Понимаете? Коул, сын Блэки.

С того дня его знали как Блэки, и профессионально, и лично. Не Джон, не Джек, не Паук. Но у меня было две разных индивидуальности. Я никак не мог отделаться от имени Тони в школе. Да и в моей семье не собирались называть меня Коулом. Но Блэки называл.

Чаще называл, чем нет, так как всегда был в роли.

Когда наши имена устоялись, пришло время завести агентов. Отец нашел агента для себя, а затем получил рекомендации на детских агентов для меня. Ее звали Тони Кельман, она была самым крутым детским агентом во всем Голливуде. К тому времени я уже снялся в кино. Роджер Корман снимал трилогию по фильму «Love American Style» под названием «Jokes My Folks Never Told Me». Это была наиболее существенная картина 70-х с участием симпатичных обнаженных женщин. Режиссер учился с моим отцом в Калифорнийском Университете и однажды он заглянул к нам. Я открыл дверь.

«Я пришел к твоему отцу», — дружелюбно сказал он.

Я не знал этого парня, и конечно не знал о его отношениях с отцом, поэтому вытянулся на все свои 5 с чем-то футов и прошипел: «А кто ты такой?»

На языке тела я говорил: «Я надеру тебе задницу, если ты попытаешься войти, и пусть я всего лишь ребенок». Он был настолько поражен моей самонадеянностью, что задействовал меня в двух эпизодах в роли задиры, рассказывающего пошлые шутки на уроках.

В это же время меня пригласили для участия в двух детских программах. Конечно же, в обеих программах я изображал плохого парня. Но это была работа. И довольно прибыльная. Мне открыли счет в банке отца, и когда я открыл чековую книжку и увидел там несколько штук баксов, для меня это был шок.

Я был нарасхват, проходя всевозможные кастинги. Однажды я сидел дома у Джона, когда позвонил Блэки и сказал, что меня взяли на роль сына Сильвестра Сталлоне в фильме «F.I.S.T», его следующим фильмом после «Рокки». Я был так взволнован, что выбежал из дома, вопя и напевая саундтрек к «Рокки», задрав руки. Я был уверен, что стану суперзвездой, потому что играл со Сталлоне, хотя у меня с ним была всего одна сцена за обеденным столом.

Когда я прибыл на съемки, я подошел к трейлеру Сталлоне и постучал в дверь, считая, что мы должны сблизиться перед тем, как играть нашу сцену.

— Кто там?» — раздался хриплый голос из трейлера.

— Это Коул. Я играю в сцене, которую собираются снимать, — ответил я.

Он медленно открыл дверь.

— Что тебе нужно? — спросил он.

— Я играю вашего сына, поэтому я подумал, что нам следует уделить немного

времени, чтобы я мог развить…

Сталлоне перебил меня:

— Нет, я так не думаю, — сказал он и огляделся в поисках родителей.

— Кто-нибудь, заберите этого ребенка. Уведите его отсюда, — закричал он.

Мы снимали сцену, и когда я произнес свою большую реплику: «Передай мне молоко», камера не взяла меня крупным планом. Получилась «не-моргай-а-то-пропустишь»-роль, однако это была очередная сумма в банке.

Съемки в «F.I.S.T.» помогли, когда я пришел в Парамаунт на кастинг к фильму «American Hot Wax», фильм о Бадди Холли и диджее Алане Фриде. Это была масштабная картина, и я пробовался на главную роль, роль президента фан-клуба Бадди Холли. После общего кастинга, бесчисленных вызовов и даже теста на фотогеничность, все свелось к двум кандидатам — мне и самом ярком актере среди детей, Муси Драере. Я был уверен, что получу роль, т. к. Блэки делал все возможное, чтобы помочь мне войти в роль, разучивая все песни Бадди Холли, он даже купил такие же большие очки в роговой оправе. Поэтому, когда мне позвонила Тони и сказала, что я не получил эту роль, я был уничтожен.

Той ночью Конни взяла меня с собой к другу, и мы устроили настоящий наркотический кутеж: нюхали кокаин, курили марихуану, потягивали спиртное и говорили о том, как я их сделаю в следующий раз и стану самой большой кинозвездой в городе и бла-бла-бла, нескончаемая кокаиновая болтовня между парнем, который потерял роль всей своей жизни, девушкой, которая хотела помочь, но страдала сама, и парнем, который лишь хотел забраться в трусики к девушке. Это продолжалось до рассвета, когда кокаин уже закончился, что привело к реализму, и уже было не так хорошо. Химическая наркотическая депрессия спала, смешалась с неудачной действительностью и превратилась для меня в 24 отвратительных часа.

Несмотря на другие мои успехи, я был не самым дисциплинированным и прилежным учеником. Я кормился этим, я участвовал в этом, я набирался опыта, но я не посвящал всего себя этому миру. Веселиться с друзьями, резвиться в городе, кататься на скейте остались главными в моем списке. Получать кайф было самым главным.

До той ночи, когда Конни пыталась меня утешить, я уже успел узнать радости кокаина. Когда мне было тринадцать, Алан Башара зашел днем в наш дом на Палм и сказал отцу, что у него есть немного потрясающего кокаина. Нужно сказать, что в 70-х кокаин был очень сильным и чистым; он не был так напичкан химическими веществами как сегодня. Я уже полтора года наблюдал, как взрослые принимали его в нашем доме, поэтому сказал им, что тоже хочу попробовать.

Башара сделал для меня линию, и я втянул ее. Двадцатью секундами позже мое лицо онемело, и я почувствовал себя Суперменом. Это был такой расслабляющий эйфорический прилив, что я почувствовал, что вижу Бога. Я думал, что это чувство никогда не прекратиться. Но, бац, оно начало исчезать.

— Эй, эй, мы можем принять еще немного? — я обезумел. Но Алан должен был уйти, у отца были дела, и я оказался в заднице. К счастью, организму молодого парня не требуется много времени на восстановление. Часом позже я был в норме и развивал новые способности.

Итак, я влюбился в кокаин с первого взгляда. Я начал шарить по дому, чтобы посмотреть, не осталось ли чего после ночи. Часто оставалось. Лезвием от бритвы я скреб тарелки и чистил пустые стеклянные пузырьки и соединял остатки вместе, затем относил все в школу и делился с Джоном. Но мы всегда дожидались конца занятий. За исключением той половины куаалюда, я никогда не принимал наркотики в школе.

Кокаин привел меня к героину. Мне было четырнадцать, однажды Конни взяла меня в Малибу. Мы приехали в дом дилера кокаина, где взрослые потребляли большое количество белой пудры из огромной кучи на журнальном столе. Я был там вместе с ними — обезьяна видит, обезьяна повторяет — и мы кайфовали, как могли. В какой-то момент они решили куда-то идти. К тому времени на столе осталась одинокая полоска на зеркале.

— Ты можешь остаться здесь, делай что хочешь, только не трогай эту маленькую полоску, — сказали они. Я улыбнулся и согласился.

Как только они закрыли дверь — оп — я втянул полосу. Когда они вернулись, то увидели что полоса «пропылесошена».

— Где полоса? — спросил кто-то.

— Ну, я перепутал…, - начал оправдываться я.

— Нам лучше отвезти его в больницу. Он близок к передозировке.

Все обезумели. Я не знал, что эта маленькая полоска была белым китайским героином.

Но я был в порядке. Я понял, героин мне нравится намного больше, чем кокаин. Мне было хорошо от кокаина, но я не чувствовал дрожи или невроза. Мои челюсти не скрежетали. Меня совсем не беспокоило, где достать еще кокаина. Я был как во сне, и мне это нравилось. Конечно, по дороге домой меня стошнило, но это продолжалось недолго. Я просто попросил Конни немедленно остановить машину, и шлеп, прямо из окна. Они внимательно следили за мной, полагая, что у меня остановится сердце, но ничего подобного не случилось. Мне понравился героин, но я не гонялся за ним. К концу девятого класса, внешне казалось, что дела идут на лад. Блэки учился актерскому мастерству и действительно вживался в роли, иногда до пугающей степени.

Он устроился в Hollywood Actors Theater, 99 — местном театре, вниз по Голливудскому Бульвару. Играл ли он небольшую роль или главную, он с головой погружался в своего героя. Это требовало большой работы с внешним видом героя. Он стал настоящим мастером перевоплощений, меняя свой гардероб, прическу, очки, манеры и поведение. Он украшал свой текст картинками, заметками и вещами, которые символизировали его героя.