"Я вернусь через два дня, и чтобы ты к этому времени не только убрался из моего дома, но и увез всю свою рухлядь. А что останется – немедленно полетит в мусоропровод".

Я знал, что Леночка не бросает слов на ветер, поэтому сразу позвонил Боре и попросил помочь перевезти вещи.

"Но только без выпивки", – строго добавил я.

Боря, конечно, пришел со своим учеником, сразу выставил на стол отвратительнейший портвейн и отечески сказал:

"Пей, Сильвер, – это такой волшебный напиток, что из тебя все дерьмо выйдет".

Голден-Блу и Ника переглянулись.

– Я после недолгих уговоров выпил, – продолжал Сильвер, – а затем появилась еще дюжина бутылок, и мы загудели как положено. А когда я выпил столько, сколько надо, то стал бросать в стенку тарелки, приговаривая:

"Это так, для порядка, чтобы Леночка знала наших".

Осколки сыпались на Бореньку, который лежал на диване. Вдруг он встал и сказал:

"Хватит!" – но очередная тарелка уже полетела, угодив Боре в переносицу. Кровь ручьями потекла на ковер. Его ученик в гневе схватил бутылку и хотел уже разбить ее о мою голову, но Боря примирительно сказал:

"Не надо, он не виноват", – и ушел домой.

Утром я проснулся с больной головой, лежа на битых стеклах, на залитом кровью диване. Долго не мог вспомнить, как я оказался среди битой посуды и крови. Вспомнил и поехал извиняться к Бореньке домой.

"Ну, ничего, Сильвер, не расстраивайся. Хоть ты и прилично врезал вчера мне тарелкой по переносице, но все уже зажило", – произнес Боря, затягиваясь сигаретой.

И действительно, на его носу была видна лишь маленькая царапина. Он прекрасно владел своим биополем.

В глазах Ники и Голден-Блу я заметил восхищение и любопытство.

Сильвер вышел на балкон покурить, а я спустился на улицу – прогуляться и собраться с мыслями, – открыл дневник и прочитал одну из бесед с Джи.

"Гурджиев любил устраивать пирушки, балаганы, но он сам всегда соблюдал порядок, что являлось для него базальтом восхождения в высшие миры. Пока человек не создаст в себе правильный кристалл духовной стабильности – он не войдет в Звездное Рыцарство. Но если ученик вошел в магическую цепь высшего адептата, то через него будет проходить высшая мистическая волна, которую он может передать в мир горизонтали. Магическая цепь создается за счет спаянности магнитных центров всего высшего адептата. Стрелка их поиска всегда указывает на север, на трудности, на внутреннюю работу, а не на юг – на полное расслабление. В своих усилиях посвященный доходит до поиска высших родственных душ.

Школа постепенно поднимает ученика до трансцендентальных посвятительных высот. Но как ее узнать, каковы ее правила? Как не пройти мимо Школы, если в тебе существует скептический кундабуфер и ты не можешь через него ее увидеть? Школа – это пространство, где все законы действуют совсем иначе. Попасть в Школу-значит попасть в таинственный готический храм, который может находиться где угодно – и в воде, и в огне, и в воздухе. И если ученик находится в храме, который называется Школа, ему ничего не страшно. Но, для того чтобы поддерживать огонь, горящий в храме, необходимо постоянно вкладывать в него свои усилия и жертвовать, а для этого надо быть достойной магической фигурой. Надо ставить на кон каждый день. А ставить на кон человек может, ибо энергии у него бесконечно много. На одном только упрямстве можно несколько дней продержать всю Солнечную Систему.

Школа принимает только свежее пожертвование. Жить имеет смысл только ради этого – иное ведет к кристаллизации автоматических схем кундабуфера. Если не будете работать над собой, то вы быстро отрицательно закристаллизуетесь. В Школе переплавка ученика идет на всех уровнях: сексуальном, моторном, эмоциональном и интеллектуальном. Без Мастера, который знает тайну трансмутации, ничего нельзя сделать. Одни люди накопили книги по Гурджиеву, другие по христианству, но реально они не являются тем, на что претендуют, и приписывают себе качества, которыми не обладают.

Необходимо тонкое различение между горизонтальным и вертикальным образом жизни, нужна способность к внутренним археологическим раскопкам, а также умение вести экспедиционный образ жизни".

Когда я, вновь набравшись сил, вернулся в квартиру, то застал всю компанию по-прежнему за столом. Сильвер попивал терпкое винцо и продолжал рассказывать о своем обучении у Кладбищенского:

– Как-то раз, в жаркий полдень, Боря пригласил меня на кладбище, в прохладу старых могил – обсудить один важный эзотерический вопрос. Найдя приличную тенистую могилку, мы уселись на нее. Я разложил небольшой дастархан и, прикуривая сигарету, спросил:

"Почему моя жена Леночка иногда так разрушительно влияет на мое стремление к духовному поиску?"

"В каждой женщине ость Белая и Черная Венера, – произнес Боря, изрядно глотнув портвейна. – Черная Венера может запросто расплавить бессмертную сущность мужчины, а Белая – вознести его в небесные сферы. Но сегодняшний мир полон вагината, с которым надо постоянно бороться".

Я рассказываю вам культурно, милые дамы, но Боря, объясняя доктрину Черной Венеры, через каждое слово в качестве связки употреблял такие вульгарные слова, что даже цветы на могилках приувяли. А в это время меж могил пробирался здоровенный мужик, и в его оттопыренных карманах торчали две бутылки бормотухи. Он оторопело вышел на нас, попав на отборнейшую ругань, и разъяренно завопил:

"Это я-то – сука московская?" – и, багровея от возмущения, со всей силы ударил Борю бутылкой по голове.

Боря отряхнул с головы осколки стекла, отер платочком лицо от разлившегося по нему портвейна и, как ни в чем не бывало, спросил:

"Ну, так о чем мы говорили?" – и мирно продолжал беседу.

Мужик слегка офигел и свалился в близлежащие кусты.

Дело в том, – продолжал Сильвер, – что Боря на московском кладбище организовал начальное отделение алхимической Школы. В этом пространстве ученики посвящались в Работу в Черном, встречались со смертью, проходя под Бориным руководством стадию Нигредо…

Я заметил, что атмосфера после рассказа Сильвера наполнилась холодом и отчуждением.

– Вы слегка шокированы повествованием, – заметил Сильвер, посмотрев на притихших учениц, – но это полезно для внутренней трансмутации.

– Если вы не против, я мог бы прочесть вам для разрядки, – предложил я, – интереснейшие письма Джи к некой Неизвестной Птице.

– Мне интересно все, что связано с Джи, – оживилась Ника.

Я достал дневник и начал читать.

"23 октября 1979 года. Хабаровск, Амур – река любви.

Дорогая Птица!

Верх Янь всегда тантрически борется с низом Инь. Во внутренней Алхимии, в недрах нашего бытия, сознание – орел – тантрически взаимодействует с подсознанием – драконом. Янь, небесный мужской принцип, вонзил свой клюв в Мальвину – Йня, орел треплет дракона за холку.

От этого свадебного поединка исходят токи и невероятные импульсы. Их можно ощутить и пережить через внешнее и внутреннее взаимодействие, если только Монада замыкает этот круговорот в себе самой.

… Помнишь ли ты, что уже было две попытки отсоединить тебя от Нового Импульса, входящего в твою жизнь? Я имею в виду силы Хаоса и Безликости, пытавшиеся отобрать

у тебя греческую монету с бессмертным герметическим символом. Теперь он постоянно сопровождает твою школьную сумку, твою способность учиться, то есть меняться, расти. Ты помнишь иконку с Мадонной от ключей, которые всегда раньше терялись, и которые теперь никогда не теряются? Только благодаря этому ты постепенно начинаешь обретать свой дом. Если человек стабилизировался и стал устойчивым, то со временем его пускают в Алхимический Дом. Символически это выражается земными ключами и ответственным к ним отношением…

…Любимого человека надо почувствовать и понять. Легко и ненавязчиво узнать, в чем он нуждается, что ему будет в радость. Уметь дозировать общение с ним, не требовать только для себя – прямо или косвенно – внимания, впечатлений. Как монах или монахиня в монастыре выполняет труднейший объем работы, как обет послушания перед своей совестью, надо научиться давать любимому человеку на самых разных уровнях. Не ругая его и не красуясь своим даванием – пусть это давание будет безвестное и неприметное, но постоянное, как родник чистой ключевой воды. Именно это создает прекрасную ауру и привлекает Ангелов к ученику. Разучиться, пусть постепенно и с трудом, брать и требовать чего-либо для себя. На это способна только героическая натура, идущая против механических, сонных штампов жизни. Такой человек нигде не пропадет и везде будет Человеком с большой буквы.