"Что же я сделал не так?" – подумал я и, чтобы настроиться на волну Луча, вышел в соседнюю комнату, открыл дневник и прочел:

"Что такое искусство верховой езды.

Освоить верховую езду – это значит овладеть своим эмоциональным спектром: быть всегда учтивым, тактичным и тонким. Заниматься укомплектовкой твоей личности я сейчас не буду – это слишком долгий процесс. Но могу помочь исследовать, что такое терпение, тонкость и благородство. Для начала научись каждый день находиться в состоянии деликатности, добродушия и постоянной изобретательности. Если ты научишься владеть своим голосом и интонацией, ты сможешь спокойно перемещаться в человеческой колонне. Чтобы ослабить высокое внутреннее давление, надо найти гармоничное сочетание между различными "я" внутри себя.

Тебе обязательно надо научиться легкому общению в компании незнакомых людей. Обычно, если ты входишь куда-либо, то тоскливо молчишь. Ты не несешь радости людям, не знаешь, что их интересует, не веселишь людей.

Ты спрашиваешь, как это сделать? Для этого надо возжечь и развеселить свой эмоциональный центр. Попробуй подумать над тем, как порадовать человека, как сделать ему приятно. От людей должна быть хорошо скрыта твоя меланхоличность и угрюмость – это твоя тайна. Ни одна капля брызг твоих расплавленных состояний не должна упасть на людей. Внешне должен быть позитив, но только не бодренький пошлячок. Внешне надо быть очень привлекательным для каждого человека. Подумай: какой цветок своей души я могу подарить? За каждым человеком, за каждым существом скрываются тонкие силы. Ты должен сам себя воспитывать и доводить до нормы".

Восстановив себя, я уверенно набрал номер подпольщика Сильвера.

– Куда ты запропастился? – воскликнул он.

– Да вот, готовлю для тебя двойной сюрприз…

– Небось, какую-нибудь подставу хочешь подсунуть, – после некоторого молчания ответил он.

– Это как судьба распорядится, – усмехнулся я. – Две юные ученицы Джи прибыли из города Дураков и жаждут познакомиться с группой Штейнера.

– Ну, тогда веди их ко мне завтра на досмотр, – серьезно сказал он. – Хочу проверить степень их готовности. Я ведь в Москве выступаю как страж порога доктора Штейнера.

– Жди нас в 14.00, – ответил я и повесил трубку.

Поздно вечером вернулась Ника в расстроенных чувствах.

– Никого я не встретила, – сказала она раздосадованно, – мой друг даже не дождался меня и один ушел в театр. Больше я с ним не собираюсь встречаться.

– И чтобы в этом убедиться, тебе надо было объездить пол-Москвы, – заметила Голден-Блу.

Теперь Ника более заинтересованно смотрела мне в глаза, ибо я остался последней нитью, ведущей к интересным, и к тому же алхимическим, ситуациям.

На следующий день я с двумя эзотерическими барышнями и тремя бутылками "Лидии" прибыл к пирату Сильверу Он, к моему удивлению, был чисто выбрит. На столе стояла трехлитровая банка с пивом и портвейн.

– Сильвер! Эти напитки сгодятся только для глоток крутых мистиков, – с упреком сказал я. – А для кисейных барышень у нас есть легкое вино.

Как только Сильвер увидел двух очаровательных учениц, глаза его вдохновенно заблестели. Он был неожиданно услужлив, как истинный джентльмен. Пирата Сильвера я представил дамам как сталкера по эзотерическому московскому андеграунду Мы сели за кухонный стол, и Сильвер откупорил бутылки.

Ника, широко раскрыв глаза, рассматривала полки, уставленные томами доктора Штейнера и Блаватской, большими старинными Библиями и морскими раковинами. В углу покачивался, в клубах дыма от трубки Сильвера, пиратский двухмачтовый бриг.

– Как у тебя замечательно! – восхищенно произнесла Ника.

– Ты похож на героя моих детских снов.

– Ты права, девочка, – улыбнулся он. – Я тебе все проясню о том мире, в котором мы живем. Самым великим учителем является доктор Штейнер, – продолжал он, – и если ты последуешь его учению, то тебе откроется последняя истина…

Он говорил и говорил на антропософские темы, попивая портвейн, в течение трех часов. Я стал замечать, что Ника как-то обмякла, и вдруг она расплакалась.

– Мне так жалко тебя, дорогой Сильвер, – сквозь слезы прошептала она, – ты такой незыблемо отрешенный! Я восхищаюсь твоей стойкостью.

К моему удивлению, атмосфера вдруг приобрела явственно эротический оттенок, и я понял, что Сильвер, несмотря на костыли, мог нравиться женщинам.

– Перед отъездом в Москву я пошла в магазин, – произнесла Голден-Блу, – и неожиданно возле его ступеней наткнулась на умершего человека. Покупатели спешили по своим делам, равнодушно перешагивая через труп. Я пришла в неописуемый ужас и позабыла, что хотела купить. Развернувшись, я побежала домой.

– Это знак, – произнес Сильвер, затягиваясь "Беломором" – Твоя прошлая жизнь безвозвратно умерла, и с этой поездки начинается новая, таинственная и неведомая.

– Ах, как все странно! – завороженно воскликнула Голден-Блу.

– Когда я уезжал из Кишинева, – сказал я, – то также наткнулся на мертвеца, лежащего возле продуктового магазина: он был накрыт газетами, а рядом на урне сидела жена, безудержно плача и горько причитая.

– Что все это значит? – насторожилась Голден-Блу.

– Для тех, кто идет по Пути, – отвечал я, подкрепившись терпким вином, – встреча со смертью является знаком того, что все прошлое должно умереть. Я вступил на дорогу, ведущую в Небесную Валгаллу, и со мной стали происходить события, подобные тем, которые происходили с героем "Рукописи, найденной в Сарагосе". Это посвятительный роман, написанный Яном Потоцким, членом одного из тайных мистических Орденов. Но знаковая система действует только для тех, кто включен в посвятительный Луч.

– Не надо нас запугивать, – вдруг вмешалась Ника, вытирая слезы.

– Тут никто никого не пугает, – произнес Сильвер. – Это реальная жизнь Ордена.

– А что происходит с Вальком и группой, идущей по Пути разбойника? – спросил я, чтобы сменить тему разговора.

– Через группу Бори Кладбищенского в Сокольниках я провел многих учеников Джи, – значительно произнес Сильвер. – Но после твоего появления Сокольники почему-то закрываются и в марте прекратят свое существование. Сейчас за основного у них Валек. Он никому не дает там ночевать, выпроваживает всех и сам уходит последним. Мне очень жаль, что этот алхимический котел закрывается, – сказал грустно Сильвер. – Над этими ребятами работали двенадцать лет. Их чему-то научили; сохранить бы это для некоторых мистерий. Там у ребят была отлажена четкая и филигранная работа над теми, кто желает вступить на Путь Сарагосы. Они стараются выявить все отрицательные черты неофита и дать им возможность прогореть. Они устраивают настоящую мистерию, которая имеет отношение к жизни и смерти. И хотя ситуация всегда критическая, они никогда никого не тронули: Боря Кладбищенский хорошо держит пространство мистерии.

– Кто такой Боря Кладбищенский? – спросила Голден-Блу.

Сильвер выпил целый стакан портвейна и начал свой рассказ:

– Я познакомился с Борей много лет назад на украинской киностудии у Зубкова. Там проводили разные опыты с хатха-йогой. В то время йога тоже была запрещена как буржуазное наваждение Боренька делал перед камерой позу скорпиона для фильма "Йоги – кто они?" А я в это время писал поэму о посвятительном Пути и показал ее Боре.

"Хорошо пишешь, – меланхолично процедил Боря, – смотри", – и с расстояния пятьдесят метров попал резиновым мячом в красную точку на столбе, три раза подряд.

"Я так не могу!" – удивился я.

"Надо только сконцентрироваться на эту точку и не думать ни о чем – рука сама попадет", – улыбнувшись, произнес Боря.

С тех пор я стал дружить с Борей и перенимать у него науку самопогружения и концентрации.

Однажды я поссорился со своей женой Леночкой – трепетной адепткой московского андеграунда, – и она, уезжая на дачу, гневно прокричала: