Бенефис на тему «каков вопрос – таков ответ» набирал обороты. Потому прозвучал третий, вполне логичный вопрос, ещё хлеще второго:

    – И Вы вот так бездумно взяли и связали?

    Я опять закашлялся, пытаясь скрыть смех. Потом взял небольшую  паузу, обвёл взглядом всех присутствовавших в аудитории. Поднимался всё более усиливающийся гомон. Куда только подевались царившие пару минут назад покой и умиротворённость? А передо мной бешено вращающейся каруселью в мгновение ока промелькнули и «взошедший на пьедестал» Володя Ульянов с сюртучком на плече, и определение интеллигенции согласно теории научного коммунизма, и аппарат витаминной муки в Алслободе, и «большой» комитет комсомола с серьёзными минами Снашкова и Горянина, и «сделавшая ручкой» рижская аспирантура…

    И вот, наконец, завершающий аккорд танца под названием «галоп системы» прозвучал: удивлённые простыми, нестандартными, по-детски правдивыми ответами дипломника члены дипломной комиссии сбросили полусонное оцепенение и недоумённо захлопали глазами. А наглец в моём лице исчерпывающе ответил:

    – Нет, я с первого класса средней школы мечтал связать РНКазу Bacillus intermedius с хлорангидридом адамантанкарбоновой кислоты!

Девчонки из моей группы осуждающе смотрели на меня, мол, Петя, не надо, ты что, завязывай! Сидевшие в первом ряду знакомые аспирантки нашей кафедры, а ныне маститые профессора – Светлана Селивановская, Альфия Фаттахова, когда-то отпустившая нас с Ширшовым в первое историческое путешествие из Заинского района в Сармановский, и Ольга Ильинская, ныне завкафедрой микробиологии – показывали мне кулак.

Гомон стал перерастать во всё более слышимый ропот.

       И тут прозвучал четвертый вопрос, – в тему. Задал его из зала очень мною уважаемый доцент нашей кафедры, ныне профессор и декан одного из факультетов московской «Менделеевки», Офицеров:

    – Вы везде упоминаете хлорангидрид адамантанкарбоновой кислоты в качестве носителя, но, принимая во внимание его небольшую, по сравнению с РНКазой, молекулярную массу, правильнее было бы говорить о нём не как о носителе, а как о модификаторе. Вы так не считаете?

    Меня он любил. Однажды, отвечая на вопросы шутливой анкеты преподавателей факультета в стенгазету «Бигль», назвал меня идеальным студентом. Да и на «Вектор» по распределению я попал, во многом благодаря нему. Но… Во-первых, ранее с дипломом уже подробно ознакомились человек семь – руководители дипломного проекта, научные сотрудники, рецензент – и определение «носитель» проходило. А, во-вторых, меня «понесло»…

Уважаемый Евгений Николаевич - уж более чем через четверть века - простите великодушно!

    Но тогда, на защите я ответил просто и без затей:

    – Может быть это и модификатор, но я считал, считаю и буду считать его носителем. – И, в конец «обурев», решив, что дал исчерпывающий ответ, добавил. – Следующий вопрос!

    И тут раздался раздражённый голос, – медленно вставала со своего места корифей микробиологии, профессор Маргарита Ильинична Беляева. В мои студенческие годы она уже не преподавала на нашей кафедре, мы с ней никогда не пересекались, я просто знал, что она – «бабушка» казанской микробиологии.

    – Молодой человек! Я бы попросила Вас проявлять уважение к дипломной комиссии и аудитории!

    – А я разве не проявляю? – продолжил я свою «борзоту». – Грамотно доложился, стою тут, отвечаю, как могу, на ваши вопросы!

    Маргарита Ильинична судорожно вдохнула воздух и возмущённо открыла рот, намереваясь что-то продолжить. Но тут раздался сладенький голосок Инны Борисовны:

    – Я прошу прощения у членов дипломной комиссии и всех присутствующих за нашего дипломника и сожалею, что мы так…

Тут она сделала паузу и, глянув на меня в упор поверх чуть сдвинутых на кончик носа очков, членораздельно и жёстко произнесла:

– Прощаемся с ним. – И снова, уже совсем другим, обычным ласковым, елейным голоском, продолжила, надев свою фирменную еврейскую улыбочку. – Ну, вот такой он у нас, что ж поделаешь! Но вообще его работа выполнена на очень хорошем уровне, он совсем немного не дотянул до красного диплома, был членом комитета комсомола, политинформатором, активным участником художественной самодеятельности, увлекается туризмом.

    Я нагло заулыбался и чуть не продолжил её мысль дальше: «А также хорошо кушает и моет перед едой руки». Но благоразумно решил, что на сегодня – хватит. К тому же, всегда приятно послушать про себя хорошие, тем более, правдивые слова.

    А Лещинская продолжала в том же духе. И возбуждённая аудитория стала успокаиваться – Инна Борисовна (ныне проживающая в Израиле) выступила мастерски. На своём месте человек! Правда, в тот момент она спасала, в первую очередь, своё лицо: дипломник-то уедет по распределению далеко-далеко, а она останется. Вот и выслушивай потом упреки: мол, плохо студентов воспитываете, уважаемая Инна Борисовна! Добавить к этому, что моё выступление было последним, и всем уже давно хотелось «до ветру».

И вот, наконец, заведующая кафедрой выбросила главный успокоительный аргумент:

    – Распределился наш дипломник в Сибирь, в НИИ Молекулярной биологии.

    В Сибирь! «Система» может быть спокойна: этот непонятный «бузотёр» уезжает так далеко, что никоим образом оттуда потревожить её не сможет.

    Сухо прозвучали положительное заключение руководителя и хороший отзыв рецензента. И – «финита ля комедия». Я поблагодарил всех присутствующих за внимание, а преподавателей – за их труд.

    Однако профессор Беляева во время примирительной речи Лещинской с нескрываемой неприязнью смотрела на меня, её совершенно не успокоил воркующий речитатив заведующей кафедрой. И, когда уже все расходились, она подошла ко мне:

    – Молодой человек, я бы на Вашем месте извинилась перед уважаемыми членами дипломной комиссии!

          Многие из них ещё сидели за своим длинным столом, что-то обсуждая. И хотя запал уже вышел, я, ухмыльнувшись, решил продолжить «защиту». Одним словом, извиниться у меня всё равно не получилось бы. Так иногда бывает, когда слова вроде бы необходимого извинения просто застревают в глотке.

    Инна Борисовна разговаривала с кем-то в другом конце аудитории, но она буквально затылком увидела, что у вредного дипломника начинается новая «тёрка» с «бабушкой казанской микробиологии», поэтому, кинувшись к нам, боевым кораблём встала между сторонами. О чём-то заворковав с Беляевой, Лещинская рукой за спиной энергично стала жестикулировать мне: «Быстро с глаз долой!»

    Да пожалуйста, защита окончена. Я направился в здание «проблемки». Увидев меня, Наталья Калачева – мой непосредственный руководитель – сразу стала как-то нервно смеяться. А заглянувший к нам Куриненко, верный Лещинской человек, сказал, глубоко вздохнув, лишь одну фразу: «Запомните, Петя: «лезть в бутылку» – удел не очень умных людей!».

    Что можно было ему возразить? Что я изначально не планировал подобного выступления, всё вышло экспромтом. Что если бы он отбил для меня аспирантуру в Риге, я бы не «полез в бутылку». Но это верно лишь отчасти. Самое главное, как выразить в двух словах представителю «системы» в её адрес всё то, что копилось долгие пять университетских лет? Что ж, уважаемый Борис Михайлович, ошиблась во мне «система», дала небольшой, ну, совсем микроскопический сбой. Но не беда, ведь общеизвестно, что «опыт – сын ошибок трудных». Ладно, думаю, день сегодня торжественный: дипломный проект защищён, процесс получения высшего образования завершён. Как говорится, будьте здоровы, живите богато.

           А почему, собственно, не может быть просто интересно: а что там, «в бутылке»? Ну, немного пошевелил «систему», провел «против шерсти» – мне не хотелось бы считать себя ее оппонентом, другой тогда не было, и не просматривалось даже в отдалённой перспективе. Любая система должна уметь не только себя сохранить, но и воспроизвести, тем более, многие, очень многие страстно жаждали стать её частью, мгновенно схватывая принятые в то время правила игры. К тому же, она, система-матушка, соглашусь, была не самой плохой: относительно приличные стипендии, бесплатное высшее образование, гарантированное трудоустройство по специальности.