— Повелитель, — докладывал их командир, — узкий проход, одна стрела и наш воин убит.

— Так сколько у Малцага в качане стрел? — злобно рычал Тимур. — Если даже тысяча, посылайте десять тысяч воинов.

Здесь количество не помогло. За день атаки образовалась целая груда трупов, которая ночью примерзла и окончательно закрыла проход.

Тогда Тимур вызвал инженеров. Осмотрели местность и решили строить осадные сооружения. С трех сторон соорудили невероятно длинные лестницы, по которым, как бесчисленные муравьи, поползли вверх тюркиты.

— Взять Малцага живым! Только живым брать! — отдавал приказ Тимур. — Сто тысяч тому, кто живым рыжего доставит.

Немногочисленные защитники башни сражались до последнего. И стрелы их кончились, и копья обломались, и мечи притупились, врукопашную пошли. Ворвались захватчики в башню, а там много этажей и за каждый — бой. И вдруг, на самом верху показался окровавленный Малцаг. Десятки рук тянутся к нему, отбивается он коротким кинжалом, но он его не спасет — выбит из раненых рук. И тогда он в отчаянном прыжке рванулся в сторону родного флага, сорвал его с древка, обвязался им, как спасением и с криком бросился, словно вольная птица, с головокружительной высоты. Да ему не повезло: глубокий снег и десятки вражеских рук не дали ему погибнуть. На закате короткого зимнего дня пред Тимуром выставили пленных из башни.

— Кто такая? — указал он на юную горянку. — Седа? Жена Малцага? Хороша! В мой гарем… Этих — в пропасть… А с этим, — он пнул связанного Малцага, — утром разберусь… хе-хе, может, его жена-красавица что подскажет..

На следующее утро у Тимура приподнятое настроение. Казнь врага — особое торжество. Приглашены все уважаемые люди Повелителя, в том числе и Молла Несарт.

— Ну, что? — склонился Великий эмир над Малцагом, грубо вздернул его подбородок, заглядывая в светлые глаза. — Так чья башка будет на снежном постаменте вечно стоять?

— Твоя, — сквозь окровавленный рот выдохнул пленный.

— Тьфу, — плюнул ему в лицо Тимур. — Казнить! — рявкнул он и, уступая место палачу, сделал шаг в сторону, пристально вглядываясь в измученное молодое лицо, и вдруг жестом остановил занесенный меч. — Постой-ка, — он вновь склонился к Малцагу, — эта морда, эти дерзкие глаза так жаждут смерти. Не-е-т уж, — Повелитель стал смотреть по сторонам, остановился на Молле Несарте. — Эй ты, плешивый мудрец, как ты сказал? «Прояви снисходительность, вели творить добро и отвернись от невежд». Хе-хе, вот так я и сделаю. Проявлю снисходительность, сотворю добро, — он вновь вывернул подбородок пленного и, глядя сурово в лицо: — Ты так легко не отделаешься. Будешь долго мучиться. Я знаю, как надо «отворачиваться от невежд». Ты будешь рабом!

— М-м, — как от острой боли замычал молодой горец, и когда Тимур его челюсть отпустил, выпалил: — Нет!

— Ха-ха-ха, угадал. Будешь, будешь, — с этими словами Тимур вытащил из-под халата маленький подкинжальный нож и умелым, ловким движением, под тоскливый тонкий визг поверженного отрезал одно, потом второе ухо Малцага, кинул их к ногам Моллы Несарта и с явным удовольствием, вытирая руки платком, приказал евнуху кастрировать, яйцами накормить псов; его — в рабство, в пожизненное рабство, с клеймом!.. — А мы все — гулять! Накрывай дастархан! Молодое вино сюда! Женщин сюда! Музыкантов сюда!.. Так будет со всеми неверными на нашем верном пути!

* * *

Кастрация, как и рабство и все подобное в исламе, впрочем, как и во всех остальных мировых религиях, запрещены. Однако если Повелитель так повелел — этому быть. К тому же все это завершается праздником. А когда праздник, гуляют все, за исключением двух-трех телохранителей Тимура, что неотступно следуют за ним, многочисленной внешней охраны стана, а также поваров и евнухов, для которых работы во время пиршества только прибавляется.

Молла Несарт об этом порядке уже знает, посему посреди ночи, особо не таясь, засеменил в апартаменты главного евнуха. Евнух — это не работа и не призвание, это, скорее, судьба, судьба всеми презираемого человека. Евнухи существовали практически везде и всегда с самой глубокой древности. На заре ислама, когда пытались каноны религии ревностно соблюдать, будущих евнухов готовили в основном в Судане, а потом повзрослевших мальчиков-кастратов для обучения доставляли в арабские страны и далее, на север.

В средние века, с широким распространением мусульманства, евнухи стали настоящим сословием. Это превратилось в определенный образ жизни со своей школой, традициями, культурой. Теперь, зачастую не насильно, а добровольно, некоторые мужчины избирали этот жизненный путь. Нельзя сказать, что он был легким и сладким, во многих случаях он заканчивался плачевно и трагически. Однако история знает и о ярких исключениях, когда евнухи уходили на заслуженный покой, приобретая солидные состояния, высокие должности, даже удачно женились, и есть факты, когда становились эмирами, султанами, королями.

Евнух — блюститель ложа, слово греческое и не продукт Востока, как представляется, а производное больших богатств.

Евнухи не в каждой среде появляются и не из каждой среды воспитываются. Они — потребность своего времени, и если, скажем, из общества монголов евнухи не выходили, то тюркиты, особенно западные, к этому склонность уже имели. Однако, как в выгодном деле, в качестве евнухов во времена Тимура более других преуспели персы. Именно они, в основном, завладели этой нишей, и их было немало, если в одной регулярной армии тюркитов их было более тысячи или каждый сотый.

Евнухов все презирают, так же и они относятся ко всем. Они как старики, которые уже не могут, и стыдно смотреть. Посему все, что связано со страстью и похотью, — стыд и срам. Так же и у евнухов: у них нет главного человеческого качества — они не являются продолжателями человеческого рода, поэтому живут лишь ради себя. Атрофия наиважнейшего чувства ведет к обострению других. Они зачастую властолюбивы, алчны, ревнивы, чревоугодники, да и своеобразная страсть у них тоже есть — извращенцы.

Это пухлые, холеные, надменные люди с тонким сладким голоском и особыми манерами. У них лишь один способ заработка себе на жизнь, и их жизнь целиком зависит от хозяина. И если в восточном обществе мужчин категорически запрещено говорить о женах, то гордиться возможностями своего евнуха — норма. Ими торгуют, обмениваются, дарят, как ценный подарок, также и увольняют, и изгоняют, и убивают. В общем, это те же изгои рабовладельческого строя. И каково же должно быть искусство и достижение, сколько надо было в жизни услужить, чтобы стать, наконец-то, главным евнухом самого Тимура. Это мечта, это предел, это баснословное жалование и доля от каждой победы. И все это богатство главный евнух Тимура — некто Кульбагтай — уже не один год отправлял в свой родной город, надеясь, вот-вот, как в меру разбогатеет, вернуться восвояси и доживать свой век припеваючи. И тут, надо же такому случиться, в один момент из-за излишней заботливости, чуть было голову не потерял.

Хотя евнухов и не считают мужчинами, это особая каста людей со своими понятиями и интересами. И, конечно же, против такого владыки, как Тимур, они открыто не пойдут, да сквитаться попытаются, тем более что понятно, раз хозяин над головою уже меч занес, значит, он рано или поздно опустится. Поэтому евнух Кульбагтай уже всерьез подумывает, как бы с этой службы, пока живой да здоровый, уйти. Об этих мыслях главного евнуха примерно догадывается и Молла Несарт, и поэтому он так смело навестил его и — не как положено на Востоке — витиеватый начал разговор, на это нет времени, а сходу выпалил:

— Не кастрируй парнишку — пощади, — и, зная, что ранее оказанная услуга мало чего стоит, услащая разговор, положил в руку евнуха увесистый мешочек.

— Хе, — с удовольствием ощутил евнух тяжесть платы, вернул обратно.

У Несарта перекосилось лицо.

— Не волнуйся, отец, — усмехнулся евнух, — неужели две головы, которые ты спас, не стоят двух крупных гениталий?.. Иди, уж это я смогу. К тому же с удовольствием, — и когда Молла уже исчез в темноте: — Э-эх! И наш народ он истребил. А за своего сынка как зверствует.