Наиболее широко новое направление было представлено пресвитерианами, находившимися под сильным влиянием зажиточных торговцев, определенной категории джентри, а также многих представителей знати, помнивших, что их деды сколотили состояние на грабеже монастырей, и превыше всего боявшихся возврата к католицизму. Веруя в “предопределение свыше”, давшее им богатство как знак “священного благоволения”, они стремились к созданию церкви, основанной на частичном самоуправлении приходских конгрегации и выборности церковных старост, им нужна была “очистительная” церковь, строящая свою деятельность на изучении Библии, проповедях с высокими нравственными стандартами и обладающая правом карать за малейший отход от них. В понимании пресвитериан такая общенациональная, находящаяся под контролем парламента церковь должна была со временем стать единственной официальной церковью страны. Человек может добиться успеха в земной деятельности, проповедовали пресвитериане, только через трезвый образ жизни, бережливость и трудолюбие, только путем последовательного отказа от легкомысленных, никчемных удовольствий и развлечений. Они с великим тщанием находили и предавали анафеме малейшие признаки “папства” или “идолопоклонничества” в англиканской церкви. Стихарь, орган, витражи, торжественный речитатив причастия или обряда крещения, статуи — все это вызывало у них отвращение и слишком напоминало о старой вере с ее запретом на ростовщичество, торговой этикой и концепцией справедливых цен, чтобы получить право на жизнь в новом религиозном направлении.
Появился также ряд менее крупных сект, получивших общее название “индепенденты”, члены которых — преимущественно йомены и ремесленники, т.е. представители низших сословий, - ставили во главу угла непосредственные взаимоотношения между человеком и богом и настаивали на необходимости добиваться большей свободы личности. Свое неприятие любой идеи узаконенной общенациональной церкви с ее институтом духовенства и обязательными обрядами они объясняли тем, что бог не создавал классовых и социальных различий, что он готов явить “внутренний свет” крестьянину или рабочему в такой же, а возможно, даже и в большей мере, чем знатному дворянину, служителю или епископу. Другими словами, индепенденты придерживались революционной концепции свободы вероисповедания, в соответствии с которой каждому предоставлялось право думать и молиться так, как ему подсказывало “божественное озарение” *.
* Свобода совести, однако, не распространялась на римских католиков, поскольку они представляли часть международной организации, ставившей перед собой цель восстановить старый порядок.
Парадоксально, однако происходившие в английском обществе глубинные перемены, казалось, не затрагивали феодальную структуру политического управления страной: власть по-прежнему осуществляла корона и приближенная к трону знать. Палату же общин, состоявшую в основном из представителей зажиточного купечества и мелкопоместного дворянства, правящая верхушка считала не более чем своим придатком, главная функция которого заключалась в том, чтобы по указанию короля одобрять и легализовать различные налоги и поборы, т.е., проще говоря, обеспечивать знать деньгами, не вмешиваясь в процесс государственного управления. Низшие слои населения не имели в палате общин никакого представительства вообще.
По оценкам исследователей того времени, совокупное богатство, находившееся во владении членов палаты общин, в три раза превышало таковое у членов палаты лордов, и тем не менее наследная знать упорно не желала расстаться с иллюзией, что именно она, как и раньше, олицетворяет мощь и будущее страны!
Палата общин требовала для себя более широких полномочий в управлении страной прежде всего потому, что изжившая себя система феодального хозяйствования, когда только на содержание двора, не говоря уже о бесчисленных синекурах и “монополиях” придворной знати, уходило около 40% всех государственных доходов, стала непреодолимым препятствием на пути дальнейшего экономического развития Англии. Дорогостоящие войны объявлялись королем с поводом и без такового, а деньги на них приходилось изыскивать палате общин. А ведь если бы те же самые войны, считали представители торгового люда и зарождающихся промышленных кругов, были направлены на захват новых торговых баз или на ослабление позиций стран-конкурентов, они могли бы приносить государству немалые барыши.
В 1625 г . на английский трон взошел король Карл I, унаследовавший от своего отца Якова I безудержное стремление к обветшалому феодальному абсолютизму и неистребимую веру в “священные права монархов”. Любая попытка парламента выразить несогласие с монаршей волей — каких бы вопросов это ни касалось — или предложить свою альтернативу его королевскому решению рассматривалась Карлом чуть ли не как богохульство. “Обязанности монарха, — подчеркивал он, — и обязанности подданного — это две принципиально различные вещи”. Не встречая, как ему казалось, должного послушания со стороны парламента, члены которого, например, отвечали ему ремонстрациями на “законные” требования добыть необходимые королю денежные средства, осмеливались давать советы в вопросах религиозной политики и даже выражали недовольство его женитьбой на французской принцессе-католичке. Карл один за другим разогнал все три созыва своих первых парламентов и в течение 11 лет единолично правил страной, полностью отстранив от участия в государственных делах купечество, джентри и инакомыслящее духовенство. Именно в этот период по его указанию по всей Англии насильственно прививались обряды новой англиканской церкви, усилились массовые репрессии против пуритан и иных религиозных сект, а также был введен ряд налогов, которые многие сочли незаконными поборами. Именно в этот период он установил жесточайшую цензуру прессы и ввел практику судебного преследования своих оппонентов в специальных судилищах типа Звездной палаты. В 1640 г . обстоятельства все-таки вынудили Карла I созвать новый парламент. Попытки архиепископа Лода силой навязать свой новый молитвенник шотландским кальвинистам привели их к вооруженному восстанию. Чтобы подавить его, требовались деньги и воины, а предоставить и то и другое мог только парламент. Но поскольку вместо ожидаемых денег Карл получил от него длинный перечень жалоб и претензий, через три недели был распущен и этот, получивший название “Короткий” парламент.
Тем временем шотландцы, собрав большое войско, вторглись в Англию, и Карлу, так и не получившему средств на формирование армии, во-первых, пришлось обещать им ежедневно выплачивать по 850 ф.ст., чтобы они оставались к северу от реки Тис, а во-вторых, скрепя зубы, объявить о новых выборах в палату общин.
Избранным в палату членам и предстояло создать знаменитый Долгий парламент, просуществовавший с определенными изменениями целых 20 лет и превратившийся в главный инструмент, посредством которого богатое купечество и представители зарождавшегося класса промышленников в союзе с трудовым людом впоследствии победили короля в открытой войне, казнили его за измену интересам страны, установили республику, уничтожили собственную левую оппозицию и восстановили монархию, но уже под контролем палаты общин. Ее наиболее эффективным органом был так называемый “революционный комитет”: главным образом благодаря его решительным действиям стала возможной окончательная ликвидация остатков феодализма в экономической и социальной областях, переход реальной власти к парламенту и превращение Англии в первую капиталистическую державу мира.
Когда возглавляемый Джоном Пимом Долгий парламент приступил к работе, стало ясно, что короля и его политику поддерживают в основном представители наиболее отдаленных, бедных и отсталых районов королевства, где все еще были сильны старые феодальные традиции и где немало людей по-прежнему придерживалось объявленной вне закона католической веры. Большинство в палате общин составляли пресвитериане, меньшинство — индепенденты. В палате же лордов пресвитериан, напротив, поддерживало меньшинство.