— Все пропало! — вдруг самой себе, своим мыслям громко сказала она.

Один из казачат недовольно глянул в ее сторону.

— Тетка, туда нельзя, там водоверты, там глыбко.

Но женщина не слышала его. Она, не отрываясь, смотрела на воду, и мальчик увидел, что она плачет. Нюша знала, что сейчас ее уже ищут в станице.

— Все кончено! Прости, Саша, дорогой!

Она закрыла глаза и с громким, похожим на плач криком бросилась в воду..

Одна из казачек ахнула, другая, выронив валек, побежала к месту, откуда бросилась в воду Нюша.

Уже далеко от камня из воды показалась голова и рука несчастной, донесся неясный плачущий крик, и воды Терека глухо и тяжело сомкнулись.

Женщины заплакали и, побросав белье, побежали к станице.

Часа через полтора к Голицыну пришел взволнованный Прохор. Князь только что позавтракал, перед ним стоял еще недопитый кофе и маленькая рюмочка шартреза.

Лицо камердинера было бледно и обезображено страхом. Голицын холодно глянул на Прохора.

— Не… не… с… бе… — заикался Прохор.

— Напился, подлец! — брезгливо сказал Голицын. — Посадил эту дрянь?

— У… у…утопилась она, ваше сиятельство! — вдруг с плачем выкрикнул Прохор.

Голицын с удивлением посмотрел на камердинера.

— Как ты сказал?

— Утопла она, ваше сиятельство, бросилась в реку, — тяжело дыша, проговорил камердинер.

Голицын привскочил. Обычная апатия и сонное равнодушие исчезли с его лица.

— Какая дрянь! Ведь я же приказал посадить ее в подвал.

— Не могу знать… Искали по всей станице, а она… в реку, — прошептал Прохор.

Голицын молча смотрел на него.

— Да верно ли это? — наконец выговорил он.

— Верно, вся станица об этом знает… везде шум, батюшка барин. По реке казаки с баграми ее ищут… все люди на берег сбежались… упокой господь ее душу, — перекрестился Прохор.

— Упустили, мерзавцы! — бледнея от ярости, сказал Голицын.

В открытые настежь двери вошел майор Колосов. Он был при шарфе и шашке и, не снимая фуражки, холодно доложил:

— Неприятное происшествие, ваше сиятельство. Девушка ваша утопилась… кончила жизнь самоубийством.

— Это была дрянь! — тоном, не допускающим возражений, сказал Голицын.

— Не могу знать, — сухо ответил майор, — но, как комендант и начальник гарнизона, обязан сообщить об этом происшествии в Грозную.

— Зачем? — поднимая удивленно брови, спросил Голицын.

— По закону. У нас здесь, ваше сиятельство, таких вещей не бывает, это в станице первый случай, чтобы женщина себя жизни лишила.

Голицын хмуро смотрел на него.

— Завтра в семь тридцать прошу быть готовым к отъезду, — напомнил майор.

Голицын молча кивнул и вдруг вспомнил:

— Господин майор, не знаете ли, где расположился на постой поручик Небольсин из оказии?

— Из оказии? — переспросил Колосов. — Не могу знать. Это должен ведать начальник оказии поручик Гостев. Честь имею кланяться! — Он сухо поклонился и вышел из комнаты.

Прохор, уже овладевший собой, стоял у двери.

— Доложишь, когда найдут труп. Да разыщи наконец, где остановился Небольсин, а еще лучше, пройди к офицеру, начальнику оказии, и скажи, чтобы зашел. Ступай!

Голицын сел за стол, разгневанный смертью ускользнувшей от наказания Нюши и непочтительным поведением этого армейского майора.

Глава 6

Поручик, нагнувшись над тарелкой, выбирал из нее куски мяса и с аппетитным хрустом заедал его свежепросоленным огурцом. Прохор, расчесав бакенбарды и сделав казенно-надменное лицо, с важностью княжеского холуя постучал в дверь.

— Войди, кто там! — не поднимая головы и смачно жуя огурец, произнес поручик.

Прохор степенно вошел.

— Не вы ли будете, сударь, поручик Гостев? — важно осведомился Прохор и обмер…

При слове «сударь» офицер поднял голову, и мгновенно потерявший важность Прохор узнал в нем того поручика, который еще совсем недавно отхлестал его по щекам в крепости Внезапной.

Секунду поручик и Прохор молча смотрели один на другого. Узнав камердинера, поручик приподнялся с места, и потрясенный встречей Прохор отступил к двери.

— Ва… ваше благородие, — тонким дискантом выдавил Прохор, не сводя перепуганного взора с устремленных на него немигающих глаз поручика.

— То-то! — успокоился офицер и снова опустился на табуретку. — Тебе чего? — берясь опять за еду, не спеша осведомился он.

— Так что, извините, ваше благородие, — забормотал Прохор, — их сиятельство князь Голицын послал к вам…

— Зачем?

— Не смею знать, однако, требовали для разговору.

Поручик чуть не поперхнулся. Его черные, закрученные кверху нафабренные усы заходили, глаза сузились.

— Кого «требовали»? Меня? — вставая, спросил он.

Вместо ответа камердинер только беспомощно мотнул головой.

— Слушай ты, телячья морда, поди сейчас к своему, — поручик задумался, видимо, подыскивая подходящее слово, но не нашел его, — пойди к своему князю и скажи, что начальник оказии поручик Прокофий Гостев дома, что он поужинал и спать ляжет через сорок минут. Ежели у твоего князя ко мне есть дело, нехай спешит, а то я лягу. Понял?

— Так точно, — пытаясь открыть ногой дверь, пролепетал Прохор.

— Пшел вон, кобылячье семя! — спокойно сказал поручик, и, налив стакан красного вина, стал запивать ужин.

Прохор едва отдышался на улице. Ноги его подкашивались, лицо было бледно, руки тряслись. Теперь, когда поручик был далеко, он боялся уже не его, а доклада князю. Камердинер шел, ломая голову и не зная, как ему доложить Голицыну о таком неслыханно-оскорбительном ответе поручика.

Князь Голицын в раздумье ходил по комнате. Как ни хотел он казаться равнодушным к трагической смерти девушки, все же не мог совладать с собой. Оставшись один, он почувствовал себя несколько неуверенно и беспокойно.

«Дура, шлюха и подлая тварь! — думал он, прохаживаясь по темной казацкой горенке, в которой пахло свежевыпеченным пшеничным хлебом и слежавшимися яблоками. — Видно, тут у них амбар или подпол, — решил он. — Собаке собачья смерть, черт с ней, но с этим негодяем я еще рассчитаюсь!»

В эту минуту в дверь осторожно постучали.

Голицын посмотрел в зеркало, поправил хохолок на лысеющей голове и, сделав холодное, равнодушное лицо, приказал:

— Войдите!

В комнату неловко, бочком, вошел Прохор и низко поклонился. Голицын выжидательно посмотрел на дверь и кланявшегося камердинера.

— А где ж поручик? Нет дома или не нашел? — спросил он.

— Застал, батюшка князь, застал его, ваше сиятельство, только они, извиняюсь, вроде как не в себе… — нашелся камердинер.

— Пьян, что ли? — усмехнулся Голицын.

— Да вроде не в себе, — неопределенно ответил Прохор.

— Наверное, армейский бурбон? — с брезгливой усмешкой спросил князь.

— Настоящая Мазепа, и усы, как у черта, — ободренный улыбкой князя, подтвердил камердинер.

— Вот черт, — Голицын вынул золотой с двумя большими брильянтами брегет и взглянул на часы.

— Без пятнадцати восемь. Подай-ка мне одеться!

Он сбросил халат и надел сюртук с гвардейскими полковничьими погонами.

Они вышли на станичную улицу. Зори за лесом догорали, светлая полоса еще дрожала над горою, и потухающий закат освещал неровным светом край дороги и верхнюю, надтеречную часть станицы.

Голицын прошел мимо баб, примолкших при его появлении. Казачки сурово смотрели на шагавшего мимо них князя, и в их молчании, во враждебных и настороженных взглядах камердинер ясно прочел тяжелую ненависть женщин. Князь шел, не глядя по сторонам. Высоко подняв голову, он шагал по зеленой станичной уличке, своим хмуро-бесстрастным видом свидетельствуя о холодном безразличии ко всему окружавшему его. Прохор семенил сзади. По его приподнятым плечам, по опущенной голове и беспокойно бегающим глазам было видно, что совесть Прохора неспокойна.

— Душегуб, антихрист окаянный, кабан, — долетело до его слуха.