Местом для решающего сражения была избрана долина Дассиндейл*, и среди повстанцев, несмотря на всеобщее возбуждение, вызванное предстоящим боем, тут же разнеслась неизвестно кем принесенная старинная притча о том, как:

*Точное местоположение того, что тогда именовалось Дассиндейлом, осталось неизвестным. Полагают, что это была обширная низина приблизительно в миле к северо-востоку от Нориджа; в наши дни к ней ведет дорога Гилмэн-Роуд.

Были смелыми парнями

И Дик, и Хик, и Хоб.

И с дубинками поднялись,

И пошли в поход.

Но в долине Дассиндейла

Смерть нашли свою.

Много крови там пролили

Павшие в бою.

Лагерь был разорен и подожжен. Густой столб черного дыма повис над местом, где в течение почти шести недель существовало нечто вроде крошечного коммунистического сообщества*, где не было классовых различий, где любой мог, не таясь и не страшась, высказывать самые сокровенные мысли, где каждый являлся совладельцем общей собственности и где царил дух истинного братства. В последний раз непокоренные повстанцы собрались под своим дубом на короткую молитву, затем они построились в походные колонны и отправились к месту последней битвы.

* Как уже отмечалось выше, о коммунистическом сообществе в Англии середины XVI в. можно говорить только условно. Прим. ред.

Зловещее пророчество насчет исхода битвы в долине Дассиндейл сбылось. Пушки Уорвика сразу же пробили огромные бреши в плотных рядах повстанцев, и сквозь них, безжалостно круша все вокруг, прорвалась его закованная в латы кавалерия. Пленных в этом бою не брали. Немногие уцелевшие после мощного натиска ландскнехтов, окружив себя баррикадами из связанных вместе повозок, продолжали держать оборону даже после того, как сражение закончилось. Они открыли случайно обнаруженную в одной из повозок бочку крепкого эля, выпили за верность друг другу и общему делу, произнесли короткую молитву и приготовились погибнуть в неравном бою. Однако Уорвик, видя, что битва уже выиграна, и не желая напрасно терять своих воинов, направил к осажденным парламентера с предложением сдаться, обещав сохранить им жизнь. В ответ повстанцы заявили, что не верят подобным обещаниям. Тогда Уорвик сам явился к ним на переговоры и клятвенно подтвердил, что сдержит данное слово. Только после этого храбрецы сложили оружие и… на самом деле целыми и невредимыми отправились по домам.

К четырем часам дня восстание Кета было окончательно подавлено. В долине Дассиндейл вечным сном уснули 5390 крестьян, еще больше получили ранения и увечья. Всех пленных убивали на месте или вешали на ближайших деревьях. Самому Кету удалось ускакать в конце сражения, когда стало ясно, что оно проиграно. Истощенного и ослабевшего от голода его выследили и схватили спустя некоторое время.

Девять из оставшихся в живых руководителей восстания были преданы обычной казни за измену — повешению не до полного удушения, потрошению и четвертованию — прямо на “дубе реформации”, еще 30 — в Норидже, 300 пленных были повешены на городских стенах, откуда их в назидание другим не снимали до тех пор, пока от разлагающихся тел не пошел тяжелый трупный смрад. Всех павших на поле брани захоронили в одной общей могиле. Уорвик, отслужив вместе со своими приближенными и городской знатью специальную мессу благодарения, повез в Лондон пленных Роберта Кета и его брата Уильяма. Там их заключили в Тауэр, затем судили, приговорили к смертной казни за измену и вернули в Норидж для исполнения приговора. 7 декабря Роберта Кета протащили по улицам Нориджа привязанным к повозке для приговоренных к смерти, а затем подвергли мучительной казни — медленному удушению — на стенах Нориджского замка; такая же участь была уготована и его брату Уильяму, повешенному на башне аббатства в Уаймондхэме.

Регент Сомерсет дорого заплатил за свой отказ от добровольной поддержки английского народа: после “блистательной” победы над Кетом граф Уорвик значительно укрепил свое влияние при дворе и в конце концов добился казни Сомерсета по сфабрикованному обвинению. Но и сам Уорвик, стремившийся к созданию марионеточной монархии, в которой он играл бы роль главного кукловода, торжествовал недолго: не примирившаяся с этим придворная знать обвинила его в измене и приговорила к смертной казни на плахе.

Глава V

ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА И АНГЛИЙСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

В течение второй четверти XVII в. и король, и правящие круги, и народ Англии явственно ощущали приближение серьезнейшего кризиса. Страна неотвратимо трансформировалась, коренным образом менялись социально-экономические отношения, богатство постепенно переходило от знати к купечеству и новому сословию деловых людей, хотя политическая власть по-прежнему оставалась в руках аристократии. Все более невыгодным становилось хранить “лишние” деньги в потайных ящиках или тратить их на показное великолепие, поскольку появление новых мировых рынков в так называемый “век открытий” сулило огромные доходы от инвестиций, подталкивая богатых Торговцев изыскивать все большие и большие суммы на организацию баснословно прибыльных “предприятий и авантюр”.

Население страны выросло почти до пяти миллионов, основная часть его по-прежнему была занята сельскохозяйственным трудом, многие — в качестве фермеров-йоменов, обрабатывавших относительно небольшие собственные или арендованные участки земли. Йомены, достигнув определенного уровня благосостояния и экономической независимости, защищали свои интересы с исключительной боевитостью. Существовал также класс крестьян-арендаторов, непрерывно росло число безземельных работников, занимающихся надомным промыслом: прядением, ткачеством или ремесленничеством. Собственно говоря, промышленное производство в Англии тех лет и основывалось прежде всего на надомном промысле, осуществляемом, как правило, силами отдельных семей. Все необходимые товары теперь в основном не изготавливались дома, а покупались за деньги, что в свою очередь стимулировало промышленное производство. Стремительное развитие крупномасштабных отраслей экономики — горнорудной, металлообрабатывающей, торговли, морского промысла, а также ремесленничества — привело к созданию новой быстрорастущей категории тружеников, полностью зависящих как от наличия работы по найму, так и от размера получаемой заработной платы.

В целом к этому периоду не растратили богатства и многие именитые дворяне, однако теперь они, во-первых, один за другим переводили свои обширные поместья на капиталистические рельсы хозяйствования, производя и на внутренний, и на внешний рынки сбыта, а во-вторых, в случае неблагоприятного стечения обстоятельств или иных (материальных) побуждений с готовностью роднились через своих детей с семьями богатых, но безродных купцов и коммерсантов — поступок, который вызвал бы у континентального аристократа по меньшей мере шок и содрогание. Более того, они даже отправляли собственных сыновей “в народ” познавать тайны торгового ремесла. Так происходил уникальный для Англии процесс слияния интересов национальной аристократии и купечества.

Сильное централизованное королевство явно отставало от происходящих перемен, хотя и унаследовало функции многих феодальных институтов: теперь оно само давало распоряжения, ранее являвшиеся прерогативой лордов маноров, профессиональных гильдий или духовенства, само, правда до известного предела, диктовало цены, размеры заработной платы и налогов.

Сделав литургию и ритуалы новой англиканской церкви обязательными по всей стране, корона подчинила себе даже религию — этот важнейший инструмент формирования политических и моральных убеждений населения. Ведь церковь оставалась единственным местом, где люди собирались независимо от их социального статуса или происхождения, поэтому тот, кто владел кафедрой, приобретал реальную власть над массами.

К этому же периоду относится и зарождение в английском христианстве нового религиозного направления — пуританизма.

Пуритане, среди которых было особенно много представителей быстро растущего купечества, основывали свое учение на Священном Писании (прежде всего на Ветхом завете) и отвергали концепцию монолитной англиканской церкви, включавшей в себя, по их мнению, немало пережитков старой католической веры.