— А его могли заменить на время? — спросил Яровой.
— Ни в коем случае. А все по той простой причине, что документацию он сам не доверяет другому человеку.
— А в случае болезни?
— И больной работать будет. Сам. К тому же, на его подмену нужен особый приказ начальника порта. А тот — человек недоверчивый. Годы проверять будет. Да и некем заменить. Я же говорил, что у нас особые, Сахалинские, островные условия.
— А если он в отпуск захочет? Освободившись?
— Не дадим. В связи с производственной необходимостью.
— А если по окончании поселения будет уезжать?
— При увольнении другого искать будем. От нас он может уйти или уволившись, или умерев. Даже на несколько дней…
— И что? Так круглый год?
— Не год! Годы! Всегда… У нас условия особые! Свои. Северные! За это нам государство надбавки, коэффициенты выплачивает. И мы это должны оправдывать. Своим трудом! Производительностью! Мы, сахалинцы…
— Все понятно, — перебил Яровой и спросил: — Как вы оплачиваете сверхурочную работу Журавлева?
— Как предусмотрено сметой.
— И еще, сколько леса он отпускает на суда за сутки?
— До тысячи кубометров.
— А точнее?
— Согласно заявкам потребителей. Можно поднять, если хотите. Но в среднем — тысяча кубометров.
— И так — ежемесячно?
— Конечно. Предприятия деревообрабатывающей промышленности круглогодично работают, а не сезонно…
— Разрешите табель выходов на работу у Журавлева, — попросил следователь.
— За какой период?
— За март нынешнего года.
— Вот. Посмотрите.
И снова восьмерки. От первого до последнего дня месяца. Следователь тяжело вздохнул.
— О работе наших поселенцев вы можете узнать у начальников участков. Сейчас заканчивается рабочее совещание и вы со всеми сможете поговорить, — предложил главбух, взглянув на часы.
Совещание действительно закончилось. И из всех начальников участков Яровой застал лишь Адо-Тымовского.
Они познакомились.
— Сеня? О! Великолепный рабочий. Побольше бы нам таких, как он! А зачем он вам?
— Нужен. По делу.
— Ну что ж, я сейчас еду в Адо-Тымово. Можете со мною, на катере. По дороге поговорим обо всем.
— Благодарю. Я поеду с вами.
А через несколько минут быстрый двухместный катеришка, резко развернувшись, выскочил на середину реки и, поднимая за собою белые буруны воды, помчался к верховьям Тыми.
Леса сдвинулись к берегам. Ветви деревьев наклонились к самой воде, погладывая, подслушивая шепот реки, заодно разглядывая себя, как в зеркале.
— Красиво у нас? — повернулся к Яровому начальник, участка.
— Да, дико, сурово! Но и величественно.
— Лес под стать людям. Мы жить и умирать у него учимся. Тайгою зовем. А она— мать наша. До того привыкли, что красоту ее не замечаем. Зато, когда в отпуск поедешь, ее — как воздуха, как воды не хватает. И вода в ней особая. Родниковая. Чистая, как смех. И холодная, как наши зимы. Но оторваться от нее невозможно. Зубы ломит. А ты пьешь, как силу, как жизнь. А воздух! Нигде такого нет! А цветы! Наши таежные пионы! Красавцы! Красным костерком глаза и сердце радуют! Рука не поднимется сорвать. Сердце дрогнет красоту губить. В тайге и человек иным становится. Чистым, как природа. Да оно и закономерно.
— О Сене, о поселенце, что вы мне сможете рассказать? — спросил следователь.
— Человек как человек. Работает много. Выработка в его бригаде высокая. Работают чисто, без грязи. Лес валят аккуратно. Не оставляют при спиле пеньков выше положенного по норме. Лес не засоряют. Его участки — образцы хозяйственности. Бережливости. А все это от бригадира. Он завел такой порядок. Аккуратный человек, старательный. Трезвый. Никогда никаких нарушений в его бригаде не было. Ни прогулов, ни пьянок, ни драк. Хотя все поселенцы, как один. А работают — вольным подтянуться до них нужно. Завидуют им. По показателям — всегда впереди, а значит, и заработки повыше, чем у остальных. К тому же, у всех солидные вклады на сберкнижках.
— Он в марте где работал?
— На деляне, в тайге, где ж еще? Как и всегда.
— А никуда не отлучался?
— Нет. Да и куда отлучаться? В тайгу? Так он и так в ней целыми днями. Пока на поселении — отлучки исключены.
— А в пределах района?
— Что вы имеете в виду?
— Ну, в Ныш он не ездил? Или в Ноглики? — внимательно смотрел на начальника участка Аркадий.
— Он никуда не ездил.
Я
не уверен, бывал ли Сеня даже в Адо- Тымово. Вряд ли. Ни разу я его в селе не видел. Да и никто. И нельзя ему с деляны отлучаться. Сразу выработка упадет.— А вечерами?
— Так он с рассвета и дотемна работает. О каких вечерах вы говорите? Он же не то, что мы с вами. Не только в Ныш или Ноглики, где и делать-то ему нечего, к бабам не ходит, меж нами говоря. Не до них ему. Сами посчитайте — с семи утра до десяти вечера на деляне! Какой будет Ныш? Высыпаться не успевают. Не до жиру, быть бы живу.
— А с плотогонами он часто видится?
— А зачем они ему? По работе? Так и тут у них никаких трений не может быть. Обоюдная заинтересованность не задерживать друг друга. С бригадой Сени проблем не возникает. Все на совесть работают. Обоюдная заинтересованность в заработке, хотя многие друг друга не знают.
— Не знают? Они что, вообще не видятся?
— Конечно.
— А как же лес сдают плотогонам?
— Не они сдают.
— А кто?
— Бригада нижнего склада. Которая плоты сбивает. Это промежуточное звено между лесорубами и плотогонами. Они принимают лес, сбивают его в плоты. Крепят. И сдают пересчитанный на кубатуру плотогонам. В готовом виде.
— Значит, общение лесорубов и плотогонов исключено?
— Не совсем так. Но если говорить о бригаде Сени, то — да.
— Объясните. Почему одни могут общаться, а другие — нет?
— Все просто. Сеня никогда не работал на участке близ берега. К тому же за день у него, я вам говорил, самая высокая выработка. И он не знает плотогонов потому, что его деляны всегда расположены далеко от реки. В десятках, а то и в сотне километров. А сам бригадир всегда в тайге. Валит лес. Сдачей древесины плотогонам ему некогда заниматься.
— Вы это точно знаете?
— Разумеется.
— А почему же именно эту бригаду устранили от плотогонов?
— В ней одни холостяки. Работают на отдаленных участках. Живут в тайге. А женатые — ближе к берегу, чтоб хоть раз в неделю домой иметь возможность съездить. На катерах.
— Ну, кто-то же доставляет лес из той бригады на нижний склад?
— Конечно. К этой бригаде прикреплен трактор для вывозки леса и четыре лошади. Как на лошадях, так и на тракторе парнишки работают. Они и вывозят.
— А продукты как получает бригада?
— Дают заявку. И тот же парнишка на тракторе привозит заявку на нижний склад. Там ее передают старшине катера. Тот привозит заявку в Адо-Тымово, забирает продукты, сгружает на нижнем складе, там их забирает тракторист и увозит в бригаду.
— Ас плотогонами эту заявку не передавали?
— Нет. Они попросту не взяли бы ее по той простой причине, что в Адо-Тымово им ни к чему. Вверх на плотах не поднимаются. Только вниз по течению. Адо-Тымово расположено выше участков разработок. Потому плотогоны к нам не подходят. Нет необходимости. Да и не по пути.
— А катером этим плотогоны пользуются?
— Нет. Этот катер закреплен за Адо-Тымово. Мы на нем добираемся до участков и назад возвращаемся.
— Каждый день?
— Да.
— В баню-то ездит эта бригада Сени?
— Нет, обычно все из родников набирают воду в бочку. Греют ее и моются прямо в лесу.
— Вот как. А к парикмахеру?
— Мы парикмахеров возим на участки. Во все бригады.
— А как с покупками? Рубашки и прочее?
— Тоже по заявкам отправляем. А основное, спецовку, они бесплатно получают.
— Общие собрания лесорубов у вас бывают?
— Да, но только для свободных. Поселенцы к этой категории не принадлежат.
— Скажите, а выработку этой бригады кто контролирует? Кроме бригадира нижнего склада?