ПОЭМЫ
ПОЭМА ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
Глава 1-я
Еще был четок шаг времен
В те дни под барабан столетий,
Еще прозрачный легкий сон
Был тих и кроток на рассвете.
Еще играли по утрам
Горнисты медленные зори,
А ветер у оконных рам
Дышал прохладою со взморья.
И жизни краткая стезя
Вела такою кроткой далью,
Что и теперь забыть нельзя
И освященную печалью,
И вознесенную мечтой, —
Ничто не сравниваю с той
Прекрасной легкостью житейской,
Где было б счастием — дышать…
Ах, что теперь могу искать
Здесь, в этой жизни европейской!..
И помню — столько долгих лет
Сияли в небе крылья птицы,
Еще хранившие от бед
Тебя, гвардейская столица!..
…В двенадцать — пушка. И развод
У Александровской Колонны.
И Медный Всадник, опаленный
Морозным ветром невских вод.
А над торцами площадей
На шумных крыльях древней славы
Сквозь синь и звон горячих дней
Летел, летел орел двуглавый…
…Не Петербург, а — Петроград.
Так тверже, холодней и строже.
Простой Москвы надменный брат,
Такой иной и непохожий.
На гнили северных болот
Дворцов тяжелые громады,
На поле Марсовом парады,
И синий зимний звонкий лед.
Сады, гранит, и кивера,
И дым ночей над дальней Стрелкой,
Пока в налете серебра
Октябрь не дрогнул перестрелкой.
Пока невероятный год
Не перервал тот век орленый,
В огне костров испепеленный,
Такой неповторимый взлет
Надменной византийской птицы.
И на пороге скучных эр
Железным шагом гренадер
Еще гремели дни столицы,
Уже сочтенные…
И вот
Февраль заводит хоровод.
Глава 2-я
Теперь в Европе, в полусне
Мансарды, спрятанной под крышей,
Что память бледная напишет
О той семнадцатой весне?..
Как вспомнить митинги и банты,
И пыл речей, и крик свобод,
Когда, вернувшись, эмигранты
Великий превозносят год!
И с поездов, под сень вокзала —
Гром бесконечных марсельез
Летит войскам наперерез
Из окон праздничного зала…
А на проспектах гимназисты
Сбивают медных птиц с аптек
И видят, как над далью мглистой
Цветет зарею новый век.
И новой радостью тревожен
Короткий, звонкий сердца стук.
И шашкой, вырванной из ножен,
Не разрубить сплетенных рук…
И к вечеру всё тише, тише,
Всё реже верный пулемет
Напрасно с черной, мокрой крыши
Густой, весенний воздух рвет…
Ах, помню, помню ветер алый
Над степью русскою. И вот,
Уже клянутся генералы
На красном знамени свобод!..
…Теперь они, грустя в Париже,
Тщеславясь верностью царю,
Какою ненавистью брызжут
На ту, февральскую зарю!
И, забывая бант и речи,
И выборы и комитет, —
Наедине опять на плечи
Цепляют пару эполет…
Ах, всё равно… — Одни законы
Ведут наш мир в иных мирах.
Судьба последнего Бурбона
Звучит в различных именах…
А мне судьба моя дороже
Чужих, трагических судеб.
И горек эмигрантский хлеб,
И каждый год — так горько прожит!
И каждый год — невозвратим,
И каждый день — почти безумен…
И там, вдали, велик и шумен
Четвертый, невозможный Рим!
Какими странными путями
Мечта столетняя цветет!
Над чьими тихими полями
Российский встанет небосвод?
И чьи спокойные дороги
Солдатский смеряет сапог,
И пыль воинственных тревог
На чьи опустится пороги?..
И солнце новых Аустерлиц,
Взойдя над старою Европой,
Наклонит блеск своих ресниц
В опустошение потопа…
Глава 3-я
Мечты, мечты! Но Бонапарта
Не родила свобод заря,
И вот пришел на смену марта
Железный скрежет октября.
Еще дремал в рассветной лени
Российский девственный конвент,
Когда на площадь вышел Ленин
В тревоге пулеметных лент.
И над столицей две Авроры
Огненноперстые взошли,
И чьи лучи сильнее жгли
Дворца опущенные шторы
На окнах золоченых зал,
Где крен российской непогоды
Уже не выправил штурвал
В руках неопытной Свободы.
И вот, не слушаясь руля,
Летит в бушующей стихии
Корма родного корабля
С певучим именем «Россия»…
………………………………….
Пройдут года и, может быть,
Историй выцветшие фразы
В тиши спокойно свяжут нить
Невозмутимого рассказа
О прошлом. И забвенья дым
Затянет тихие могилы
И внуки просто скажут: Крым,
И с равнодушием — Корнилов…
…Но был, но был железный суд
Мечты трагической и смелой,
И каплю этой крови белой
Сердца до смерти донесут…
Но, долетая до Орла,
Над грубой русскою Вандеей,
В борьбе неравной был слабее
Птенец двуглавого орла.
И он упал на скалы Крыма,
Где долго бился и кричал.
И этот крик его меж скал
Звенел тоской невыразимой…
О, бедный, яростный птенец!
— Не поняла тебя Европа.
И вот прорывом Перекопа
Борьбе положен был конец.