— Дансяку занят.

Присев в углу двора на циновки, ватажники стали развязывать котомки, доставая нехитрую походную снедь. Путешествие приучило их не торопиться, и не нервничать из-за ожидания. Грызя сухарь, Иван осматривал двор и замок местного владыки. Двор был читым, и тщательно ухоженным. Ни одной травинки не пробивалось сквозь тщательно уложенные камни, у открытых ворот статуями замерла стража, только дробный перестук деревянной обувки многочисленной прислуги нарушал тишину. Над причудливо изогнутыми крышами, безжизненно повисли яркие флаги, ветерок, который бегал за ними весь день, исчез бесследно, и на людей навалилась духота.

— Дождь что ли, будет? — Недовольно проворчал Спесь Федорович, и закинул в рот крошки с ладони, — Кости ломит.

— Долго ещё нам ждать? Иван, ты не хочешь нам что-нибудь рассказать? — Заворчал Володимир, но волхв его не слышал. Он удивленно смотрел, как низко кланяются воины у ворот, и, главное, кому?! Обычному, хотя и крупному, барсуку! Тут, парень вспомнил, помянул в сердцах Чернобога, и посмотрел обычным взором. В ворота входил старик в серой, простой одежде, с накинутым капюшоном. Из-под капюшона был виден только длинный нос.

Нос старика задергался, будто принюхиваясь, и сменив направление, монах направился в сторону ватаги. Иван быстро вскочил на ноги, и низко поклонился. Вслед за ним поднялись для поклона и остальные — волхв зазря кланяться не будет.

— Вижу, меня уже узнали, — довольно ответил барсук, отвесив ответный поклон, — Пойдёмте вместе к князю здешних мест. Уныние не подобает воину.

— Кто это? — прошептал Михайло, на ухо волхву.

— Даитэнгу, так зовут меня здешние люди, любезный гэсту, — пряча улыбку ответил барсук-оборотень, — И не надо шептаться. Не знать — простительно, не интересоваться — глупо.

— Не серчай, хозяин, — извиняющее пробасил Михайло, — Не гоже во чужом хозяйстве жить по своему, обычая не зная.

Глаза Даитэнгу сверкнули во мраке капюшона, но голос остался тихим и доброжелательным:

— Не хозяин я. Даю я советы людям и нелюдям, и их дело слушать, или нет. А вот о тех, кто в гостях свои порядки устанавливает, мы и поговорим у дансяку.

Отодвинулась ширма, вся разрисованная ветками цветущего дерева, и низко поклонившийся воин провозгласил:

— Даитэнгу, и сопровождающие его люди, к дансяку Апитомо!

Сидящий на циновке немолодой, но крепкий мужчина, в простом чёрном одеянии, резко поднялся, и буквально вцепился глазами в идущего впереди всех, Даитэнгу. Немного поколебавшись, он отвесил поклон как равному, и получилось так, что наставник людей и нелюдей поклонился одновременно с владыкой. Поклон же Хачиро был гораздо ниже, и ватажники повторили его. Разгибая спину, Иван подумал что, поклон спину не ломит, и пусть обычай странный, но они же в гостях.

— Зачем наставник ты привёл ко мне этих… — Князь запнулся, подбирая слово, и барсук закончил за него:

— Гостей, почтенный князь.

— У меня уже были «гости», — губы дансяку исказила горькая усмешка, но тут он спохватился, — Садитесь, уважаемые! Если почтенный Даитэнгу говорит, что вы гости, то я прикажу подать угощение и позвать музыкантов.

— Ты опять спешишь Апитомо, — старательно кряхтя, наставник расположился на циновке, — Эти гости пришли издалека, чтобы помочь нам справиться с бедой. Пусть внешне они похожи на гэндзинов, но нет лжи в их словах, а ошибки в их поступках, не от желания обидеть, а от простительного незнания. Поведай нам об своих бедах.

— Позволь наставник хотя бы подать вина, чтобы речь лилась свободно, потому что мало что могу я поведать.

— Вина? — Даитэнгу провёл ладонью по лицу, — Вина можно, но немного. Стоим мы на развилке дорог, и трезво надо сделать выбор, потому что, пришло время перемен.

Вино принёс старый слуга, и в ответ на разочарованный взгляд атамана, дансяку немного загадочно произнес:

— Всему своё время, и время каждой вещи под небом.

Разговор неторопливо брёл по узенькой тропинке между пропастью умолчания и горой гордыни, и вскоре Спесю Федоровичу это надоело.

— Давайте говорить конкретно! Я понимаю что, у вас своя манера и свои обычаи, но мы люди прямые, и поэтому, когда бить будем?

Даитэнгу поперхнулся вином, и после дружеского Михайлиного похлопывания по спине, превратился в рассерженного барсука. Но тут же обратился обратно, и извинился. Апитомо покачал головой.

— Не можем мы их побить, хоть и горько мне это признавать, но воин во мне уступает полководцу. Не готовы мы к войне, и даже не знаем, что именно, они хотят. Их командир только требует императора, и не хочет понимать невозможность своих претензий.

— У него есть инструкции, от его князя. Там всё сказано. — Подал голос Иван, внимательно прислушивающийся к разговору. Вино в его чашке давно остыло, отхлебнув глоток, волхв отодвинул спиртное. Слишком молод он был для того, чтобы пить — пей, но дело разумей, и понимал это.

— И где он их прячет? — заинтересовался дансяку.

Иван задумался, но потом довольно щёлкнул пальцами:

— На самом большом корабле, в самой большой комнате, в металлической шкатулке. На крышке ещё какая-то птичка нарисована, вроде бы он её орлом считает.

— Отлично! Значит, сегодня ночью спать не придётся, будем читать распоряжения этому яабанжину. А пока, прошу поужинать и отдохнуть. Самурай Хачиро будет вас сопровождать, от моего имени.

Выходя из покоев, Иван оглянулся, князь мрачнел на глазах, а Даитэнгу сочувственно вздыхал. Уже в большой комнате, закрыв колеблющуюся штору, атаман недоверчиво потрогал её пальцем, оглянулся на Геллера, но промолчал. Зато волхв накинулся на Хачиро с вопросами:

— Скажи, если можешь, конечно, кто достанет бумаги? И как переводится слово «яабанжин»? И почему нельзя к императору?

Самурай улыбнулся и шутливо поднял вверх руки:

— Подожди! Не все сразу! Нет для вас никаких тайн, и на все твои вопросы, ну почти на все, не забывай, что я только воин а не мудрец, могу ответить. Во-первых, как это лучше объяснить… — Хачиро задумался, но потом тряхнул головой и продолжил, — Для того чтобы добыть эти бумаги, дансяку обратится к клану ночных воинов. Их не любят, потому что следуют они своим путём, и нет для них правил и законов. Точнее сказать, они вне закона, и нет чести в обращении к ним.

— Погодь хлопче, — вмешался Непейвода, — Если я правильно тебя понял, воевать надо по правилам?

— Конечно! — Удивился вопросу самурай.

Ватажники переглянулись, и атаман озвучил общую мысль:

— По правилам вообще в мире надо жить. А когда к тебе в дом тать ночной лезет — то правило одно, объяснить ему что он не прав. И разъяснить крепко, чтобы не повторять потом.

— И как, получается? — Заинтересовался Хачиро.

Михайло поудобнее устроился на циновке, что-то пробурчал про лавки, и ответил:

— Живём мы у себя мирно, значит, все вокруг пока поняли.

— А вот у нас далеко не все, — вздохнул самурай, — Во-вторых, слово, что сказал дансяку, ругательное, можно перевести его как «варвар», хотя правильнее было бы, «наглый чужеземец, не чтящий обычаев». И, в-третьих, сама мысль, чтобы вторгнуться к императору — кощунство! Император по прямой линии происходит от богини, создавшей нас и нашу землю, он сам выбирает, кому оказать милость. Ещё что-нибудь хотите знать?

— Стоп! — Поднял руку Спесь Федорович, — Уймись Иван, у друга нашего есть дела в городе, и не стоит его задерживать. За один вечер всего не узнаешь, а тетиву лука долго натянутой держать нельзя. Иди Хачиро, и помни: На войне и в любви законов нет!

Проснулся Иван от лёгкого толчка в бок. Открыв глаза, сразу увидел нависшего над ним Спеся Федоровича. Кивнув в ответ на приложенный к губам палец, волхв сел на циновке, и подтянул к себе лапти. Уже возле дверей, оглянулся, пересчитал спящих, и улыбнулся, Хачиро не было. В покоях князя по-прежнему были только Даитэнгу и сам дансяку. Складывалось впечатление что, они до сих пор не отдыхали. Оборотень был бодр, но человека выдала слегка дрожащая рука, которой он протянул Ивану пачку бумаги.