Один из воронов слетел вниз и опустившись на крышку колодца уставился на новоприбывшую блестящими и переливчатыми, словно голубика, глазами. Лесана судорожно сглотнула и по привычке стиснула ладонью оберег, подаренный женихом. Неужели ворон, которого еще называют вестником Ходящих, почуял в ней скорую жертву?

— А ну пошел отсюда! — крикнула Айлиша и замахнулась на птицу.

Ворон лениво снялся с места, но улетел недалеко, опустился на один из столбов, откуда громко и пронзительно каркнул несколько раз, словно насмехаясь над слабой попыткой его напугать.

— Откуда они здесь? — помертвевшими голосом спросила дочка бортника.

— Не знаю. Может, куда-то летели да остановились покружить в поисках поживы?

— Чего ты так испугалась? — ободряюще потрепал трусиху по плечу Тамир. — Подумаешь, птица.

Но, несмотря на эти слова, юноша и сам был бледен.

— Хватит языками трепать, — прервал разговор подошедший Клесх.

Позади креффа стоял высокий светловолосый и светлоглазый юноша, облаченный в черную рубаху и черные же штаны.

— Фебр, выдашь им одежу, потом отведешь в баню, цирюльню и лекарскую. Затем отведешь в трапезную и проводишь в крыло для новичков, поселишь. Быстро давай. Мы и так последние приехали.

Парень коротко кивнул и поманил новоприбывших следом. Торопливо все четверо двинулись прочь со двора. Нырнули в тень высокой арки, миновали несколько каменных переходов и по длинным коридорам, освещенным лишь яркими полосками света, падающего в узкие окна, поспешили вглубь Цитадели.

Коридор круто спускался вниз. Скоро узкие маленькие оконца заменили чадящие факелы. Айлиша настороженно прислушивалась к эху шагов и шепотом недоумевала на ухо Лесане:

— В баню я еще понимаю, а в цирюльню-то зачем?

— Косы стричь, — не поворачивая головы, сухо просветил их провожатый.

— Как стричь? Мы же девки! — задохнулась от ужаса дочка бортника, а будущая целительница замерла как вкопанная.

— Вы теперь не девки, а выученицы Цитадели. Здесь нет ни девок, ни парней, мы все тут — будущие маги. А волосы в бою только помеха, — остановился старший ученик.

— Это что ж, нам еще и в портах ходить, и мыться с вами? — помертвела Лесана.

— В портах — само собой, а мыться… Ну, ежели только захочешь чтобы спинку потерли, а так — отдельные мыльни, — хохотнул парень и уже строже добавил — Давайте шевелитесь, а то в первый же день накажут. Быстро поймете, как сопли жевать.

И они снова устремились куда-то вниз. Скоро обоняние Айлиши уловило запах воды, а потом все тело ощутило подступающую удушливую влажность. Мыльня была огромной. И не имела никакого сходства с привычной девушкам баней — большая каменная зала, в которой стояли два огромных котла — с холодной и горячей (нагретой от печи) водой. Здесь же громоздились деревянные лохани, лежали на осклизлых полках черпаки и над всем этим плыл теплый, липкий пар.

Фебр впихнул оробевших спутников в это царство воды и эха, и тут же вручил каждому по мешку.

— Там мыльный корень, мочало, холстина, одежа. Помоетесь, переоденетесь и на выход.

— А как же наши вещи? — робко спросил Тамир, припоминая, что на дне его сумы еще оставались мятные пряники.

— Ваших вещей теперь нет, — отрезал сопровождающий и указал ему пальцем на левую дверь, — тебе туда. Или с девками плескаться собрался?

Тамир мучительно покраснел, прижал к груди мешок и исчез в указанном направлении. А его спутницы повернули направо.

— У меня в коробе зеркальце было и гребешок, — намыливая руки, сетовала Лесана.

— А у меня травки целебные и мед, — всхлипнула Айлиша, с ужасом понимая, что рвется последняя ниточка, связывающая ее с домом.

— Долго вы еще там? — в клубящийся паром зал сунулась голова Фебра.

Ответом стал дружный девчоночий визг и полетевшие в охальника мочалки.

— Хорош орать, бегом одеваться, — словно не видя распаренных девичьих тел, ровно сказал парень и прикрыл дверь.

Несчастные опрометью бросились исполнять приказание. Кое-как промокнули воду жесткими утирками, еле натянули на влажное тело порты да рубахи из небеленого льна и кинулись прочь из мыльни. Щеки алели, а глаза жгли злые слезы. Лесана так вообще хотела подойти и выбить наглецу зубы. Ребята в ее деревне сроду не подсматривали за девками, когда те купались. Грехом это было, страшным грехом — смотреть на чью-то будущую невесту обнаженной да простоволосой. Ежели кого за таким занятием когда и ловили, так били до полусмерти, чтобы более не пришло в дурью голову подобной срамоты. А тут, словно не помнили заветов прадедов, словно жили по какой-то иной правде!

— Нас же замуж теперь не возьмут, ежели узнают! — тихонько стонала Айлиша, а ее подруга по несчастью боялась даже думать, что этот позор может дойти до матери или, не приведи боги, отца. Хворостина по голой спине — лаской покажется. А то хуже — от рода отринут.

Пока девушки мучительно переживали, невозмутимый Фебр шагал себе по коридорам, ведя подопечных далее. Вот он остановился перед невысокой дверью с железным кольцом, потянул на себя тяжелую створку и втолкнул спутниц внутрь — в небольшую коморку с пышущей печью. После промозглых коридоров Цитадели здесь показалось почти жарко.

Девушки недоумевающе оглядывались, как вдруг откуда-то из угла послышался скрипучий голос:

— Никак креффы свежих дур привезли. Ну, чего глазами лупаете? Идите сюда. Стоят, зенки вылупили…

Согбенная худая старуха приблизилась к несчастным, пристально оглядывая каждую слезящимися выцветшими глазами.

— Чего дрожите? Меня что ль старую испужались? Хороши, ничего не скажешь, при виде бабки полудохлой едва штаны не намочили. Ну? Чего встали? Сюда идите, дурынды, кому говорю.

Айлиша вместо ответа тихонько заскулила, отступая за спину Лесаны.

— Цыц, дурища! Пока я тебе язык вместо волос не отрезала! — рявкнула старуха и, схватив застывшую целительницу за косу, под самый корень обкорнала девичью красу.

Несчастная медленно подняла руки к ставшей неожиданно легкой голове, запустила пальцы в короткие волосы и тяжелые слезы поползли по щекам. Еще несколько взмахов огромных ножней и Айлиша стала похожа на своего креффа…

— Не дамся! — сжала кулаки Лесана и отступила к стене.

Но тут же крепкие руки схватили сзади за плечи и стиснули. Фебр не собирался терпеть чужую придурь. А бабка подскочила к строптивице и отвесила хлесткую пощечину. И всего через миг тяжелая русая коса, которую украдкой так любил целовать и гладить Мирута, упала на грязный пол. Потом посыпались и волосы.

— Не дергайся, не то в плешинах вся будешь, — приговаривала бабка, — чем короче, тем удобнее, в глаза патлы лезть не станут.

Через несколько мгновений хватка рук на плечах ослабла, а согбенная мучительница, шаркая ногами, смела то, что еще недавно казалось немыслимым подстричь хоть на вершок, в огромный совок и кинула волосы в печь.

— Что бы нечисть власти над вами, бестолочами, не имела, — проскрипела старуха, снизойдя до объяснений, — запомните дурищи, оброните длинный волос, так по нему вас любой Ходящий найдет. И сожрет.

Следом в печь полетели кузовки из дома.

— А это чтобы дом ваш они не сыскали по запаху. Негоже магам указывать Ходящим В Ночи путь к родному порогу. Вы потом мне не раз спасибо за науку скажете, скажете да не забудете гостинчик Нурлисе принести. А теперь вон отсюда, курицы глупые! Ну? Чего рты раззявили? Идите. Надоели, сил нет, — и старуха вытолкала полуживых от страха и унижения девушек за дверь.

— Мне нравится, ты на одуванчик похожа, — ласково утирая текущие по бледным щекам слезы, прошептал захлебывающейся от рыданий Айлише Тамир. Он ожидал девушек в коридоре и тоже не был похож на себя прежнего. Ему также отмахнули волосы, причем куда короче, чем спутницам, но он по этому поводу не особенно убивался.

— А я на кого похожа? На сову лупастую? — всхлипнула Лесана.

— Ну, на какую сову, скорей на совенка, — улыбнулся юноша.

— Вы сейчас на мертвяков похожими станете, если не поторопитесь! — отвесив утешителю подзатыльник, прикрикнул ненавистный Фебр.