровяки, затянутые в белое. Их башмаки в унисон стучали по камням мостовой, высекая искры, черные нашейные платки развевались в такт движению, и глаза смотрели только вперёд. Металлом сверкали положенные на плечо, явно орудия убийства. «Ружья» — всплыла подсказка в голове волхва. Перед первой шеренгой изгалялись с палочками в руках трое пацанов в такой же форме. Они и служили источником этого раздражающего механического звука. А в центре на черном жеребце сидел невысокий человек. Чёрный же сюртук, золотистые нашлепки на плечах, украшенные бахромой. Несколько цветных лент украшали его грудь, но всё равно он был похож на ворона. Оловянные, ничего не говорящие глаза смотрели только вперёд, над людьми. Казалось там впереди, за морем, за горизонтом он видит что-то не доступное остальным. Иван осторожно прикоснулся к его разуму, и едва удержался, чтобы не сплюнуть. Человек, глава всех этих чёрных кораблей, думал только о жареном мясе, которое приказал приготовить к своему возвращению. Ещё в его воспоминаниях чувствовалось раздражение на неуступчивость местного князя, и смутная угроза. В мыслях сверкнула молния. Он решил что сначала ещё раз прочитает бумаги своего князя, а потом… Вновь возникло видение куска мяса, графина с какой-то бурой жидкостью, и Иван отвернулся. Было противно.

Не глядя по сторонам, упиваясь своей силой, гэндзины прошагали к воде, и остановились, как механические фигурки, в хитроумной шкатулке, подаренной отцу князя желтолицыми купцами. В детстве князь любил крутить ключик, чтобы потом смотреть на представление, когда же ключ переставал вращаться, то искусно вырезанные из дерева люди, животные и птицы застывали, как будто их охватывал сон. Но потом, как рассказывал Ивану учитель, князь охладел к игрушке, потому что понял, он не бог, чтобы оживлять пусть и механическую, но жизнь. Из раздумий юношу вырвал голос Хачиро. Смотря на бухту, он читал стихи:

Тайхэй но
Нэмури о самасу
Дзёкисэн
Татта сихай дэ
Ёру мо нэмурэдзу

— А перевести можно? — Вежливо поинтересовался волхв.

Хачиро растерялся, но немного подумав, ответил:

— Стихами вряд ли. Но если общий смысл, то будет приблизительно так:

Безмятежный сон океана нарушили чёрные суда;

Всего четыре корабля достаточно чтобы мы не спали ночью.

— Теперь можно и к дансяку, — прервал тишину атаман, — Даже нужно.

Дворец местного князя был также сделан из деревянных планок, но обнесён мощной стеной. Но Геллер всё равно скептически хмыкнул, покосился на Спеся, и промолчал. Встретили их равнодушно, Хачиро пытался что-то сказать, но пожилой самурай только покачал головой: