Великие пиры — веха в жизни Тимура. Казалось, что на этом кавказская эпопея закончится, и, как мечтали многие воины, после нескольких лет в походе они наконец-то вернутся домой. И сам Повелитель уже об этом подумывал. Да его новый сын Мухаммед-Тума прямо во время пира, под хмельком, решил еще раз выслужиться: доложил, что не все нахские племена истреблены.

— Дело в том, — преданно шептал он на ухо Властелину, — что хитрые горцы увели стариков, женщин и детей в непроходимые Черные горы, что восточнее Аргунского ущелья, туда, где нет дорог и никаких караванных и военных путей.

— А ты знаешь туда дорогу? — сразу отрезвел Тимур.

— Конечно! — на все готов Мухаммед-Тума.

— Там женщины и дети? — переспросил Повелитель и, еще раз услышав утвердительный ответ, браво закричал:

— Ох, харемин ичинэ гирмэ!^[86] Ты, мой любимый сын, — хан Алании и всего Кавказа! Да чего там мелочиться, назначаю ханом всей Золотой Орды! — махал руками Тимур.

— Да-да, ичгери,^[87] — поддержал Тума.

С военной точки зрения эта операция не вызывала особых трудностей. В горных лесах прорубили просеки и поэтапно дошли до бассейнов рек Басс, Хули, Гумс. Здесь сопротивление было минимальным. Мужского населения практически не было, оно погибло в предыдущих боях. Эти места были густо заселены, много было беженцев с равнины. Как и ранее, армия Тимура разграбила и разрушила все горные поселения. Молодых захватили в плен, остальных уничтожили.

А когда Тимур двинулся еще дальше на запад и дошел до рек Аксай и Ямансу, Мухаммед-Тума взмолился:

— О Повелитель, это мои владения.

— А разве до сих пор были не твои владения? — вроде искренне удивлен Тимур. — Ну, ничего, не огорчайся. Я тоже так начинал. Ибо надо вначале своих побить, чтобы чужие боялись. Так где твой дом, где твое гостеприимство?

— Мой замок в предгорье, на равнине.

— Молодец, жить надо на просторе. А эти горцы под стать своим горам: высокомерны и упрямы. Мы их побьем, чтобы тебе потом править легче было. Хе-хе, сынок, поверь моему опыту.

Опустошив горы, Тимур спустился на равнину. Подойдя к городу Мухаммеда-Тумы, он по-доброму сказал:

— Мой любимый сын, созови всех мужчин вон на том майдане.

— Зачем? — не на шутку встревожился Мухаммед-Тума.

— Как «зачем»? — смеется Тимур. — Я должен тебя, нового хана, представить.

— Когда все мужское население собралось на огромной поляне, неожиданно появилась тюркская конница, взяла всех в плотное кольцо.

— Пощади нас, не проливай преданную тебе кровь, — пал на колени Мухаммед-Тума.

— Даю слово, преданную мне кровь не пролью, — все еще мягок тон Повелителя, — если все свое богатство сюда выложите. Да еще сто девушек и двести мальчиков.

Мухаммед-Тума, может быть, и готов был требование Тимура исполнить, но его земляки — нет. Тогда их всех истребили, одного Туму оставили.

— Что ж ты плачешь, мой сын? — по-прежнему ласков голос Повелителя. — Разве может мужчина плакать? Ты лучше мне золотого ягненка верни и живи спокойно, хан Мухаммед.

В тот же день доставили Тимуру древнее искусство.

— О-о! Хорош, хорош! — любовался богатством Повелитель. — И все бы ничего, — искоса посмотрел он на Мухаммеда-Туму, — вот только какой же ты хан, и кем ты будешь править, если своих подданных сам истребил. И никакой ты не Мухаммед, ты действительно ублюдок — Тума.

— Я ведь предан тебе, Повелитель, — в ногах валялся Тума.

— Хм, ты отца предал, свой народ предал. А то, что пока еще мне предан — верю, и слово свое сдержу, не прольется твоя свинячья кровь. Повесить!

С чувством исполненного долга пребывал в этот день Тимур. Он сполна отомстил за сына, и хотелось отдохнуть, в шахматы сразиться. Вызвал Моллу Несарта.

Увидев, как пришедший Молла пристально поглядел на золотого ягненка, Тимур восторженно воскликнул:

— О-о! Бог вернул мне это сокровище!

— А разве ты не дал Туме, и Тума не взял у тебя этого козленка, как священный закат?

— Ну, — встрепенулся Повелитель, — и что ты этим хочешь сказать?

— А то, что Бог не принял твой закат, — ткнул он Повелителя пальцем. — Значит, окончательно от тебя отвернулся.

— Что ты несешь, гнусный раб!

— Да, я раб Божий, но не твой раб, проклятый Тамерлан…

Наказание было жестоким, но не смертельным. Великий эмир всегда руководствовался не эмоциями, а расчетом: такой грамотный человек, как Молла Несарт, нужен ему и его империи.

На этом поход против Золотой Орды можно было считать законченным. Однако хитрый Едигей, севший в Сарай-Берке вместо свергнутого хана Тохтамыша, по мнению Повелителя и его окружения, выплачивал мало дани — всего половину, как договаривались. Надо было забрать все.

В конце зимы 1396 года произошел штурм Астрахани, затем был разграблен и разрушен Сарай-Берке. Многих жителей потопили в ледяной Волге, а Едигей^[88] и его родня спаслись бегством.

Больше грабить нечего, и Тамерлан твердо решил возвращаться на родину тем же путем, через Дербент. Передовой отряд, возглавляемый Мираншахом, встретил яростное сопротивление дагестанцев возле селения Тарки. Потеснив горцев, Мираншах стал их преследовать. В районе реки Шураозень он попал в засаду. Его отряд был разбит дагестанцами, а сам Мираншах спасся бегством. Тогда сам Тамерлан возглавил поход. Как обычно, разгромил много поселений, взял многих в плен. И есть предание, что жителей одного из захваченных сел, которые не желали ему подчиняться, уложили на чистом поле и прогнали по ним всю конницу.

А еще есть сведения, что один одноглазый кумыкский предводитель, будучи осажденным полчищами Тимура под Тарки, попросил свидания лично с Повелителем, предстал верхом на быке и заявил: «Я, слепой, приехал спросить тебя, хромого, для чего ведешь с нами войну, и что у нас есть такого, что бы ты мог взять?» Повествуют, якобы Тимуру понравилась простота кумыка, и он простил его племя, даже одарил подарками.

Историки по-разному оценивают поход Тамерлана на Золотую Орду. Да сам Великий эмир оценил так: вернувшись в столь любимый Самарканд, он отменил все налоги в своем государстве на целых три года — столько было вывезено богатств! А люди?!

Часть III

Рабство в той или иной форме — последствие любой войны во все времена. Тамерлан почти полностью перенял организационную структуру армии Чингисхана и изначально ввел должность «визирь людей», что и поныне звучит гуманно. Визирь-людей по рангу ниже, чем визирь воды, главный евнух или сахиб-дивана (министр финансов). Однако он выше многих военачальников, ибо под его началом огромные людские и финансовые ресурсы. Визирь людей — человек сугубо гражданский, правда, люди и их судьбы его не интересуют. Он оперирует лишь цифрами и должен максимально обогатить казну и, если надо, выполнить тот или иной государственный строительный заказ, будь то большая дорога, канал, мост, архитектурное сооружение и даже целый город, такой как Самарканд.

У Чингисхана и его потомков визири людей в основном были уйгуры^[89] и китайцы. С этими народами, впрочем как и с монголами, Тамерлан с самого юношества воевал и в услужении был. Наверное, поэтому он к ним ревностно и враждебно относился, не доверял. А после походов на запад встретил много деловых людей среди персов, евреев и армян, которые умели распоряжаться деньгами. Именно их он на эту должность назначал.

В разные периоды службы в зависимости от поручений Тамерлана под началом визиря людей — от двух до нескольких десятков тысяч человек. Обычно визирь людей находится в столице. Однако к концу любой военной кампании он вызывается в стан Повелителя, ибо только он может ведать, как рациональнее распределить всех пленных, учитывая потребности казны и все масштабное градостроительство.

Изначально всех пленных делят на следующие категории: духовенство (любого вероисповедания), зажиточное сословие, мужчины, женщины, дети.