А Малцаг, хоть и слыл молодым, думал, что в жизни он многое повидал и почти все знает. Оказалось, далеко не так. Особенно не искушен он был в женских делах. От его лучезарных взоров возгорелись у некоторых девушек глубокие амурные грезы, да до такой степени, что две из-за него передрались. Проигравшая все рассказала охране.

Связанного Малцага доставили к купцу Бочеку, раздели, проверили, ахнули:

— Как же так поступил евнух Кульбачтай? — все дивился Бочек. — Ведь не за такой товар я ему деньги платил.

— Товар не порчен, — попытался дерзнуть Малцаг.

— Хе-хе, ты прав, — ухмыльнулся купец, — и за это заплатит мне Кульбачтай золота столько, сколько его башка весит. Хе-хе, а иначе его башку хромой Тимур снесет. Хе-хе, — купец внимательно осматривает, — ты прав, товар не порчен, силен, — он щупает его тело, — но ты мой раб и надобно немного проучить.

Наказали Малцага действительно не много, даже не до полусмерти: побили прутьями по оголенным пяткам, да так, что он и встать на ноги не мог, да это ему теперь и не надо. Вслед за этим его отмыли, облагородили благовониями и понесли на руках в особый шатер, где уже возлежал на шелковых розовых и голубых подушках массивный купец Бочек, на котором лишь полупрозрачная изысканная ткань, под которой не скрыть обрюзгший живот, что почти отдельно свисает от тела.

— Иди ко мне, ко мне, — голос у Бочека приторно-ласковый, томный, а в глазах туман такой же, как и в воздухе, пропитанном запахом нежных цветов и опиума. — Иди ко мне. Ты такой сильный, красивый, молодой. О-у, какое у тебя тело! Иди сюда и ты получишь все, что захочешь.

— Я хочу свободы! — чуть ли не вскричал Малцаг.

— Гм, — ухмыльнулся Бочек. — А что такое свобода? — и пока Малцаг соображал: — нужно приласкать верблюдицу, прежде чем доить ее.

— Я не способен на это, — резок голос Малцага.

— О, как грубо. А способности, я вижу, еще какие есть. Иди ко мне, и я приведу тебя в райский сад, блаженный оазис, где ты будешь вечно есть сладостный шербет из золотых сосудов.

— Скверен водопой, к которому ведут.

— О! Мой дорогой, ты знаешь выдержки из Корана? Малцаг Коран не изучал, но эти слова слышал.

При упоминании Священного писания, Бочек, словно в знак уважения, попытался как-то изменить свою вальяжную позу, даже сел и продолжал со знающим видом:

— А знаешь ли ты, что сказано там же? «И твой Господь не обидчик для рабов».

— Ты хочешь сравнить себя с Богом?

— Хм, — скривилось в гримасе оплывшее лицо Бочека. — Вы, кавказцы, все строптивые. Хе-хе, о рабстве и понятия не имеете, мол, все благородного происхождения. Но тебе, я думаю, рабство на пользу пойдет, — он лишь сделал жест рукой.

Вот когда Малцаг подвергся жесточайшим пыткам, после чего на плече и правой груди ему выжгли клеймо «пожизненный раб» на арабском и греческом языках. И на этом не угомонились: раскаленный прут вонзили в пятки так, что от долгого истошного крика воздух просто звенел.

Малцаг теперь уже ни на что не способен, и его можно было просто умертвить. Да потому и богат купец Бочек, что каждой мелочью дорожил. Как никчемный груз бросили раба на захудалую арбу, на которой перевозили всякую хозяйственную утварь, довезли с караваном до Черного моря, а там работорговля испокон веков процветет.

Рабство — это безбожие, безнравственность, дикость. Однако этот бизнес во все времена есть. А в средневековье это дело особенно доходно. И на первый взгляд кажется, что работорговля — это что-то хаотичное, спонтанное, полулегальное, ведь любая вера выступает против этого, и служителей веры — хоть отбавляй. Да на самом деле все узаконено, все по порядку, под строгим контролем, и облагается пошлиной и налогом, есть санитарный досмотр.

В Северо-Причерноморском регионе всего несколько мест, где можно продавать рабов и откуда их вывозят. Это в основном итальянские генуэзские и венецианские колонии-порты, такие как Кафа в Крыму, Азак в устье Дона, а также Анапа и Геленджик, где больше хозяйничают местные черкесы.

Как и в любом сегменте рынка, здесь есть свои пики и падения, и как в любой торговле, все зависит от спроса. Так, настоящий работорговый бум в черноморских портах начался с 1230 года и продолжался вплоть до середины XV века. Это было связано с высокой потребностью в рабочей силе, вызванной эпидемиями «черной смерти» — чумы в Европе, а также огромным спросом на молодежь для пополнения армий и гаремов мамлюкских султанов Египта и Сирии.

Акт купли-продажи раба — это не просто эквивалентный обмен денег на живой товар. Каждая сделка должна быть обязательно нотариально заверена. И многочисленные записи в форме справки дошли до наших дней. В этой справке помимо даты и суммы указываются все данные на товар: имя, происхождение, место прежнего жительства, возраст, статус, вероисповедание, национальность, состояние здоровья и, наконец, обстоятельства, приведшие к такой судьбе.

Последнее наиболее ценно для покупателя, потому что, как в христианстве, так и в мусульманстве насильственная эксплуатация человека человеком запрещена. Но раз так сложились обстоятельства, то покупатель, в каком-то смысле даже благодетель и ни в чем не виноват, ибо он наделяет обделенного судьбой пропитанием, жильем и даже надеждой. А работать все должны.

Ну, а виноват перед Богом не покупатель и даже не продавец рабов, а завоеватель (в нашем случае Тамерлан), который лишил человека очага, крова и родины. Есть такие, которых продают родители. Есть украденные и насильственно продаваемые люди. А есть и добровольно идущие в рабство, те, кто ищет лучшей, сытой доли, например, где-то в гареме или в гвардии. (В той или иной мере эти формы эксплуатации есть и поныне.)

Когда существовала Золотая Орда, то пленники и дети, продаваемые своими родителями, записывались зачастую как «татары», хотя все они были различного происхождения (русские, черкесы, аланы, дагестанцы, монголы, башкиры, куманы и прочие).

При покупке рабов национальности придавалось особое значение. Перо оставило след — наставление сыну одного иранского купца: «Славяне, русские и аланы сходны по нраву с тюрками, но более терпеливы. Аланы мужественнее тюрков ночью и более дружелюбно расположены к своим хозяевам. Хотя мастерством они ближе к византийцам и имеют художественные наклонности, у них все же есть разного рода недостатки. К примеру, они склонны к воровству, неповиновению, разглашению секретов, им присущи нетерпеливость, глупость, леность, враждебность по отношению к хозяевам и стремление к побегам. Достоинствами для хозяев являются мягкость нрава, покладистость и быстрота соображения. К тому же они действуют осмотрительно, говорят прямо, храбры, хорошие проводники и обладают хорошей памятью».

Что касаемо цены, то она на Черноморском побережье в три-четыре раза ниже, чем в местах назначения — средиземноморских портах. Дороже всех, а это сотни, порой и тысячи дукатов, стоят юные красавицы — черкешенки, аланки и грузинки. (Для сравнения, так же оценивается и хороший конь.) Очень дорого, до 50–70 дукатов, стоит кавказская молодежь, как будущие воины и охранники. Дорого стоят и дети, особенно девочки, продаваемые собственными родителями. Очень мало, как ущербные и не сумевшие защитить себя, стоят разного рода пленные, особенно люди в возрасте, раненые и больные: эти годятся лишь для грубой или сельскохозяйственной работы. Их так и называют: «сезонный» раб. К примеру, таких во множестве закупают египетские землевладельцы и под африканским солнцем нещадно используют на выращивании и сборе хлопка, на тяжелых строительных работах. За один сезон в невыносимых условиях (плохое питание, болезни, тоска и пр.) эти люди выматываются, буквально иссыхают от палящего зноя. И они вряд ли доживут до следующего сезона, и нет смысла их кормить. И тут возможен торг: полуживых рабов продают любителям экзотической охоты, они служат приманкой для крокодилов Нила. А тех рабов, которые и на приманку не сгодились, просто так в Ниле топят (на то он и раб!).