Потребовались годы опыта, самонаблюдения и самоанализа, чтобы втыкать иглы в вены не для введения отравы в организм, а для ее выведения. Но я не сожалею о своей юношеской неосмотрительности. Большую часть жизни я провел в поисках быстрого кайфа и хорошенького пинка. Я принимал наркотики под съездами с автомагистралей с малолетними мексиканскими преступниками и в гостиничных номерах, стоящих тысячу долларов в день. Теперь я пью витаминизированную воду и ем натуральную, а не специально выращенную лососину.

Вот уже двадцать лет я направляю свою любовь к музыке и сочинительству в русло вселенского творчества и духовности, записываясь и выступая в нашем уникальном звуковом стиле с моими братьями, которые со мной сейчас, и теми, которых со мной нет, в Red Hot Chili Peppers. Это мой рассказ о тех временах, история мальчишки из Гранд Рапидс, штат Мичиган, отправившегося в Голливуд, где он приобрел больше, чем мог удержать. Это моя история, мои шpамы.

Глава 1

Я, я из Мичигана

Я вспомнил о шоу в Аризоне, когда уже третий день к ряду нюхал кокаин с наркодельцом Марио, мексиканцем. К этому времени у моей группы, Red Hot Chili Peppers, вышел один альбом, и нам нужно было ехать в Мичиган для записи следующего, но перед этим наш менеджер, Линди, организовал нам выступление в клубе ресторана, специализирующегося на мясных блюдах, в Аризоне. Промоутер был нашим поклонником и был готов заплатить больше, чем мы стоили на самом деле, а мы очень нуждались в деньгах, поэтому быстро согласились.

Я чувствовал себя развалиной. Как и всегда, когда мы зависали с Марио. Он был удивительным персонажем. Стройный, жилистый и хитрый мексиканец выглядел чуть усовершенствованной версией Ганди. Он носил большие очки и поэтому не казался ни ужасным, ни внушительным. Но всякий раз, нюхнув кокаина или героина, он начинал свою исповедь: «Пришлось кое с кем разобраться. Я настоящий вышибала у мексиканской мафии. Я получаю задание и даже не хочу знать подробностей. Я просто делаю свою работу, заставляю людей платить». Не знаю, было ли хоть что-то из его слов правдой.

Марио жил в старом восьмиэтажном кирпичном доме в центре, в убогой квартирке вместе со старухой-матерью, которая вечно сидела в углу крошечной гостиной и смотрела мексиканские мыльные оперы. Время от времени слышались перебранки на испанском, и я спрашивал Марио, можно ли принять дозу прямо здесь — на кухонном столе были навалены шприцы, упаковки таблеток, порошка, ложки, жгуты…

— Не волнуйся. Она не видит и не слышит, она не знает, чем мы занимаемся, — уверял он меня. И так я колол себе амфетамины, а бабуля сидела в соседней комнате.

На самом деле Марио не был мелким наркоторговцем — он был связан с оптовиками, так что можно было хорошенько подзаработать, но приходилось делиться с ним. Этим мы и занимались на его кухоньке. Брат Марио, который только что вышел из тюрьмы, сидел на полу, вскрикивая каждый раз, когда не мог найти «рабочей» вены на ноге. Тогда я впервые видел человека, который был вынужден колоть наркотики себе в ногу, потому что на руках уже не было живого места.

Так проходили дни, иногда мы были вынуждены попрошайничать, чтобы достать денег на кокаин. Было 4:30 утра, когда я осознал, что сегодня вечером у нас концерт.

«Надо бы купить наркоты, сегодня мне нужно ехать в Аризону, а я себя отвратно чувствую», — подумал я.

Мы с Марио залезли в мой убогий зеленый студебеккер и отправились в самую дальнюю, жуткую и темную часть гетто в даунтауне, на улицу, где можно оказаться только в самом страшном ночном кошмаре; зато цены там были самые низкие. Мы припарковали машину, прошли несколько кварталов пешком и оказались у полуразвалившегося старого здания.

— Доверься мне, тебе не нужно заходить внутрь, — сказал мне Марио. — Там может произойти все, что угодно, но уж точно не что-то хорошее. Просто отдай мне деньги, и я достану дозу.

Какая-то часть меня говорила: «Боже, я не хочу, чтобы меня тут же обокрали. Раньше мы так не делали, не очень-то я ему доверяю». Но другая, большая часть меня просто хотела героина, поэтому я отдал ему последние 40 долларов, и он скрылся в здании.

Я так долго употреблял кокаин, что постоянно галлюцинировал, находясь в странном состоянии между сном и реальностью. Я мог думать только о том, что вот-вот Марио выйдет из здания с так необходимой мне дозой. Я снял свою старомодную кожаную куртку — самое дорогое, что у меня было. Несколькими годами раньше мы с Фли спустили все наши деньги, купив такие куртки. Она была мне как дом. В ней лежали мои деньги, мои ключи и, в маленьком внутреннем кармашке, мои шприцы.

Я был очень слаб, меня знобило. Я сел на тротуар и накрылся курткой, как одеялом.

«Давай, Марио, давай, выходи же», — повторял я свою мантру. Я представлял себе, как он выходит из здания, сначала устало спотыкаясь, а потом бодро шагая, присвистывая, «Давай-ка, парень, пойдем кольнемся».

Я на какой-то миг закрыл глаза и вдруг почувствовал, что ко мне кто-то приближается. Я посмотрел через плечо: огромный, неповоротливый, грязный мексиканский индеец надвигается на меня с гигантскими ножницами в руках, которыми можно с легкостью отрубить голову. Он уже замахнулся на меня, но я нагнулся вперед и увернулся от удара. В этот же момент второй мексиканский ублюдок, тощий и изворотливый, появился передо мной, держа в руках большой выкидной нож.

Я незамедлительно принял решение, что никак нельзя позволить первому громиле ударить меня в спину, уж лучше попробовать разобраться с пугалом, что передо мной.

Это все происходило очень быстро, но когда сталкиваешься со смертью лицом к лицу, вселенная будто замедляет время для тебя, давая шанс. Я вскочил на ноги и, держа куртку впереди себя, набросился на тощего мексиканца. Куртка смягчила удар ножа, и, бросив ее, я побежал прочь так быстро, как только мог.

Я бежал и бежал, не останавливаясь, пока не добежал до своей машины, но тут я понял, что у меня нет ключей. Нет ни ключей, ни куртки, ни денег, ни шприцов, ни, что самое страшное, наркотиков. Да и Марио не стал бы меня разыскивать. Я дошел пешком до его дома — ничего. Уже совсем рассвело, мы должны были отправляться в Аризону через час. Я зашел в телефонную будку, наскреб мелочи и позвонил Линди.

— Линди, я на пересечении Седьмой и Альварадо, я долго не спал, моя машина здесь, но у меня нет ключей. Сможете подобрать меня по дороге в Аризону?

Он привык к подобным моим звонкам, и часом позже наш синий фургон остановился на углу, загруженный нашим оборудованием и остальными участниками группы. И грязный, в лохмотьях, угнетенный пассажир забрался внутрь. Я сразу заметил, что парни начали сторониться меня, и просто лег на пол фургона, положил голову между передними сиденьями и отключился. Через несколько часов я проснулся весь в поту, потому что, как оказалось, я лежал прямо над мотором. Но я чувствовал себя потрясающе. Мы с Фли поделили между собой таблетку ЛСД и отыграли концерт на ура.

Большинство людей рассматривают зачатие как чисто биологический процесс. Но мне кажется, что родителей выбирают высшие силы, в зависимости от определенных черт характера, которыми обладают эти потенциальные родители, и которые должны будут сочетаться в их будущем ребенке. И так, за 23 года до того, как я ждал синего фургона на углу Седьмой и Альварадо, я узнал Джона Майкла Кидиса и Пегги Нобел — двоих прекрасных и беспокойных людей, которые лучше всех подходили на роль моих родителей. Эксцентричность, творческая жилка и нигилистическое отношение к жизни моего отца и любовь, теплота и трудолюбие моей матери — вот те качества, которые были для меня оптимальным вариантом. Как бы то ни было, по моей воле или нет, я был зачат 3-го февраля 1962 года, ужасно холодной и снежной ночью, в маленьком домике на вершине холма в Гранд Рапидс, штат Мичиган.

Мои родители были бунтовщиками, каждый по-своему. Семья отца перебралась в Мичиган из Литвы в начале 1900-х. Антон Кидис, мой прадед, был невысоким, коренастым, неприветливым человеком и держал свое семейство в ежовых рукавицах. В 1914 родился мой дед, Джон Алден Кидис, последний из пяти детей. Семья переехала в Гранд Рапидс; там Джон поступил в старшую школу и учился очень хорошо. Подростком он писал рассказы и выступал на эстраде в стиле Бинга Кросби. Жить и воспитываться в семействе Кидисов означало никакой выпивки, сигарет и ругани. Но у Джона никогда не возникали проблемы с соблюдением этого строгого образа жизни.