Квартирьеры разводили приехавших по казачьим хатам. Возле плетней стояли хозяйки, недружелюбно поглядывая на жильцов, которых вели им солдаты.

— Ну, загостили, каждую неделю люди… Всю горницу засыплют, табашники, хоть иконы выноси после них, — сказала одна из казачек, когда из-за угла показалось несколько человек, впереди которых шел казак с белой повязкой на руке. — Микишка идет… Опять, кажись, нечистый дух, к нам кого-то тащит… Так и есть, маточки, к нашей хате повернул! — всплеснув руками, с отчаянием вскрикнула она.

— А все потому, что Исаку Сехину соседями приходимся, к ему генералов да богатеев водят, а к нам на постой их слуг.

— Да гляди, их мало не десяток… где ж ты их, Максимовна, уложишь? — глядя из-под руки на приближавшихся, заметила другая.

— И что их нечистая сила гоняет туды-сюды… Одни в Россию, другие с России. В ту оказию трех солдат да одного вольного чуть не месяц держали, а теперь, гляди, цельную сотню опять на постой ведут.

— Максимовна… касатушка… да ведь это бабы… глянь-ко… — всплеснув руками, перебила ее другая казачка.

— И впрямь бабы… да молодые какие… — вдруг успокоилась хозяйка и двинулась навстречу приказному Микишке, с которым шли прибывшие с оказией женщины.

— Вот, Максимовна, принимай гостей… восемь девок, мамзелей, княжеских людей. Велено три дни им у тебя постой держать, а потом в Россию… так что недолго тебе с ними чихирек распивать придется.

Казачка, удивление которой росло с каждой секундой, а любопытство, возбужденное появлением стольких девушек, пересилило неприязнь, засуетилась и, распахивая шире ворота, сказала:

— Вот не чаяла, маточки мои милые, с линии девок встретить! Да и какие ж вы все молодые, да хоро-ошие! Заходьте, заходьте в горницу… скоро и сам хозяин наш, батяка Фома Ильич, припожалует… ай же, голубушки мои, ясочки писаные, истомились в пути, — приговаривала она, вводя гостей в низкую, крытую камышом, прохладную, чисто беленную хату, откуда приятно пахло борщом и печеным хлебом.

Голицын занимал большой дом, своим видом отличавшийся от остальных, обычных казачьих. Дом этот был полугородского типа, с железной крышей, парадным входом и стоял на прочном кирпичном фундаменте. Это был дом войскового старшины Исаака Сехина, первого богатея в станице, лучшего винодела во всей Червленной. Совсем недавно у него останавливалась посольская миссия из Петербурга, ехавшая в Персию, во главе с князем Меншиковым. У него же всегда гостил, приезжая в Червленную, Ермолов.

Князь Голицын помылся с дороги, переоделся в просторный шелковый халат, надел красную с кисточкой турецкую феску, входившую тогда в моду у петербургских щеголей, и, закурив длинный персидский чубук с кальяном, стал совершать свой кейф.

Голицын с удовольствием возвращался в Россию. Он с наслаждением потягивал чубук, слушая, как булькает вода в кальяне. Кавказ утомил его, он и сам уже собирался вернуться в Петербург, но неожиданный приезд во Внезапную Ермолова и его категорический приказ освободить крепость от лишних людей и в первую очередь от голицынского театра и челяди возмутил князя. Ермолов был главнокомандующий и «проконсул Кавказа», но там, в Петербурге, Голицын, зная о недовольстве царя Ермоловым, надеялся с помощью своих связей при дворе отплатить этому солдафону за обиду.

— Разрешите войти, ваше сиятельство? — голос Прохора вывел Голицына из раздумья.

— Войди!

— К вам, батюшка барин, майор пожаловали, — кланяясь от самого порога, доложил камердинер.

— Что за майор? — недовольно осведомился Голицын.

— Здешний комендант. С бумагой от генерала.

— Какой бумагой? Какого генерала? — пожал плечами Голицын. — Зови его, — оправляя виски и завязывая тонкий шелковый поясок, приказал он.

— Честь имею явиться, ваше сиятельство. Начальник местного гарнизона и комендант Червленной майор Колосов, — по форме отрапортовал вошедший.

— Извините, господин майор, не ожидал вашего появления, — показывая на халат и феску, сказал Голицын.

— Не имеет значения, ваше сиятельство. Я по долгу службы явился к вам со следующим делом. На ваше имя еще позавчера получены срочные пакеты, приказано вручить лично. — Он вынул из сумки несколько пакетов. — Вот этот вам, ваше сиятельство, и еще второй… — он протянул было его князю, но вдруг поправился: — Никак нет, ваше сиятельство, ошибся, это гвардии поручику Небольсину, а не вам, — откладывая пакет обратно в сумку, сказал он.

Голицын, уже протянувший было руку за пакетом, произнес:

— Это во Внезапную, поручик там квартирует.

— Никак нет, ваше сиятельство. Поручик Небольсин состоит в числе лиц, идущих в оказии, потому пакет этот пришел сюда, для передачи ему в Червленной.

— В оказии? — поднимая брови, повторил Голицын. — Вы ошибаетесь, господин майор. Он служит в полку, расквартированном во Внезапной.

— Был-с ранее, а теперь направляется в Тифлис для несения там службы. Сам читал приказ по отряду об его откомандировании в Грузию. Да извольте взглянуть, ваше сиятельство, поименный список всех лиц, находящихся в оказии. — Он развернул список и, полистав его, подчеркнул ногтем. — Вот он, гвардии поручик Небольсин, следует до города и крепости Владикавказа для дальнейшего следования в город Тифлис в распоряжение штаба главнокомандующего.

«Небольсин в оказии… — слушая слова майора, размышлял Голицын. — Почему же я ни разу не видел его ни на остановках, ни на переправе через Терек? Похоже, что он прячется от меня».

— Вот вам второй пакет, извольте собственноручно расписаться, ваше сиятельство.

Голицын расписался.

— Как устроились, удобно ли? — осведомился комендант.

— Спасибо. Устроился отменно хорошо, — ответил князь, разрывая пакет и все думая о Небольсине, о доносе Петушкова, о Нюше. Быстрая смена ее настроений от испуганно-грустного к неожиданно веселому показалась ему теперь странной. Тогда он не придавал этому значения, но сейчас все вспоминалось ему…

«Дибича», — вновь прочел Голицын. Он уже забыл и о Нюше, и о своих подозрениях, и о Небольсине.

Приказание генерала Розена явиться к полковнику Бартоломеи вытеснило все. Князь знал, что полковник, числившийся в посольской свите Меншикова, на самом деле был прислан сюда шефом жандармов генералом Бенкендорфом и что его задачей было по личному поручению царя найти и собрать возможно больше компрометирующих материалов против Ермолова.

Голицын очень вежливо раскланялся с майором и даже на прощание протянул ему руку. Когда гость ушел, князь снова прочел бумагу Розена и довольно улыбнулся. Визит к Бартоломеи и секретный пакет в Петербург давали ему возможность в столице явиться на личный доклад к Дибичу и, кто знает, может быть, и на тайную аудиенцию к самому императору. О-о, судьба благоприятствовала ему! Теперь он мог и без помощи друзей отплатить этому моветону Ермолову за оскорбление.

Голицын весело рассмеялся и забыл обо всем, что тяготило его. Он вышел в другую комнату, где его ожидал Прохор. Камердинер всматривался в лицо князя, стараясь угадать расположение духа барина.

— Приготовь к утру на послезавтра коляску и верховых коней Руслана и Резеду. Скажешь повару, чтобы сопровождал меня вместе с тремя верховыми в Грозную.

— Слушаюсь, батюшка барин, будет сделано. А как же, извиняюсь, ваше сиятельство, мы? Прикажете людям дожидаться вашего возвращения?

Голицын задумался.

— А зачем? Вам всем двигаться с оказией до Екатериноградской, где и дожидаться моего приезда. — Он прошелся по комнате и добавил: — Я вернусь через четыре-пять дней. Ты, Прохор, поведешь людей, будешь следить за ними и, — он взглянул на камердинера, — смотри, в случае чего — ответишь!