— Вставай, паря. Надо листок вернуть. Небо темнеет.

Тряся головой, чтобы избавиться от кошмара Иван вскочил и протянул лист смотрящему на небо Синдбаду.

— Спасибо, капитан.

— Хоп! — Хлопнул его по руке мореход. — Ну друзья, пожелайте нам удачи! Кажется летит, красотка.

Самбук отчалил от ладьи и, набирая скорость, устремился за вновь возникшим призраком. Спесь Федорович приказал, приготовиться грести, вдруг, помощь потребуется. Но ничего не потребовалось. Странная туча, приблизившись превратилась в огромную птицу, которая сделав несколько кругов над странным корабликом, вдруг спикировала, выпустив сверкающие на солнце, когти. «Черной молнии подобен…» всплыли непонятные слова в голове волхва. А «чёрная молния» с оглушительным карканьем влетела в морок, и подняла огромный фонтан. Карканье сменилось бульканьем, но маг, хоть и Абу-Симбел, промашки не дал. Несколько взмахов руками, выкрики на непонятном языке, и кораблик с картинки, превратился в сеть, которую тут же стали тянуть смуглые матросы. Колдовство продолжало действовать, и сеть, вместе с добычей уменьшалась в размерах. Когда добычу подтянули к самбуку, то Абу-Симбел, удерживаемый Синдбадом, вытащил сеточку одной рукой. Посаженная в клетку птичка, отличающаяся от обычной вороны, только сверкающими клювом и когтями, хрипло разорялась почем зря, но было уже поздно. Подняв яркие полотнища флагов, и выгоревшие паруса, самбук увеличил скорость, и пошёл домой, где, и главное когда, тот дом не находился бы. Спесь Федорович помахал вослед кораблику, и меланхолично заметил:

— Ну вот, повезло ребятам, а у нас ещё всё впереди.

— Так что же, — разочарованно спросил Иван, — Всё так буднично кончилось, какая же это сказка?

— Это не сказка, — веско ответил атаман, — Сказкой, птица Рух была, когда вернувшиеся из дальних странствий, путники рассказывали о своих страхах в дальних странах. И детвора с горящими глазами, и девушки, затаив дыхание, слушали о героизме, о победах, и мечтали, кто о странствиях, кто о счастливой жизни. А когда это пернатое решило стать явью… Тут всё и кончилось. Мир сможет прожить без летающих ужасов, питающихся слонами и кораблями. Пусть радуется, что не бревном из катапульты попотчевали. Ты лучше расскажи о своих успехах. Что-нибудь понял из этой картинки?

Волхв расхохотался:

— Атаман! Ты не поверишь, но на этой картинке, а она явно из времени каптри, написано о нашем друге, Синдбаде!

— Да ты что?!

— Точно, точно. И тот идиот, который на картинке, это и есть, Синдбад. В их представлении.

— О времена, о нравы! — схватился за голову Кудаглядов, — Куда катится мир? Как представлю себе, что о нас напишут, так сразу хочется днище ладьи прорубить!

От правила подал голос Гриць:

— Это атаман будет не скоро, ты сейчас живи, и тут думай. Земля скоро, но приторно сладкая какая-то, подозрительно мне. Делать, что будем?

— Что делать, что делать? Ты ещё спроси, кто виноват? — сердито пробурчал Спесь Федорович, но потом взял себя в руки и распорядился, — Плывём вперёд. Будет земля, будет и сахар.

Ближе к вечеру, на горизонте показался большой, гористый остров. «Весь покрытый зеленью, абсолютно весь», мысли в голове летописца возникали как метеоры в ночном небе, сверкали и бесследно исчезали, и это Ивану не нравилось. Чувствовалось, что рядом, за тонюсенькой перегородкой, притаился другой мир, и чего от него ждать, было непонятно. Берег приближался, но кроме вперёдсмотрящего и кормчего на него никто не обращал внимания. Ну берег, ну люди, ну… девушки. Молодицы вбежали в прибой и стали радостно махать руками, на них были яркие цветочные гирлянды и…. Волхв покраснел, и с трудом отвёл глаза. Цветы были единственной одеждой островитянок. Атаман долго и внимательно глядел на песчаный пляжик, на котором танцевал комитет по встрече, потом откашлялся, и строго сказал:

— И чтоб без драки!

— А что мы будем делать? — робко поинтересовался Иван.

Ответил, как ни странно, Гриць:

— Сеять! Слышал я про этот островок, рады здесь сеятелям.

Дальнейшее скрылось от сознания молодого волхва в горячечном тумане. Только на следующее утро он смог понять выражение сусанина о «приторности». Всё было как в мечтах подростка, но мало того, что было много, так оказывается, ещё имело и прозаические корни. Слишком мало было мужчин на острове, море кормило островитян, но и собирало плату. Плату жизнью. А дикие леса глушили любую делянку, и совсем не баловали живностью. Птицы щеголяли яркими красками, но накормить никого не могли. Так что, сеятели здесь были нужны. Так рассказала им глава племени, старая женщина с ослепительно белыми, на фоне смуглого тела, волосами. Спесь Федорович уважительно с ней побеседовал, подумал, и приказал остаться на три дня.

Их провожали все, кроме мужчин, те были в центре острова, где в очередной раз пытались вырубить дикий лес, чтобы можно было посеять белый злак. На берегу никто не плакал, на ладью летели цветы и воздушные поцелуи, только на борту все молчали. Так и вышли в море, развернули парус, и занялись своими делами. Только волхв всё стоял на корме, и не отрываясь смотрел на удаляющийся берег.

— О чём кручинишься, паря? — пророкотал сусанин.

— Неправильно это, — тряхнул головой Иван, — А вдруг у меня ребёнок там родится.

— Не «вдруг», а точно, — ответил, неслышно подошедший, Спесь.

— И что ему мать расскажет? О том, что отец сбежал. Неправильно это, нельзя так! — Загорячился волхв, — Не по-людски это!

— Мать расскажет ребёнку о юном боге, который возник из пены морской, специально чтобы дать ему жизнь. — Негромко ответил Кудаглядов, — Так они здесь жили всегда, и давно уже стали потомками богов. Это сказка, и не по-людски лезть к другому народу со своим законом. Запомни это: коли не нарушают люди божеских правил, то не нам их учить. Впереди ещё будут встречи, мир большой.

— Скоро сказка сказывается, да нескоро дело делается, — Атаман был настроен философски, и поэтому изрекал только мудрые мысли. Стоящий рядом Геллер был, в отличии от Кудаглядова, хмур и с тоской посматривал на стену тумана, угрожающе нависавшую в опасной близости от борта.

— Опять туман, опять куда-нибудь влипнем…

— Не влипнем, а гордо войдём. Иван!

— Туточки, батька.

— Историю пишешь?

— Конечно.

— Ну, так вот, тот, кто пишет историю, в неё не влипает. — И повернувшись к Грицю, атаман горестно вопросил, — Куда ты завёл нас, сусанин-герой?

Меньше всего кормчий любил разные истории, поэтому ответил он, вопреки всяким канонам:

— Туда, где нужна наша помощь. Не знаю, когда, но мы тут нужны.

— Чип и Дейл спешат на помощь, — константировал Спесь Федорович, но, тут же взвыл посильнее нимитца, — Ива-а-ан!!!

Волхв дернулся и поставил жирную кляксу.

— Скажи мне кудесник, любимец богов… Вот, опять! Куда мои мысли подевались? В голове одна окрошка, и песенка какая-то… «Вла-а-адимирский це-е-ентрал…»

Атаман прохрипел последнюю фразу не своим голосом и ошеломленно огляделся. Лисовин отреагировал первым и, топоча ножищами, скрылся под палубой.

— Туман, Спесь Федорович. Это всё от тумана, много в нём времён намешано, вот и пробивается, на самого чуткого.

Из люка вылез Лисовин, держа в руке знакомый Ивану ковшик. На кончике уса предательски сверкнула капля, но на скорбное лицо кухаря никто не смотрел. Под пристальными взглядами команды ковшик прошествовал к атаману, и перешёл в его руки.

— Пи-и-иво… — прошелестело над палубой.

Спесь Фелорович горестно вздохнул, но лекарство выпил. Посидел на палубе, прислушиваясь к внутренним ощущениям, опять вздохнул, и махнул рукой:

— Бочку наверх! Будем проходить курс лечения вместе!

Впрочем, Лисовин выделял лекарство в гомеопатических дозах, в общем, по усам текло, да в рот не попало. Но усатых в команде было мало, в основном бородатые, поэтому, несмотря на туман и сырость все были довольны. Выскочив из тумана, ладья резко сменила курс. Кипящие на камнях волны, и серые, нависшие над морем, скалы внушали почтение.