громче всего.

Виноград с начинкой я хочу положить на металлический ночной шкаф. При

этом движении весь виноград падает на пол.

Сейчас я не смогу слезть с кровати и поднять его. Думаю, с зашитой

задницей лучше совсем не двигаться. Так как мне больше нечего делать, и я

сосредотачиваюсь на своих мыслях, я замечаю, что боль усиливается. Мне нужно

отвлечься и принять более сильные обезболивающие. Я звоню. Пусть медсестра

поднимет мне виноград с пола. В то время как я жду помощи, я ничего не делаю,

но только лишь в виде исключения. Я лежу и пялюсь на стену. Светло-светло-

светло-зеленая. Какая же нежная стена. Я ненавижу, когда я сама не могу помочь

себе. Что я не могу спрыгнуть с кровати, чтобы поднять все, что мне нужно. Мне

не нравится полагаться на других. Лучше всего доверять самой себе. В таких

вещах как, например, нанести крем, но и во всех остальных жизненных вопросах

тоже.

Она заходит в палату летящей походкой. Пришла более или менее быстро.

Видимо, в отделении сейчас мало вызовов.

«Вы не могли бы сделать одолжение и поднять виноград?»

Она залазит под кровать и собирает его.

Но она не отдает его мне, а идет с ним к раковине. Что это значит?

«Я его немного сполосну, он же лежал на полу».

Этим фанатам гигиены никогда и в голову не придет спросить: «Вы хотите,

чтобы я помыла Ваш виноград, в конце концов, он лежал на ужасно грязном полу

в больнице, который дважды в день протирают?» Они просто моют, так как

думают, что все так же сильно как они боятся бактерий. Но это не так. А в моем

случае, совсем наоборот.

Она очень долго моет виноград под краном.

При этом она говорит, что у нее такое ощущение, что его вообще не мыли,

потому что на нем пушистый белый налет, что является явным признаком того,

что его не мыли. Ох, пожалуйста!

Я ничего не говорю. Но в мыслях я громко кричу: Это чокнутое мытье

опрысканных фруктов и овощей – самый большой самообман на свете. Это

объяснил мне папа. Но сегодня об этом говорят и в школе. Например, на химии.

Химикаты, которыми опрыскивают овощи и фрукты, чтобы уничтожить насекомых

и грибки, такие сильные, что они попадают и под кожицу помидор и винограда.

Ты можешь мыть их, пока твои пальцы не сморщатся от воды. Все равно ничего

не смоешь. Если ты имеешь что-то против опрысканных овощей и фруктов, тогда

тебе вообще не стоит покупать их. Не нужно думать, что, помыв их несколько

секунд водой, тебе удастся провести всю химическую промышленность. Я никогда

не мою фрукты и овощи, я не верю, что так можно смыть ядовитые вещества.

Другая причина, почему она почувствовала настоятельную потребность помыть

мой виноград, заключается в том, что такие люди всегда думают, что на полу

очень грязно, так как люди ходят по нему ногами. В представлении этих людей

почти весь пол в собачьем говне. А это самое ужасное, что только может

представить себе фанат гигиены. Когда дети поднимают что-то с пола и тянут в

рот, им говорят: «Осторожно, это кака». При всем при этом вероятность того, что

там окажется собачий кал, очень мала. А если и окажется? Что от этого будет?

Собаки едят мясо в консервах, которое в их кишечнике перерабатывается в кал из

консервированного мяса и оказывается на дороге. И если бы я ложка за ложкой

лакомилась из собачей кучки, со мной ничего бы не случилось. Итак, мне

абсолютно ничего не будет и от намека на след маловероятной кучки собачьего

кала, которая как-то попала в мою палату, и лежит на полу недалеко от моей

кровати, а потом оказалась на винограде и, в конце концов, у меня во рту.

Наконец, она заканчивает нести этот бред.

Мне вернули мой рабочий материал начисто вымытым против моего

желания. Я не благодарю ее.

«Пожалуйста, Вы не могли бы еще раз спросить, могут ли мне дать более

сильные обезболивающие или две таблетки сразу? То, что мне дают сейчас, не

останавливает боль, хорошо?»

Она кивает и выходит.

Я очень зла, когда заканчиваю с виноградом. Как же меня бесят эти тупые

гигиенисты. Они ничего не понимают в бактериях, но настолько суеверны. Меня

бесят и мои боли. И как раз сейчас мне приходит в голову еще одна неплохая

идея.

Теперь я знаю, что я сделаю. Я хочу сходить в туалет по большому. Я не

могу встать. Но заставляю себя сделать это. Хочу сама о себе позаботиться.

Иначе я никогда не сделаю это. Попробовать сходить в туалет по большому в

первый раз после экстренной операции лучше всего здесь – под контролем, так

как врачи неподалеку – чем там, где я окажусь, когда меня выпишут. Перед

глазами плывет. У меня кружится голова.

Я заставляю себя сделать это. Это не может быть так уж сложно. Вероятно,

наркоз еще немного действует и притупляет боль. Это значит, что потом может

стать еще хуже. Тогда лучше попытаться сейчас. Сейчас или никогда. Возьми

себя в руки, Хелен, и сделай это. Учитывая, что в последние дни я ела только

сухие мюсли, по идее должно сработать. Так, в душевую. Сначала надо вынуть

тампон. Он опять очень длинный, как и все, что они туда вводят. Я встаю над

тазиком, ноги на ширине плеч – уже проверенный способ, я думаю о боли,

которую я почувствовала, когда порвала себя. По сравнению с той болью, это

просто мелочи жизни. У меня получится. Я все сделаю отлично. Я очень сильно

тужусь, чтобы всё вышло через швы. Всё, готово. Никому не надо говорить, что у

меня получилось. Но для меня это хорошо. Так я на один шаг ближе к

выздоровлению. Если я окончательно провалю план по поводу моих родителей,

тогда всё, что здесь произошло, было пустой тратой силы и боли. Посмотрим. Я

споласкиваюсь и вытираюсь. Робин был прав. Получается намного лучше, чем

пользоваться туалетной бумагой. Чего он только не знает. Мы хорошо подходим

друг другу. Я возвращаюсь к кровати и останавливаюсь перед ней.

Мне нужно что-то сделать. Все равно, что. Главное, чтобы я не думала о

своих родителях и боли в заднице. Руки дрожат. Я очень напряжена. Я вытираю

холодный пот со лба. По-моему, холодный пот – это так жутко. Такое же

ощущение возникает и перед тем, как теряешь равновесие. Маленькая смерть.

Разве не так называют и оргазм у мужчин? Или у животных? Но у каких именно? Я

не могу ясно мыслить. Не самый приятный опыт. Здесь. Всё. Я снова забираюсь в

кровать. Высыпаю все свои маленькие конфетки с начинкой из пакета на колени.

Поворачиваюсь, чтобы дотянуться до самого дальнего угла моего металлического

ночного шкафа. Аккуратно поднимаю свою алюминиевую крышечку с моими

слезами и бережно проношу ее над поверхностью стола. Ставлю на край, чтобы

было удобно дотягиваться до нее, макаю кончик указательного пальца в соленую

воду. С пальца в разрез винограда с начинкой попадает по одной капельке. Все

точно как в аптеке, а мой палец типа пипетки. Мне нужно экономить мои слезы,

чтобы их хватило на весь виноград. Я уже знаю, кому их предложить. Благодаря

этому продолжительному занятию несколько минут я не думаю о боли. Когда весь

виноград окроплен моими слезами, я складываю его обратно в пакет с изюмом,

орехами и маком.

Пока мне нечего делать, у меня сдают нервы. Думай о чем-нибудь, Хелен,

всё равно, о чем! Из моих друзей, неее, лучше сказать, из моих одноклассников

никто не знает, что я здесь. Только мои родители. И мой брат. То есть, я могу

ждать, что меня навестят только мои родители и брат.

Прождать я могу долго. Я не хотела говорить своим одноклассникам,

почему мне нужно лечь в больницу. Не думаю, что это было бы хорошей идеей,

если бы они пришли навестить меня в проктологическом отделении. Они все

думают, что я лежу дома с гриппом. Когда я – сколько уже дней назад? – сбежала