СЕРЕНАДА
Жгучий голос трепещет на копьях ограды,
И аллеи, как чаши, полны
Черным блеском горячей твоей серенады
И серебряным ливнем луны.
О, Певец! О, испытанный голос коварства!
Пощади эту жизнь и любовь пощади!
Ты приходишь, как враг, разрушающий царства,
И, как Демон, поешь и томишься в груди.
Вот ты назван. Но ты не боишься названья.
Этот миг, этот вечер — он больше не мой!
Ты протянешь мне руку, и жар расставанья
Ляжет пеплом на сад и пустой, и немой.
Я его не узнаю — всё мелко, всё низко…
Как здесь жить, как здесь петь, как любить навсегда?
А над этой пустыней так ясно, так близко,
Так пронзительно сладко сияет звезда…
НЕСОСТОЯВШАЯСЯ БУРЯ
Стучался дождь. Я говорил — Войдите.
А он стоял, прозрачный и слепой,
Стеклянною, струящейся толпой
Подкладку туч насквозь прошивших нитей.
И все не двигался за рамой, как портрет,
И бледный лик слегка кривил и хмурил.
Как будто ждал — а бури нет и нет,
И с нею радости от пережитой бури.
Когда сквозь сетку разоренных гнезд
Ты видишь мир и слышишь шелест звезд,
Чтобы с волненьем счастья и испугом
Войти на зов и стать бессменным другом.
ВЕСЫ АВЕЛЯ
Ты отступаешь в тень своей судьбы,
Ты умолкаешь, бедный брат мой Авель.
Слабеет день и гаснет без борьбы.
И дождь идет, по трубам шепелявя.
Ты остаешься в комнате, без сна.
Костер времен еще горит над крышей
И бледная столичная весна
Еще цветет, еще дрожит и дышит.
О, как легки часы любви твоей!
А в ветре был гортанный голос юга.
Он предлагал щемящий сок ветвей,
Лазурь небес, покой и руку друга.
Но жизнь тебе дана не для утех.
И тень весов скользит на небосводе,
Пока, синея, дым твой выше всех
Над утренними трубами восходит.
НОЖНИЦЫ ДАЛИЛЫ
С полями — в дружбе, с городом — в родстве,
Ряды домов, асфальт и тощий ясень,
Где ветры тайно шепчутся в листве
О том, что мир — огромен и прекрасен,
О том, что страшно жить так много лет
В одном квартале и в одной квартире,
Где нет ни отблеска, ни отзвука в ответ
На вихрь и свет, давно идущий в мире.
С экватора иль с полюса — Бог весть,
Но легкий гул, как дым плывет над крышей
И говорит — Один ответ лишь есть:
Идти на зов, когда ты зов тот слышишь.
Где волосы твои, Самсон, Самсон!
Полночный ветер веет на могилы.
Ты упоен. Ты спишь и видишь сон:
Лязг ножниц и запястия Далилы.
КОМАНДОР ПРОТЯГИВАЕТ РУКУ
За окном — полночных лип
Вещий шелест и тревога.
Половиц иссохших скрип
Замирает у порога.
Ночь угрюма и пуста,
Дорогая, тухнут свечи.
Тсс… — Закрой рукой уста…
Видишь каменные плечи?
Бледный свет дрожит у лба
И скользит всё выше, выше.
Это звездная судьба
Смотрит в окна через крыши.
Это ропот мертвых душ,
Это стран надзвездных холод,
Это — скука, тьма и глушь,
Это — жажда, это — голод.
Это — памятник тому,
Что в гробу лишь множит муку,
Что теперь идет сквозь тьму
И протягивает руку…
ПОПЫКА ВСПОМИНАНИЯ
Открыв окно и сердце в ночь,
Все двери распахнувши настежь,
Я так хотел помочь —
Войти под кровлю от ненастья,
Из раковин, где голос бурь
Гудит таинственно над ухом
И шепчет мне — глаза зажмурь,
Живи лишь памятью и слухом…
Ты слышишь? — Сердце без конца
Стучит немую телеграмму
И видит бледный нимб лица,
Стеклом оттиснутый за раму,
За расставанье, за черту
Извне веденную годами.
«е память вспомнит — но не ту,
Что в снах беседовала с нами…
А теплый ветер на висках
Шуршит ночным хрустящим шелком
И скажет — шах, давая мат,
И ничего не вспомнит толком…
НОЧНОЙ ПОЛЕТ
Ночью глухо гудела высь.
— Любовь моя, счастье, проснись, проснись!
Ты слышишь? Из окон, сквозь пол, со стен
Льется и крушится голос сирен.
Голос, как в ветре согнутая ветвь,
Голос, пронзительнее, чем смерть,
Без сожалений и без пощад,
Голос, из рая зовущий в ад.
— Любовь моя, счастье, бежим, бежим,
Через огонь и через дым,
Через всю муку двух тысяч лет,
Безмолвно глядящих за нами вслед.
Из этого мира, где тяжкий гром
Падает смертью в наш тихий дом.
Любовь моя, верь мне — смерти нет.
Это лишь только — мерцающий свет.
Медленным звуком колеблемый слух.
Смерть — это наш раздвоенный дух.