— А у тебя, кроме наряда, ничего нет? — наглели бабы.

И тогда Сенька срывался, делал вид, что бежит за ними. Они удирали. Никто не знал о его беде. Никто и не догадывался. Муха сам от себя скрывал это горе и не сознавался в том, даже во сне.

Теперь бабы, осмелев, стали и сами наведываться к мужикам. Помогали поварихе стирать рубашки, майки лесорубов. Варили ужин. Убирались в будке. Раз в неделю обе бригады смотрели кино, прямо в лесу.

Мужики с бабами по парам садились. И только Сенька, да «медвежатник» сидели по одному на скамейках. Пробовали и к ним подсаживаться бабы. Но бесполезно. И, махнув рукой, решили, что есть у тех зазнобы. Далеко отсюда, но крепко помнят о них мужики.

С утра до ночи над делянкой стоял вопль бензопилы, раздавались крики лесорубов, звон топоров, гудение трактора. Бригада продвигалась все дальше в глубь тайги.

Лес разделанный на сортименты шел в порт, грузился на суда, уходил далеко от берегов Сахалина.

Сенька уже заимел вклад на сберкнижке, куда перечисляли по его просьбе всю зарплату. В лесу ее все равно негде было тратить и не на что. А за продукты высчитывали со всех лесорубов в бухгалтерии.

За все годы лишь один раз побывал Муха в поселке Адо-Тымово, да и то затем, чтобы приобрести необходимое в магазине. А больше — и не появлялся там. Милиция сама приезжала на участок. Поначалу — почти каждый день, потом — раз в неделю, потом — один раз в месяц. На том и остановилась. Начальство леспромхоза навещало бригаду и того реже. Лишь обговорить план на следующий квартал, уточнить сортименты, закрепить участки под вырубки, выдать спецовку, топоры. Узнав, каких продуктов надо подвезти лесорубам, оставляли заявку у заведующей магазина и спешили в другие бригады. Их по побережью реки было более полусотни.

Муха знал, что начальству не до него, потому разговоры у них всегда были короткими. Начальство уважало Сеньку за деловитость, умение работать и держать в руках всю бригаду.

С милицией Муха не разговаривал. Захочет кто-нибудь с ним заговорить, покуда отдыхает, вальщик как ужаленный подскакивает к бензопиле. Заведет ее — и скорее за работу. Тут, хочешь — не хочешь, любой отскочит от Сеньки. Пила тарахтит, обдает дымом и опилками, да еще и дерево неизвестно куда может повалить этот поселенец. А вдруг на голову? С него станет. Привалит елью и взыщи с него. Скажет — не видел. А докажи обратное! Начальство за него руками и зубами держится. По показателям бригада Сеньки всегда впереди других.

Чокеровщики, раскряжевщики, сучкорубы, зная, как относится бригадир к милиции, старались держать их друг от друга на расстоянии.

Сенька им был за это благодарен.

Но вот перевели его бригаду на самый трудный участок — в урочище Скалистое.

Не хотело начальство делать это. Но лесорубы леспромхоза заставили. Да оно и понятно. Ведь все эти годы у Мухи участки были удобные для работы. Лес густой. Валили всплошную, а не выборочно, как другие. Местность ровная. Ни распадков, ни сопок, ни ущелий, как у других. Отсюда и план, и заработок. Другие и на горах, и на болотах работали. От дерева к дереву надо десяток метров пройти. Покуда норму выполнишь, за день наскакаешься. Вот и постановили на собрании — хоть раз за эти годы поручить Сеньке самый трудный участок. Там не гари, не болота, по сопкам надо побегать. Но и это не столь трудно. Опасными были оползни. Когда раскисшая по весне или после дождя глина ползет из-под ног, срывая с собою деревья, пни, кусты, коряги. И волочет все это вниз к подножью, мешая по пути все в один ком. Гигантский и неуклюжий. Иль, завернув в громадную складку все попавшееся «под руку», хоронит внизу без стонов и криков то, что не удержалось.

Лес на этом участке был смешанный. На лошади к хлысту не подойти. Подъемы крутые. Все деревья руками придется выносить с вершин сопок. Сбрасывать вниз нельзя — из-за камнепадов.

Сенька, услышав об этом, нахмурился. Почернел. Сжал волосатые кулаки свои в булыжники. Глаза кровью налились. И, глянув на начальника участка остервенело, крикнул:

— Кому моей крови нужно?

— Все годы тебе выделяли деляны хорошие. Люди видели. А заработок всем нужен. Справедливого распределения потребовали. Тоже правы. Ведь не слепые. Ну да ничего. Месяца за три оправишься. А там надолго я тебя не потревожу. Но Скалистый за тобой. Ничего не поделаешь. Да и кто там справится лучше, чем ты? Я сам туда не всякого пошлю. У тебя народ работящий, трезвый. Ни прогулов, ни отлучек не бывает. Ты — вся моя надежда и опора, — подсластил пилюлю начальник.

И Сенька, решив что-то для себя, мрачно согласился.

Три дня бригада Сеньки добиралась до урочища. Шли дожди. Нудные, промозглые. Каждую ночь ухали в подножье оползни.

Лесорубы глядели на них — матерились. А Муха ходил около: сопок. Присматривался. Прикидывал. А потом влез на вершину.: Огляделся там. И через пару дней — придумал! Но велел всем молчать.

И загудели по вырубленной лесосеке хлысты. Их опускали на тросах вниз. По каткам. Подложенные под хлысты бревна легли от макушки сопки до основания, как рельсы.

Взъерошенный, мокрый от макушки и до пяток, Сенька стоял на верху сопки, как сатана. А отработанные деревья уносились вниз с гулом.

Лошади испуганно прядали ушами, шарахались в стороны. Но вскоре привыкли и не убегали от хлыстов, а спокойно тянули их к нижнему складу на разделочную площадку, опережая маломощный трактор.

За первую неделю бригада вырубила лес на первой вершине. Потом и вторая макушка облысела. А Сенька торопил лесорубов налаживать скаты с других голов участка. И сам до ночи не уходил с деляны. Ему очень хотелось получить к концу поселения хорошую характеристику. Такую, чтобы комар носа не подточил. И никакая милиция не напомнила бы ему о прошлом. Он уже представлял, что будет в ней написано о нем — Мухе.

Но однажды… Он онемел. Он не поверим глазам. И притянув клячу поближе за уздцы, все понял. — Узнали! Но кто? Кто сказал? — рука была знакома…

ПЛОТОГОНЫ

В поселок Ныш, что раскинулся на середине реки Тымь, Беник приехал весной, в самый разгар лесосплавных работ. Глянув на приписку в сопроводительном письме, начальник лесосплавной! конторы нахмурился и, оглядев Клеща с ног до макушки, хмыкнула многозначительно:

— Так-так…

Клещ не привык к недомолвкам и, уставившись в глаза начальника, спросил требовательно:

— А что не так?

— Посмотрим, — вильнул тот от ответа. И добавил: — Плотогоном будешь работать. Лес сплавлять. Из верховий Тыми к устью. Понял?

— Пока не понял, — сознался Беник.

— А чего не понять? Примешь в Адо-Тымово плоты на нижнем складе. И валяй до Ноглик на них. Следи, чтоб не расползлись по дороге. За каждое потерянное дерево — по твоему карману будем бить. Ведь лес на экспорт пойдет. А это — валюта! Понимать должен. А значит, каждый плот проверь. Хорошо ли схвачен. Потом тебя подучат.

— Ас зарплаты сразу начнут высчитывать или тоже потом?

— Ишь ты какой! Так ведь и вся твоя забота — за лесом следить. Багром работать. Хорошо скрепишь — отдыхай весь путь. Плохо — на себя пеняй. Плоты твои на середину реки катер вытащит. До Ныша — на буксире, а там — сами. По воде, по течению, своим ходом. Река у нас полноводная. Так что особо не перегнешься, не переработаешь. Лес доставишь к устью. Там его у тебя примут. И катером в Ныш доставят. А там… снова в Адо-Тымово. Покуда одну партию леса сплавишь, вторая будет наготове. Вас в бригаде плотогонов — десять человек. На двоих по пять плотов. Это сто кубов леса на одного. Понял?

— Не многовато ли?

— Ты что? Один правит плотом. Носовым. Второй, в хвосте, за сохранностью смотрит. Все так работают.

— Они уже обучены. А я этих плотов в жизни не видел! В глаза! А вы меня уже и вычетами пугаете! Это как же понять?!

— Все в работе учились! В деле! И ты ничем не лучше остальных.

— А кто же напарник у меня?

— Какой еще напарник? Не на ««дело», на работу посылаю. Тут кого бригада даст. С тем и будешь.