Я подрастал быстро, и это определенно было не по душе Сонни. Все чаще и чаще я был под кайфом, тусовался с друзьями, катался на скейте и совершал мелкие преступления. Если мне что-то запрещали, я сразу же делал это всем назло. Я стремился из всего получать выгоду, и это не нравилось Сонни. Поэтому мы отдалились друг от друга, и меня это устраивало.

Соответственно, моя связь с отцом становилась сильнее и сильнее. Так, только я переехал к нему, он тотчас стал образцом для подражания и моим героем, поэтому моей миссией было поддерживать нашу сплоченность. Это было также и его обязанностью. Мы были командой. И конечно, одним из связывающих нас событий стали путешествия с целью контрабанды марихуаны. Я стал его прикрытием для подобных поездок. Мы брали семь огромных чемоданов марки самсонайт и заполняли их марихуаной. В аэропорту мы переходили от одной авиалинии к другой, регистрируя эти сумки, так как в то время они даже не смотрели, летишь ли ты этим рейсом. Мы приземлялись в нужном аэропорту, собирали все сумки и ехали в места типа Кеноши, штат Висконсин.

Во время нашего путешествия в Кеноши мы поселились в мотеле, потому что сделки моего отца занимали несколько дней. Я был непреклонен в том, что хочу пойти на стрелку с ним, но он имел дело с неотесанными байкерами, поэтому он отправил меня в кино, где шел новый фильм о Джеймсе Бонде, «Живи и дай умереть» («Live and Let Die»).

Сделка заняла более трех дней, поэтому я ходил на этот фильм каждый день нашего там пребывания, и это меня устраивало.

Нам пришлось возвращаться в Лос-Анджелес с тридцатью штуками в кармане. Отец сказал, что я должен держать деньги при себе, так как если они возьмут парня вроде него со всеми этими деньгами, то его наверняка арестуют. Это меня устраивало. Я предпочитал участвовать в действии, чем сидеть на скамейке запасных. Итак, мы взяли пояс, наполнили его деньгами и привязали к моему животу. «Если они попытаются меня арестовать, ты просто исчезни, — проинструктировал он меня — Просто притворись, что ты не со мной, и продолжай идти».

Мы вернулись в Лос-Анджелес, а позже я узнал, что мой отец получил только двести долларов за поездку, чтобы доставить «траву» для его друзей Уивера и Башары. Я также обнаружил, что он пополнял свой бедный доход устоявшейся суммой от растущего кокаинового бизнеса. В 1974 году кокаин стал огромным бизнесом, особенно в Лос-Анджелесе. Мой отец был связан со старым американским эмигрантом, который поставлял кокаин из Мексики. Отец покупал кокаин, делил его и продавал своим клиентам. Он не торговал унциями или килограммами, только граммами, 500 мг и 250 мг. Но в течение нескольких дней бизнес начал разрастаться. Он начал толкать и куаалюд[10]. Он рассказал доктору слезливую историю о том, что ему никак не удается уснуть, и док выписал рецепт на тысячу куаалюдов, которые обошлись в четвертак за штуку, а рыночная цена составила четыре или пять долларов. Итак, между кокаином и людами, это был достаточно доходный бизнес.

Отец никогда не пытался утаить от меня свой наркобизнес. Он ничего не рассказывал мне об этом, но я был его тенью и наблюдал за всеми его приготовлениями и сделками. В доме была маленькая, вроде моей спальни, комната за кухней. Из нее дверь вела на задний дворик, там мой отец и устроил свою лавочку.

Центральное место среди его наркотических атрибутов, находящихся в задней комнате, занимали тройные весы с чашками, которые приносили больше пользы в нашем хозяйстве, чем тостер или миксер. Рабочим блюдцем и подносом для наркотиков ему предпочтительно служила зелено-голубая мексиканская кафельная плитка, идеально квадратная и плоская. Я видел, как он делит кокаин и фильтрует его, а затем берет немного итальянского слабительного «Mannitol» и мельчит его через то же сито, что и кокаин, чтобы оно имело такую же консистенцию. В итоге было важно убедиться, что кокаин смешан с соответствующим количеством слабительного.

В лавочку заглядывало множество людей, но не настолько много, как вы можете подумать. Мой отец был довольно осторожен в своих делах и знал, что с увеличением активности возрастет и риск. Но недостаточное количество клиентуры возмещалось ее качеством. Среди покупателей было достаточно кинозвезд, телезвезд, писателей и рокзвезд, и масса девочек. Однажды мы даже удостоились визита двух знаменитостей из Oakland Raiders накануне Суперкубка. Они пришли довольно рано, около 8 или 9 вечера, и, сидя на самодельной мебели и глядя глупо и трусливо на околачивающегося вокруг ребенка, смотрелись проще, чем обычная клиентура. Но все сработало. Они получили наркотики, ушли и на следующий день выиграли Супер Кубок.

Что во всем этом немного напрягало, так это ночные сделки. Именно в такие моменты я видел, до какого отчаяния могут довести наркотики. Я не осуждал это; это было больше похоже на «О, парень действительно хочет этот чертов кокаин». Один парень, ненасытный любитель всякого мусора, был братом известного актера. Он заходил каждый час вплоть до шести утра, трясся, пытался договориться или сжульничать и кормил обещаниями. Как только он стучал в дверь, мой отец выбирался из кровати, и я слышал его вздохи:

— О нет, снова он.

Иногда отец даже не открывал дверь, а разговаривал с людьми через окошко. А я лежал в кровати и слышал:

— Слишком поздно! Убирайся к чертовой матери! В любом случае, ты задолжал мне слишком много. Ты попал на две сотни двадцать долларов.

Мой отец вел список тех, кто ему должен. Я просматривал этот список и слышал его слова:

— Если бы я только мог заставить заплатить всех, кто мне должен, у меня была бы вся сумма.

Было нелегко убедить меня, что мы жили неправильно, особенно по выходным, когда отец брал меня потусоваться в ночном клубе, где он был известен как Бог Сансет Стрип. (Он был также известен как Паук, это прозвище появилось в конце 60-х, когда мой отец взобрался по стене здания в квартиру девушки, на которую он запал).

В начале 70-х Сансет Стрип была жизненно важной артерией, котороя проходила через весь Западный Голливуд. Улица была постоянно заполнена людьми, болтающимися между лучшими клубами в городе. Там находились «Whisky a Go Go» и «Filthy McNasty's». В двух кварталах от «Whisky» был «Roxy», еще один клуб с живой музыкой.

За стоянкой «Roxy» размещались «Rainbow Bar» и «Grill». «Rainbow» был территорией Паука. Каждую ночь около 9 он появлялся там и встречался со своим отрядом — Уивером, Конни, Башарой и другими, постоянно меняющимися личностями.

Подготовка к ночному выходу составляла некий ритуал для моего отца, т. к. он был очень дотошным по отношению к своему внешнему виду. Я сидел и смотрел, как он прихорашивается перед зеркалом. Волосок должен лежать к волоску, одеколон должен быть нанесен в верном количестве. Затем он надевал облегающую футболку, вельветовый пиджак и платформы. В итоге мы пошли к портному, чтобы сшить такую же одежду для меня. Вот что такое подражание отцу.

Частью ритуала было набрать нужную высоту для хорошего начала ночи. Очевидно, что большую часть наркотического коктейля он приберегал для поздней ночи, но он не хотел уходить из дома без соответствующего начального кайфа, который обычно составляли алкоголь и таблетки. У него имелись куаалюды и плэйсидил, которые служили для замедления реакции. Когда смешиваешь их с алкоголем, стоящий рядом парень замедляет движение. Но мой отец предпочитал тьюнел.

Когда я выходил с ним, он наливал мне небольшой стакан пива. Затем он разламывал капсулу с тьюнелом. Так как порошок был ужасен на вкус, он нарезал банан и засыпал туда тьюнел. Он забирал часть, в которой было больше порошка, а мне отдавал порцию поменьше. И мы были готовы к выходу.

Наш королевский прием начинался как только мы подходили к двери «Rainbow».

Тони, метрдотель клуба, приветствовал моего отца так, будто он был самым важным клиентом Стрипа. Конечно, стодолларовая купюра, которую отец вручил ему, как только мы вошли, не повредила. Тони проводил нас к столику моего отца — престижный столик, прямо напротив огромного камина. С этой выгодной позиции можно было увидеть любого, кто приходит в клуб, или выходит из «Over the Rainbow», ночного клуба в этом клубе. Мой отец был невероятным собственником. Если человек, который не прошел его осмотр, присаживался за столик, Паук приставал к нему: