—

А как же? — удивилась врач.

—

И сколько времени у вас отнимают процедуры?

—

Минут по пятнадцать, — ответила врач.

—

После этого он сразу приступает к работе?

—

Этого я не знаю. Мы его не провожаем. А вообще рекомендуем после процедуры с полчаса, с час отдохнуть.

—

И он выполняет эти рекомендации?

—

Не проверяли.

—

Время его посещений на процедуры обговорено с администрацией порта? — поинтересовался следователь.

—

Нет! Специально не обговаривали. Ему на слово верят. И так один за троих работает, — сделала врач укол Журавлеву.

—

Он регулярно посещает процедуры?

—

Нет. Во времена ухудшений.

—

Вы их фиксировали?

—

Конечно.

—

Не скажете ли, в марте он посещал процедур#? В марте нынешнего года? — уточнил Яровой.

—

Нет. С января по конец марта состояние здоровья Журавлева было относительно неплохим. А вот теперь — опять спад.

—

Чем вы это сможете объяснить?

—

Перенапряжением! Работает много. А еще, возможно, расстроился. Это в большой степени могло повлиять.

—

Мне можно будет ознакомиться с его историей болезни? Посмотреть, когда он посещал процедуры? — показал удостоверение Яровой.

—

Пожалуйста. Только я ее наизусть помню. Он у нас во всем районе один такой больной.

—

Тогда скажите, вот то, что он сейчас говорит, — это плод болезни или проявление страха, постоянно преследующего его? — спросил Яровой и уточнил: — Имеет ли сказанное прямое отношение к реальным событиям или это бред?

—

Далеко не бред. Я не могу гарантировать, к какому времени относится то, о чем он говорит. Но предмет или человек, или события, являются раздражителями. А возможно, и первопричиной «тянувшейся болезни.

—

Значит, эти слова можно воспринимать всерьез?

4

— Я не утверждаю.

—

Но ведь его болезнь прогрессирует не без очевидных причин?

—

Вероятно, — согласилась врач.

—

Скажите, по состоянию здоровья он всегда отдает отчет в своих словах и поступках?

—

Да. Пока нет приступа. А во время приступа он не волен над собой.

—

А почему же его не отправляли в больницу закрытого типа до полного излечения?

—

Это было бы преступлением.

—

Но почему?

—

Больница подобного рода подействовала бы на него не исцеляюще, а скорее наоборот. Она напомнила бы ему прошлое и все, что с ними было связано и сломала б его окончательно. Ведь)тот человек совершенно не опасен для окружающих. Он не агрессивен. И, прежде всего, умеет иногда, овладев собою, гасить приступы в себе. Редкий случай, но очевидный. Правда, здоровье его подорвано, но я думаю, что с его болезнью мы и сами в состоянии справиться.

—

Скажите, вы пробовали говорить с ним откровенно о том, что может быть причиной его болезни? Вернее, продолжения? Кто или что ее усугубляет?

—

Нет. Таких вопросов я ему не задавала. Он для меня — только пациент и я не хотела бы, чтобы его болезнь усугублялась от моих вопросов, — по-женски съязвила врач.

—

Он сам не рассказывал вам ничего о себе? — остался невозмутимым следователь.

—

Знаете, он — молчаливый. Не интересуется никем, и о себе не гово

р

ит ничего.

—

А вы не пытались узнать, что произошло с ним накануне? Что его расстроило?

—Наше дело — лечить.

—

Да, но вы должны знать причину. Установить корень зла, для большей эффективности лечения.

—

Я знаю, что виною всему — нервы. Его расшатавшиеся вконец нервы.

—

Ну что ж, удовлетворимся на время этим. Но я хочу задать вам еще несколько вопросов.

—

Пожалуйста, — ответила врач.

Следователь посмотрел вслед «скорой помощи», какая, скрипуче сигналя, увозила Вовку в больницу.

—

Долго он у вас пробудет? — кивнул Яровой на машину.

—

Часа четыре…

—

А потом?

—

Не рекомендую вам его посещать.

—

Почему?

—

Плохо кончится.

—

Для кого?

—

Для него. Вы чем-то расстраиваете его.

—

Но если все дело только в нервах, значит, приступа не могло быть. Я ничего плохого не сделал вашему пациенту.

—

Ничего определенного сказать нельзя. Иногда напоминание о давнем — убить может.

—

И как долго мне нельзя его навещать? — спросил Яровой.

—

Как можно дольше.

—

А если в посещении есть необходимость?

—

Надо повременить. Он сейчас не в том состоянии, чтобы я согласилась с такой необходимостью.

—

Скажите, у вас проводятся профилактические осмотры лесорубов района?

—

Конечно, — повеселела врач, которую, чувствовалось, начал тяготить разговор о Журавлеве.

—

И как часто?

—

Ежемесячно.

—

Всего района? — уточнил Яровой.

—

Разумеется.

—

И поселенцев?

—

Для нас люди делятся лишь на две категории — больных и здоровых.

—

Похвально. Ну и как, вы к ним ездите, или они в район прибывают?

—

Мы к ним ездим.

—

Вы лично бывали на делянах?

—

Да. Само собою. В составе медотряда.

—

В марте ездили?

—

Были.

—

В каких числах?

—

С пятнадцатого по двадцать восьмое.

—

Всех проверяли?

—

Ну, конечно.

—

Скажите, а плотогонов — какого числа?

—

Двадцать седьмого. В предпоследний день.

—

Беника?

—

А! Этого! Но ведь он работал! И прораб пристани сказал, что откомандировал его в верховья! Там было что-то срочное. Потому не проверили.

—

А Журавлев? Его смотрели в марте?

—

Портовое начальство сказало, что он здоров и просило не отвлекать его от работы. Да и, честно говоря, когда Журавлев чувствует ухудшение в здоровье, он сам приходит к нам.

—

А в бригаде Сени?

—

Все хотели мы увидеть эту знаменитость. Но никак не пришлось.

—

Почему?

—

Неудобно говорить.

—

И все же?

—

Не пускают нас к нему.

—

Все годы?

—

Да— Кто?

—

Начальство.

—

Чем объясняют?

—

Говорят, что его участки самые опасные.

—

У других — не лучше, — не поверил следователь.

—

А еще говорят, что он отменный матершинник и грубиян. Потому, чтоб нас не обидел, и не подпустили. К тому же сказали, что он никогда и ничем не болел. Здоров, как медведь. И лес не пилой, руками валит. Что его здоровью мы, врачи, лишь позавидовать можем.

Да, но вы не могли не знать, что у него вырезано три четверти желудка!.

—

Я не знала. Но и другие вряд ли осведомлены о том. Мы настаивали, чтоб нас доставили и в эту бригаду. Но транспорт туда не ходит. А по тайге пешком столько километров, да еще с рентгено-аппаратом… вы меня должны понять — пройти было невозможно. В нашем отряде — одни женщины…

—

Ч

т

о ж, спасибо за информацию, — поблагодарил Яровой и уточнил: — Значит, процедуры у Журавлева занимают не более пятнадцати минут?

—

Да, не более, — подтвердила врач. И Аркадий направился к вахтерам.

—

На процедуры только отлучался, а больше никуда, — подтвердил начальник пропускной.

—

И сколько времени отсутствовал Владимир? — спросил Яровой.

—

Часа два. Да и то сказать — работает почти сутками. Поневоле заболеешь. А на уколы он не каждый же день ходит.

—

В какое время он посещает процедуры?

—

Вечером. Когда очереди меньше. Чтобы не ждать.

—

Вы не сверяли с врачами время его приходов на уколы и окончания процедур?

—

Нет. Да и зачем нам эта самодеятельность? Если начальство велит — будем делать.