В таких условиях, по свидетельству Г.И. Янаева, снова возник вопрос о необходимости введения чрезвычайного положения[3045]. Об этом же пишет и Ю.А. Прокофьев.

«В марте 1991 года, — говорится в его воспоминаниях, — мы вместе с Олегом Шениным были у Ивашко по нашим внутрипартийным делам. Раздался звонок Горбачёва. Он спросил у Ивашко, что тот делает. Узнав, кто у него находится, Горбачёв сказал: «Бери Олега и Прокофьева и приезжайте ко мне в Кремль». В Кремле мы прошли к Горбачёву в так называемую Ореховую комнату, которая располагалась между залом заседаний Политбюро и кабинетом Горбачёва. Там уже сидели за круглым столом Лукьянов, Язов, Пуго, Догужиев (вместо Павлова — он тогда болел). Из секретарей я заметил Семёнова, Строева. Присутствовали Янаев и Болдин…»[3046].

По свидетельству А.И. Лукьянова, это было 28 марта — в день открытия Третьего внеочередного съезда народных депутатов РСФСР[3047].

«На этом совещании, — пишет Ю. А. Прокофьев, — Горбачёв создал комиссию под руководством Геннадия Ивановича Янаева. В комиссию входили все будущие члены ГКЧП, за исключением двух человек — Тизякова и Стародубцева. Это были Янаев, Язов, Крючков, Пуго, Павлов, Шенин и Болдин. Был включён туда и я»[3048].

«Мы по поручению Горбачёва после совещания перешли в кабинет Янаева и там договорились, что сотрудники Крючкова, Пуго и Болдина проработают формы введения чрезвычайного положения в стране, а затем мы встретимся и обсудим, как всё должно происходить»[3049].

«Собиралась эта комиссия, — говорится в воспоминаниях Ю.А. Прокофьева, — с моим присутствием ещё дважды — у Янаева и Язова. В принципе положения о том, как вводить чрезвычайное положение в стране с учётом существующей Конституции, с учётом международной практики законов, были проработаны. Группа генералов, офицеров Крючкова из идеологических подразделений, даже готовила воззвание к народу, которое в августе было озвучено»[3050].

«В 1991 г., - вспоминал B.C. Павлов, — после шахтёрских забастовок… чрезвычайные меры стали острейшей необходимостью. Их разработка велась тремя группами специалистов под общим контролем и руководством Горбачёва. Одну из этих групп возглавлял А. Тизяков, будущий член ГКЧП, другую — А. Милюков, тогда и сейчас верный советник вождей, президентов, спикеров, третью — В. Величко, первый заместитель премьер — министра»[3051].

Этот факт подтверждает А.И. Лукьянов: «В апреле 1991 года, — пишет он, — в Совете Безопасности СССР уже прорабатывались различные аспекты возможного введения чрезвычайного положения… Шла и подготовка соответствующих документов… без президента делаться это не могло. Ведь он председательствовал в Совете безопасности»[3052].

Как отмечает Г.И. Янаев, если ближайшее окружение президента настаивало на немедленном введении чрезвычайного положения, то М.С. Горбачёв продолжал колебаться[3053].

Вскоре после этого, 16 апреля, он отправился в Южную Корею и Японию, где пробыл до 19 апреля[3054].

А пока Михаил Сергеевич путешествовал, созданная им группа продолжала работать над документами о введении в стране чрезвычайного положения. Причём поскольку сам М.С. Горбачёв не решался на такой шаг, возникла идея временно передать его полномочия Г.И. Янаеву[3055].

20 апреля члены рабочей группы собрались в Министерстве обороны. «Когда происходило совещание у Язова, — пишет Ю.А. Прокофьев, — возник острый вопрос: Горбачёв может вести дело по принципу «вперёд — назад», потом остановится, как быть в таком случае? Кто — то сказал, что тогда придётся Янаеву брать руководство страной в свои руки»[3056].

Поскольку М.С. Горбачёв не решался на такой шаг, — отмечает в своих мемуарах Е.М. Примаков, была предложена идея временно передать его полномочия Г.И. Янаеву, но Г.И. Янаев от этого уклонился[3057]. О том, что Г.И. Янаев отклонил это предложение, пишет и Ю.А. Прокофьев[3058].

По свидетельству Ю.А. Прокофьева, «Пуго с Язовым заявили, что вводить чрезвычайное положение они согласны только при условии конституционного решения вопроса, то есть при согласии президента и по решению Верховного Совета СССР. В ином случае они участвовать во введении чрезвычайного положения не будут. Поведение Язова, Янаева и Пуго вызвало у меня некоторое удивление»[3059].

И далее: «О том, что заседания происходили, Горбачёв знал. Например, когда мы были у Язова, он возвращался из Японии и с борта самолёта позвонил Крючкову. Тот в разговоре с Горбачёвым сказал, что, выполняя его поручение, мы сейчас сидим и совещаемся. Так что Горбачёв был инициатором разработки документов о введении чрезвычайного положения в стране, и, в сущности, почти весь состав сформирован им»[3060].

По всей видимости, какие — то сведения на этот счёт дошли до А.Н. Яковлева, и он в Японии специально предупредил М.С. Горбачёва о возможности переворота[3061].

А пока президент путешествовал, 16 апреля в Смоленске прошло совещание представителей партийных организаций городов — героев, здесь собрались «в основном первые и вторые секретари» обкомов. «В рамках общей встречи, — пишет М.С. Горбачёв, — состоялись заседания узких групп, на которых шла речь о предъявлении жёстких претензий Горбачёву, проведении внеочередного съезда КПСС, смене руководства. Знала об этих разговорах, если не выступала их инициатором, та часть Политбюро, которая пыталась повлиять на генсека с целью использовать президентские полномочия для введения чрезвычайного положения»[3062].

По утверждению М.С. Горбачёва, особую роль в этих встречах играл первый секретарь МГК КПСС Ю.А. Прокофьев. Вслед за тем вопрос об отставке Михаила Сергеевича с поста генсека был поднят на пленумах Московского городского и Ленинградского областного комитетов КПСС[3063].

После этого появилось письмо с требованием отставки М.С. Горбачёва и созыва внеочередного Пленума ЦК КПСС или же партийного съезда. Его подписали 32 из 72 секретарей обкомов. Тогда же это требование поддержали «крупнейшие обкомы» и «сотни первичных парторганизаций»[3064].

А пока М.С. Горбачёв летал в Японию и Корею, готовилась его встреча с лидерами союзных республик. Она состоялась 23 апреля в Ново — Огарёве. В ней участвовали руководители Азербайджана, Белоруссии, Казахстана, Киргизии, России, Таджикистана, Туркмении, Узбекистана, Украины[3065]. Подготовка велась настолько скрытно, что о ней не знал даже С. Черняев[3066].

Участники встречи выступили с заявлением, которое на следующий день появилось в «Правде»[3067].

Комментируя это событие, корреспондент «Российской газеты» В. Кузнечевский писал: «Компромисс между М. Горбачёвым и Б. Ельциным, зафиксированный в «Заявлении десяти» 23 апреля, достигнут не только в силу осложнения внутриполитической ситуации, но и под давлением со стороны Запада — к такому выводу может прийти наблюдатель, анализирующий западные средства массовой информации»[3068].