Семья бортника ждала сватов, досадуя про себя. Весенняя свадьба — голодная. Старый урожай почти подъели, а новый еще не засеяли. То ли дело осень! Но кузнецова сына, похоже, приспичило. И только будущая невеста ходила счастливая. Ей-то замуж хотелось, чем быстрее, тем лучше.

…Нынешний день — первый за все предыдущие седмицы — выдался солнечным, радостным. Впервые чувствовалось приближение настоящего тепла. Лесана убиралась в коровнике, когда услышала оживленные крики с улицы. Неужели? Вот так, без предупреждения? Страх, замешанный на волнении и предвкушении, стиснул трепещущее сердце. Наконец-то!

Счастливица метнулась прочь из стойла, сжимая на бегу деревянный оберег — главное доказательство любви Мируты. Но… оказалось, то не сваты. Когда девушка высунулась за ворота, по улице неспешно ехал незнакомый всадник в черной одежде. Серый в яблоках конь степенно шагал по раскисшей дороге, а рядом, торопливо кланяясь, семенил староста. Диво! С чего бы чужаку такая честь?

Но тут порыв свежего весеннего ветра сорвал с головы путника капюшон, открыв темноволосую короткостриженую голову, так стригутся только… Креффы! Да неужто? Колдун из Цитадели! Приехал искать учеников! Девушка зачарованно смотрела в спину удаляющемуся гостю.

Уже к полудню новость о приезде мага разнеслась по всему околотку. Над селением нависла гнетущая тишина. С одной стороны — велика будет честь для деревни, если крефф найдет здесь осененного Даром и заберет на обучение. Выходцы Цитадели становились либо колдунами (счастье и достаток на всю оставшуюся жизнь!), либо целителями (и эти не бедствовали), либо боевыми магами (эти жили, хотя и недолго, но сытно). С другой — расставаться с ребенком ни одной матери не захочется.

Зато уж если чадо обучение пройдет, получит бляху мага, то поселение, давшее талантливого ученика, сможет покупать услуги колдунов в полцены! Счастье! Но в деревню Лесаны креффы приезжали последний раз пять лет назад, и уехали ни с чем.

На утро следующего дня всем жителям деревни было велено являться к дому старосты и приводить с собой детей. Семья бортника тоже собралась. На диковинного гостя было посмотреть интересно, но живущая ожиданием невеста о нем думала меньше всего. Снег почти сошел! Скоро постучатся в ворота сваты кузнецов. Сердце сладко замирало, и на все остальное было… плевать!

До сумерек оставалось всего ничего, когда настала очередь Лесаниной родни показать детей страннику заезжему.

Крефф сидел у печи, прижавшись спиной к теплому камню. Девушка даже удивилась — вроде молодой, а лицо… не то что уставшее, но какое-то… Она не могла объяснить. Мужчина, сидящий перед ней, оказался высок и крепок. Не такой дюжий, как Мирута, но… куда там кузнецу даже с его пудовыми кулачищами против такого!

Жесткое лицо, заросшее колючей щетиной, было лишено всякого выражения, а в глазах… в глазах пустошь мертвая. Никогда прежде Лесана не видела такого пустого взгляда. Не отражалось в нем ни чувств, ни искорки веселья, ни любопытства, ни усталости, ни раздражительности. Ничего. И были эти глаза, без всякого выражения смотрящие из-под черных прямых бровей, такими же серыми как весеннее небо. И такими же холодными. А правую щеку креффа рассекал безобразный рваный шрам.

Все это Лесана думала, пока тяжелый взгляд мага скользил по лицам ее меньших братьев и сестер, но вот он остановился на самой девушке, и вдруг в тишине дома прозвучало негромкое:

— Подойди.

Дочка бортника застыла от ужаса, решив, будто крефф умеет читать мысли и сейчас пристыдит ее при всех, что осмелилась задумываться о выражении его глаз и уродстве лица.

— Сколько тебе лет?

Несчастная молчала, не в силах выдавить ни звука.

— Ты немая?

Девушка отчаянно замотала головой, понимая, что не может сказать ни слова.

— Господин, она сробела, — вступился отец, но его замечание не было удостоено ответа.

— Итак, еще раз. Сколько тебе лет?

Сглотнув застрявший в горле ком, бедняжка, наконец, ответила:

— Семнадцать.

— Я просил подойти.

Ой! Она шагнула вперед. Почему-то показалось, что идти приходится через сильный ветер, будто невидимая упругая стена мешала сделать шаг, Лесана собрала в кулак всю волю, перебарывая диковинное сопротивление воздуха.

В серых глазах промелькнуло неожиданное удовлетворение.

— Ты когда-нибудь дралась? — последовал совершенно неожиданный вопрос.

Она снова кивнула, не чувствуя в себе сил на ответ.

Взор равнодушных очей обратился на отца внезапно онемевшей.

Бортник моргнул, не понимая, к чему такие расспросы, и покаянно ответил:

— Господин, она спокойная девка, но пару раз сцеплялась со здоровыми парнями.

Та, о которой шла речь, потупилась. Ей ли — невысокой, мягкой, словно шанежка, с нежным румянцем на лице и белой чистой кожей — славиться, как задире? Таким более пристало у окна с вышиванием сидеть и визжать до звона в ушах при виде мыши. Но ведь и правда, однажды на ярмарке в соседней деревне она до крови сцепилась с незнакомым мужиком, который пытался подрезать у матери кошелек. Кто бы мог подумать, что пятнадцатилетней девчонке достанет сил не только метнуть вора наземь, но и ударить так, чтобы сомлел и в себя пришел только после ведра воды, вылитого на дурную голову.

А второй раз… Второй раз она наказала Мируту, когда он, медведище, полез на посиделках ее потискать. А что? Ростом невелика, но женской статью вышла. Тогда-то и проучила девушка будущего жениха, наотмашь ударив его кулаком по лицу. Как только зубы целы остались. И в тот памятный день впервые дюжий кузнец посмотрел на нее с восхищением.

Тем временем крефф оглядел смущенную и сказал:

— Эта.

Слова камнем упали в тишину горницы. У Лесаны сердце ухнуло в живот, а потом подпрыгнуло к горлу. Как «эта»? Почему? За что? Да никогда у нее не было способностей к колдовству! Нет! У нее свадьба скоро, она сватов ждет!

— Выезжаем завтра на рассвете.

Родители и братья-сестры в немом изумлении уставились на будущую ученицу Цитадели. А та стояла и чувствовала, как раскачивается под ногами дощатый пол.

Из дома старосты она вышла, словно во сне. И очнулась только в родной избе, когда родительница, причитая, начала собирать вещи в лубяной короб. Только здесь несостоявшаяся невеста горько расплакалась, повалившись на лавку. Тут же заголосила и мать, а следом вразнобой отозвались молодшие ребятишки.

— Хватит вам убиваться, как по покойнице! — рявкнул отец, старавшийся скрыть растерянность за суровостью. — Не на смерть отдаем, на учение. Глядишь, через пять лет вернется лучше, чем была. Не реви. На золоте есть и спать будешь, дуреха. Такая честь тебе выпала.

Но дочь не слышала этих, без сомнения, мудрых увещеваний. Уткнувшись лицом в ладони, она продолжала рыдать, но плакала не оттого, что придется ехать далеко от дома, к чужим людям, да на несколько лет. А оттого, что был у нее Мирута, расставание с которым казалось не пыткой даже — смертью. Плакала оттого, что вся ее, казалось бы, уже упорядоченная и размеренная жизнь, вдруг сделала такой неожиданный поворот.

Приехал бы этот крефф на год раньше, так она бы от гордости лопнула, что он ее выбрал! Но нет, принесла нелегкая его сейчас, накануне сватовства. И не ехать нельзя. Слово креффа закон. Откажешь — ни один чародей, ни за какие деньги не придет на помощь поселению, хоть золотой дождь на него обрушь. Поэтому не было у Лесаны возможности ни отказаться, ни возмутиться. Оставалось только плакать и собирать в кузов вещи — единственное, что на чужбине станет напоминать о доме.

А Мирута не пришел. Когда он узнал о том, что любимую забирают в Цитадель, за окнами уже стемнело…

Они выезжали рано утром. Мужчина на сером коне и девушка на пегой кобылке, которую креффу продал за пару серебряных монет староста.

Солнце светило ярко. Весна, похоже, окончательно вступила в свои права, и скоро на смену месяцу таяльнику придет зеленник, с первыми нежными, клейкими листочками. Сквозь слезы будущая волшебница смотрела на толпу провожающих. На улицу высыпала вся деревня! Многие поглядывали на дочку бортника с удивлением, но во взглядах большинства сельчан читалась… зависть.