Где Робин? Слышно, как он чем-то гремит в душевой. Может быть, он

волнуется за меня? Я же уже выпила несколько сильных таблеток, может, он по

долгу службы должен присматривать за мной? Вполне вероятно.

Когда я вообще ела в последний раз?

Пофигу. Я хочу есть только обезболивающие таблетки. И больше ничего.

Боль в заднице становится все сильнее. Голова кружится.

Кстати, бабушке по-любому очень удобно лежать на боку. Плечи обычной

ширины очень сильно мешаются, когда лежишь на боку. Когда же она ложится на

бок, от уха к руке образуется прямая линия. В принципе, так намного удобнее.

Может быть, я и не буду записываться на массаж. Я еще раз внимательно

понаблюдаю за бабушкой. И тогда точно решу.

Робин снова подходит к моей кровати.

«Очень больно?»

«Да».

«По моему опыту думаю, что сегодняшний вечер – это самое позднее, когда

тебе должно стать лучше. Завтра тебе уже не понадобятся обезболивающие, и

если потом у тебя будет стул без кровотечения, тебя можно выписывать.»

Не может быть. Они отправили бы меня домой в таком состоянии? Это

рушит все мои планы. Окончательно. В принципе я уже сама их разрушила. Не

имеет смысла. Абсолютно все.

«Домой? Прекрасно».

Блин.

Робин, я не хочу домой. У меня уже был стул. Я всех вас провела. Извини.

Из-за моей бедовой семьи. Мне некуда идти. Я должна остаться здесь. Навсегда.

Мне не хотелось бы, чтобы Робин уходил.

Так в разговоре я могу отвлечься от своих болей, пока не начали

действовать таблетки.

«Робин, могу я показать тебе кое-что?»

«О, Господи. И что же это, Хелен?»

«Не то, что ты думаешь», - Все понятно. В его глазах я потеряла репутацию.

«Это не имеет никакого отношения к заднице или обнаженке или к чему-то еще в

таком духе. Я хочу показать тебе мою маленькую семью».

Он смотрит с непониманием, но кивает.

Я поворачиваюсь к окну и поднимаю библию.

«Что это?» – спрашивает он.

Я закрываю библию и кладу ее рядом с собой на кровать.

Я читаю ему длинный доклад о своем хобби, выращивании авокадо.

Он очень внимательно слушает. Тем самым я очень долго удерживаю его в

моей палате. В этот момент я не должна делить его с другими пациентами с

больной задницей.

Когда я постепенно заканчиваю речь, он снимает свои белые больничные

ботинки и забирается ко мне на кровать. Он внимательно вблизи рассматривает

косточки. Я очень счастлива. До этого еще никто так не интересовался этим.

Он говорит, что он тоже хочет как-нибудь попробовать сделать это дома.

Что они очень красиво выглядят.

«Если хочешь, ты можешь выбрать одну косточку и взять ее домой».

«Нет, так не пойдет. Ты столько труда вложила в нее».

«Да. И именно поэтому тебе надо взять одну».

Он колеблется. По-любому он думает, может ли он это сделать. У меня

создается такое впечатление, что он очень сознательно относится к своей работе

и соблюдает все правила, этот Робин.

«Ну, ладно. Если ты уверена, что хочешь отдать одну косточку. Я возьму

вот эту».

Он показывает самую красивую. Нежно розовый цвет на светло-желтой

косточке. И сильный темно-зеленый отросток. Хороший выбор.

«Я дарю ее тебе».

Он берет стакан и осторожно проносит его над кроватью, чтобы не пролить.

Он снова надевает свои ботинки и стоит перед моей кроватью с косточкой в

стакане. Кажется, он действительно рад. Мы улыбаемся друг другу.

И он уходит.

Я скрещиваю руки на груди. Вспоминаю, что совсем скоро меня выпишут.

Внутри что-то происходит, и из меня выливается поток теплой жидкости. Это

может быть все, что угодно. Из любой дырки. Я не могу отличить.

Нащупываю пальцем. По первым ощущениям это вроде бы кровь из

влагалища. Вытаскиваю палец из-под одеяла и вижу красную жидкость. Все ясно.

Я забыла вставить себе тампон. Из-за неожиданных кровотечений я совсем

забыла о регулярных. Вся кровать мокрая. Я тоже. Вся в крови.

Ну ладно. Теперь это только моя проблема. Я не буду звать Робина и

просить его снова сбегать и принести мне что-нибудь. Мне не хотелось бы, чтобы

он думал, что я люблю его и лишь ищу предлога, чтобы позвать его. Мне очень

больно, и мне на самом деле нужно принять обезболивающее. Для этого я

спокойно могу позвонить. Но постепенно звонков становится слишком много. Я не

хочу его раздражать.

Хотя в принципе пусть думает, что я влюблена в него. Я же влюблена.

Тогда он сможет узнать об этом первым. Но пятна крови от месячных на кровати я

могу убрать сама. У меня всегда хорошо получалось, кроме того случая у тетки.

С подоконника я беру пластиковую коробку и достаю оттуда два

четырехугольника из ваты и одну бумажную салфетку. Если получится, я поищу

там и свой старый тампон. Его можно уже выкинуть. Он распространил уже

достаточно бактерий. В мусор, пока никто не увидел.

Я вижу, что в пластиковой коробке все преет. На подоконнике очень жарко.

На внутренних стенках коробки образовались капельки испарившейся воды. Когда

капли становятся слишком большими, они больше не могут удерживаться на

стенках коробки и стекают вниз, собирая еще больше капель. Сползающая капля

выбирает самый простой путь и оставляет за собой зигзагообразный след

разрушения, как в бОльших масштабах река, но только быстрее. Так капли могут

образовать вонючую забродившую лужицу, из которой вода будет снова

испаряться и оседать на стене. Кто дольше всего останется наверху…

Нужно проверить сорочку. Если она в крови, меня это выведет из себя. Я ни

в коем случае не буду просить новую.

К счастью, все чисто. Я еще не успела положить ее под попу. Отлично. Я

съезжаю немного в сторону, чтобы посмотреть на неприятный сюрприз. Не так уж

и много крови, как я думала. Хорошо.

Одну квадратную прокладку стороной с ватой я кладу вниз, а пластиковой

стороной вверх, вторую я кладу на нее пластиковой стороной вниз. Я уже могу

делать это с закрытыми глазами. Прекрасно, снова есть, чем заняться. Бумажную

салфетку я разрываю посередине и одной половинкой тщательно протираю

влагалище, чтобы вытереть как можно больше крови. Вторую половинку я

складываю вдоль, так что получается длинное тоненькое полотенчико. Мелкими

движениями я сворачиваю его в твердый толстый короткий рулетик и как можно

глубже ввожу себе во влагалище. Ты у меня еще увидишь, американская

индустрия по производству тампонов!

Я сажусь на мягкую ватную сторону четырехугольника.

Та-даа!

Готово.

Хелен, как же хорошо ты можешь сама о себе позаботиться.

Я горжусь собой. Такое бывает нечасто и заставляет меня внутренне очень

мило улыбаться самой себе.

Если я в хорошем настроении и могу думать о таких приятных вещах, это

значит, что обезболивающие начали действовать.

Прислушиваюсь к своей ране в заднице и делаю вывод, что ничего не

болит. Вот так неожиданно меня кидает между болью и ее отсутствием.

Я хочу встать и пройтись.

Постепенно я совершенствую свою технику подъема с кровати до такой

степени, что будет очень жаль, когда вскоре меня выпишут отсюда здоровой.

Я ложусь на живот и двигаюсь всем телом вдоль края кровати, сначала

ноги, пока я не повисну в правом углу кровати только верхней частью туловища, а

ноги не будут стоять на полу. Эти гимнастические упражнения я называю так:

Хелен пихает себя с края кровати.

На это зрелище лучше всего смотреть, стоя у двери: распахнутая сорочка

ангела, повернувшегося голой задницей с раной и разведенными ягодицами к

двери. Я поднимаю верхнюю часть туловища и стою. Правую руку вверх, как нас

учили заканчивать вольные упражнения на коврике. Широко улыбаюсь и всем