Мы прошли несколько домов, вломились, включили плиту и затолкали туда всю марихуану. Мы оставались там около часа, и хотя марихуана так и не просохла, мы узнали как легко вламываться в дома людей, и стали регулярно делать это. Мы не воровали телевизоры или драгоценности; нам нужны были деньги, прикольные вещи, или наркотики. Мы шарили по аптечкам, потому что к тому моменту я видел множество таблеток и знал, что искать. Однажды мы нашли огромную упаковку перкодана. Я никогда их не принимал, но знал, что они содержат самое сильное обезболивающее.

Поэтому я взял ее, и мы вернулись к Джону.

— Сколько примем? — спросил он.

— Давай начнем с трех и посмотрим, что будет, — предложил я. Мы оба приняли по три таблетки и сидели без дела несколько минут, но ничего не произошло. Мы приняли еще парочку. Следующее, что мы поняли, был непомерный кайф, нам это понравилось. Но это случилось всего один раз. Мы никогда не принимали перкодан снова.

Наши маленькие успехи в мелких кражах ободрили Джона. Он жил через улицу от своей старой начальной школы и знал, что вся дневная выручка от буфета хранилась в сейфе и ночью находилась в морозильной камере. Оказалось, что за месяц до окончания шестого класса, Джон украл у вахтера связку ключей от школы.

Мы разработали план. Как-то ночью мы взяли маски, надели перчатки и дождались полуночи. Ключи подошли. Мы пробрались в буфет, подошли к морозильнику, сейф был там. Мы схватили его и побежали через улицу прямо в дом Джона. В его спальне мы открыли сейф и насчитали 450 долларов. Это было самое успешное дело, на которое мы когда-либо шли. Что теперь?

— Давай купим фунт «травы», перепродадим, а на разницу купим столько марихуаны, сколько сможем выкурить, — предложил я. Я был раздосадован отсутствием марихуаны и обязанностью чистить трубки, чтобы найти немного смолы ТГК[11]. Я знал, что у Алана Башары может быть фунт марихуаны, разбросанный повсюду, и он у него действительно был. К сожалению, это была дерьмовая марихуана. У меня была идея продавать ее в своем шкафчике в Эмерсоне, но это было слишком изматывающим, поэтому, в конце концов, я принес марихуану домой и продавал ее в своей спальне, постоянно роясь в мешке и выкуривая лучшие косяки. Я все же пытался продать эту дерьмовую марихуану паре наркоманов, живущих через улицу, но даже они ее забраковали. Когда они увидели коробку с перкоданом, то предложили мне пять долларов за таблетку. Я продал сразу всю коробку.

Кульминацией наших наркотических экспериментов в восьмом классе стали два «путешествия» под действием кислоты. Я не знал никого, кто бы принимал ЛСД; он казался наркотиком другого поколения. До сих пор, это кажется наиболее безрассудным опытом, который заключался не в кайфе и болтовне с девчонками, а в психоделическом путешествии в другой мир. Тогда я видел свою жизнь именно такой, путешествия в неизвестность, в закоулки мозга, в материальное царство, что было недоступно другим людям. Мы спрашивали всех вокруг, но никто из наших опытных друзей не знал дозировку кислоты. Когда я пришел в дом Башары за марихуаной, так случилось, что у него было несколько лент с двадцатью маленькими желатиновыми пирамидками, 10 ярко-зеленых и 10 ярко-красных. Я взял по паре каждого цвета и побежал домой к Джону. Мы незамедлительно спланировали два «путешествия». Первое должно было произойти на выходные. Мы оставили второе на тот момент, когда Джон и его семья поедут в свой дом на пляже в Энсенадо, Мексика.

Мы начали с красной кислоты. Она была чистая и сильная, поэтому мы получили невероятный кайф. Мы как будто смотрели на мир через очки. Все было ярким и сверкающим, а мы превратились в паровые двигатели, пробегая сквозь леса, прыгая по деревьям, чувствуя себя неуязвимыми для любой опасности. Затем проявлялась возвышенная сторона кислоты, и мы могли управлять собой. Мы решили наблюдать за семьями в их же домах, поэтому врывались в задние дворики и шпионили за домом через окно; поскольку мы были осторожны, мы были невидимы. Мы подползали к окну, наблюдали, как семьи обедают, слушали их разговоры.

Солнце садилось, и Джон вспомнил, что в тот день его отец возвращался из командировки, и он должен был присутствовать на семейном обеде.

— Я не думаю, что это хорошая идея. Они поймут, что мы под кислотой, — сказал я.

— Это мы знаем, что мы под кислотой, но я не думаю, что они смогут это понять, — ответил Джон.

Я все еще опасался, но мы пошли к нему домой, сели за стол и отобедали с его подвыпившим отцом, милой мамой и сестрой в инвалидной коляске. Как только я взглянул на еду, у меня начались галюцинации, и я не мог даже подумать о еде. Затем я зачарованно стал наблюдать, как открывается рот отца Джона, и как оттуда вылетают большие слова. К моменту, когда родители Джона стали превращаться в зверей, мы оба смеялись, не переставая.

Не нужно говорить, что нам обоим это очень понравилось. Все было настолько прекрасным, запоминающимся и щедрым на галлюцинации, насколько мы могли себе вообразить. У нас были небольшие галлюцинации от марихуаны, когда мы могли видеть цвета, но ничего такого, где мы могли путешествовать в далекую галактику и внезапно понять все секреты жизни. Поэтому мы едва смогли дождаться нашего следующего «путешествия» в Мексике.

У предков Джона был замечательный дом на песчаном пляже, который простирался в бесконечность. Мы приняли зеленую кислоту утром, вышли на пляж и проторчали в океане семь часов, катаясь на солнечных бликах на воде, и на дельфины, и на волнах. Те два раза были лучшими «путешествиями», в которых я побывал. Позже казалось, что действительно хороший ЛСД перестали делать, и кислота стала менее стойкой и более токсичной. Я часто впадал в галлюцинации, но никогда больше они не были такими спокойными и чистыми.

Но я не хочу сказать, что Джон был моим единственным другом в Эмерсоне, потому что это не так. Но опять же, большинство моих друзей были чужими в социальной схеме жизни. Иногда у меня случайно возникало чувство «хуже-чем». Я был хуже, потому что я не был богат, как большинство других детей. Я также чувствовал себя аутсайдером, когда дело касалось девочек. Как и любой нормальный парень в период полового созревания, я застывал при виде любой «горячей» девочки, которая попадала в поле моего зрения. А в Эмерсоне их было полно. Они были богатыми маленькими начинающими примадоннами с именами вроде Дженнифер или Мишель. Их облегающие джинсы Ditto были множества пастельных оттенков и творили что-то действительно невообразимое с их юным подростковым телом. Обрамляли его, делали более стройным, придавали ему правильную форму, идеально упаковывали его. Поэтому я не мог оторвать от них глаз.

Но когда бы я ни подошел к девчонке и ни попросил ее потусоваться со мной, она отвечала: «Ты шутишь?». Они были прелестными, сексуальными, но они были снобами.

Все те девчонки хотели иметь парня на пару лет старше или парня с машиной. Для них я был уродом, которого следовало избегать, я ненавидел это. То чувство уверенности и надежности, с которым я жил в другой моей жизни, клубной и тусовочной, где чувствовал себя свободно и мог общаться, просто терялось при девочках из моей средней школы. Они не давали мне повода для уверенности — за исключением Грейс.

Перед тем, как рассказать об аномалии по имени Грейс, мне следует вернуться назад и возобновить нить моей сексуальной истории. После моей связи с Кимберли, у меня не было контактов с женщинами около года. Но почти одновременно с моим первым опытом, я, благодаря National Lampoon's Photo Funnies, открыл для себя искусство и удовольствие мастурбации. По каким-то причинам, мой отец не касался вопросов мастурбации. Он знакомил меня с каждой самой маленькой частью женской анатомии, но никогда не говорил, что если мне требуется сексуальное удовлетворение, то я могу получить его самостоятельно. National Lampoon вдохновил меня разгадать эту тайну.

Все эксперименты прошли однажды днем в моей спальне. Я не слишком запаздывал в физическом развитии, но отнюдь не был из ранних. В течение первого месяца, когда я уже был способен получить оргазм или эякулировать, мне стало ясно, что я могу использовать фотографии, чтобы дойти до конца. Удивительно, но я не пользовался огромной колекцией Плейбоя и Пентхауса моего отца. Меня привлекала натуральность девушек из Lampoon, сам факт, что девушки не позировали, чтобы казаться сексуальными. Они были просто настоящими обнаженными девушками. Вскоре после этого я начал злоупотреблять любым журналом, какой мог найти; особенно в средней школе, когда стало настоящим соревнованием знать, сколько раз ты мастурбируешь в день, и какой стимул тебе для этого нужен, и какие приспособления ты привлекаешь к процессу. Но это было значительно позднее. Примерно в это же время мои гормоны взбесились, однажды ночью приключилось замечательное событие, когда за мной присматривала Шер. Я был в восьмом классе и время от времени тусовался с Сонни и Конни, и по какой-то причине им нужно было задержаться, и Шер вызвалась присмотреть за мной ночью. Мы расположились в ее спальне, несколько часов болтали по душам, действительно подружившись.