Напарник отключился, словно разговаривал с автоответчиком.

— Шельма. — Дэн раздраженно швырнул трубку на место.

*

Клиника св. Иоанна

27 октября, 03:11

Алекс проснулся. Было далеко за полночь, он мог сосчитать секунды. Больничный свет, к которому он так и не привык, желтоватым налетом оседал на веки. Придавливал — сумрак палаты сгущался, сворачивался комьями по углам, застывал у горла. Алекс пытался свыкнуться с новыми мыслями. Внутри всё цепенело.

Широко открыв глаза, он сделал комнату реальной. Медсестра, сидевшая чуть поодаль, вскочила на ноги, уронив журнал, — для человека в коме он ожил слишком внезапно. Всего минуту назад пациент плавал в беспамятстве, а сейчас его рука настойчиво тянулась к собственному горлу, попутно лишаясь контакта с системой жизнеобеспечения. Девушка пискнула, затем бросилась к Алексу, пытаясь одновременно удержать его на месте и дотянуться до кнопки вызова.

— Мистер Райн! Пожалуйста, не шевелитесь!

Он не слушал. Без труда преодолев несильное сопротивление, сел на кровати и внимательно оглядел свое тело. Его взгляд переместился на растерянную медсестру, у которой от выражения его лица подскочило давление. Затем он встал.

В палату вбежал растрепанный Кранц. Вслед за ним сунулся полицейский, но его оттеснил отряд медиков, будто только и ждавших за дверью. Кто-то отлетел в сторону, кого-то опрокинули вместе со стулом. Райн закричал и повалился на пол, его окружили врачи.

На миг на пороге появилась Джулия. Ей показалось, что люди в медицинских халатах слились в сплошной белый комок, копошащийся в центре комнаты. Кто-то настойчиво потянул ее назад, и непреодолимая дверь захлопнулась.

*

07:37

Джулия опять дремала в больничном коридоре, то и дело просыпаясь от покалывания в висках. В голове плавали клочья недавнего разговора с Дэном — напрасного разговора, не принесшего ничего, кроме новых сомнений. Ее преследовало дежа вю. Снова в этом месте, у той же стены, снова сумбурные сны, в которых жутковатая картина Изабеллы раздувалась парусом, заслоняя собой всё. Джулия гнала прочь ночные воспоминания, но стоило закрыть глаза, и она уходила в них, словно в топь. Спать с холодным стержнем внутри, постоянно принимавшим неправильное положение, было невозможно.

Наотмашь хлестало желание увидеть Алекса.

Джулия в растерянности поднялась, в коридоре всё еще было пусто. Только сидевший напротив полицейский сосредоточенно клевал носом во вчерашнюю газету. Ночь, как и вечер, выдалась тяжелой. Накануне Джулии предложили устроиться в комнате для отдыха, но она допоздна засиделась возле палаты Алекса, делая вид, что читает. Врачи были на удивление снисходительны к ней. Но пока она листала безымянную книгу, что-то продолжало нашептывать: «Здесь, или дома, или возле его кровати — слишком далеко». Слишком далеко.

— Мисс Грант? Как вы?

Джулия по привычке нервно вздрогнула. Доктор Кранц, такой же взъерошенный, как и прежде, сонно навис над ней — покачиваясь, словно водоросль. Ему всё-таки удалось вырваться из лап коллег, но в последние двадцать четыре часа он усердно избегал возможности отдохнуть: его притупившийся взгляд и телодвижения навели ее на мысль, что он тоже подумывает упокоиться в обмороке. Она поспешно предложила ему присесть.

— Вам нужно как следует выспаться, Джулия, — укоризненно пробормотал он. — Когда мистер Райн очнется… — Врач внезапно потерял мысль и задумчиво похлопал себя по нагрудному карману. — Должен признаться, он необыкновенный человек. Впервые вижу, чтобы так прытко скакали со свежими переломами нижних конечностей. Но будьте готовы, ему всё равно потребуется помощь. Поэтому если вы немедленно не отправитесь спать, мне придется и вас госпитализировать.

— По крайней мере, это не займет много времени, — героически пошутила Джулия. — Вам тоже нужен отдых, док.

— Хорошо бы. — Он закивал, механически разглаживая складки на измятом халате. — Пожалуй, для начала я что-нибудь съем. Не помню, когда это было в последний раз — уж точно не сегодня.

Тяжело поднявшись, он заковылял по коридору, напоминая большого, раненого муми-тролля. Но на полпути обернулся и вежливо предложил ей умирающим голосом: — Не хотите составить компанию? На углу есть хорошее кафе — гораздо лучше, чем больничный буфет.

— Нет, спасибо. Я пока посижу здесь.

— Тогда я попрошу для вас что-нибудь. Хотите?

— Нет, доктор, не беспокойтесь. Если я начну думать о еде, то окажусь в реанимации.

Он хрюкнул, понимающе кивнул и отправился восвояси. Джулия обхватила себя руками и тихонько заскулила.

Через полчаса из палаты Алекса выглянула знакомая медсестра.

— Доктор просил позвать вас — мистер Райн просыпается. Надеюсь, в вашем присутствии он… быстрее сориентируется. Он всё еще под действием лекарств, поэтому держитесь спокойно, даже если он поведет себя необычно. — Девушка посторонилась, пропуская ее внутрь. — Я уже вызвала ординатора, всё будет хорошо.

«Я больше удивлюсь, если Алекс поведет себя обычно», — испуганно подумала Джулия.

Они вошли, и она на миг остановилась. Медсестра, догадавшись, в чём дело, тактично отошла в дальний угол и занялась журналом и бинтами, сложенными на низком столике вперемешку с пустыми ампулами. Джулия благодарно кивнула ее спине. Подойдя к кровати Алекса, тихо присела рядом. Ее взгляд жадно обшарил его исхудалое лицо, всё еще полусонное и пепельное. Она не могла поверить, что всего несколько недель назад они были совершенно свободны. И вот сегодня она сидит в этой комнатке, в глубине провинциальной английской больницы, снаружи зима, а вокруг разворачивается сказка: с разбойниками, замками и бесконечной бессонницей. Интересно, помнит ли он ее имя?

Алекс пошевелился. Медленно повернул голову. Белые пряди осыпались на глаза, вызывая смутное беспокойство. Транквилизаторы по-прежнему держали тело, превращая мысли в неживое месиво. Острая боль трепыхнулась в легких, но вильнув золотым хвостом, уплыла в темноту. Он вздохнул от одиночества.

— Алекс? — Голос Джулии. Звуки ранили слух, и он замер, всё еще смутно надеясь, что его оставят в покое. — Это я.

Внезапно он вспомнил, кто она, и неясная улыбка появилась на его лице; подержалась секунду и потухла.

Ей показалось, что он что-то шепчет. Она склонилась — так низко, что почти коснулась губами его виска. Он действительно говорил, не открывая глаз и не глядя на нее.

— Джулия… нилось…

— Я здесь, всё хорошо.

— Скажи. Ко мне… при… приходили? — Он замолчал ненадолго. — Это было… на самом деле?

Она не поняла, от чего на нее накатило такое отчаянье. От того, что ему всё еще больно? От того, что в его голосе нет страха? Или потому, что, услышав этот голос, она поверила, что «никто ни на кого не нападал»?

*

Астоун

07:58

Среди вороха разбросанных конвертов змеились светлые пряди. Они вспыхивали при высоких свечах, вычерчивая на полу сложный узор. В открытое окно впивался утренний холод; снаружи было сумрачно, почти темно. Ветер ненароком дышал на опрокинутое на ковер обнаженное тело. Старые часы отбили восемь, и с последним ударом ожила женская фигура.

Женщина подняла лицо, ее губы лихорадочно алели. Глаза были закрыты, веки дрожали, словно от боли.

— Отче наш, сущий на небесах… — Она беззвучно зашептала молитву, потом внезапно запнулась на полуслове. Ухмылка перекосила рот, женщина зажала его рукой: то ли плач, то ли смех — будто льдинки зацокали по стеклу.

Ее била крупная дрожь, в унисон раздался стук в дверь. Она молчала. В ответ робко звякнула оконная рама. Длинная штора взвилась клубом темно-красного шелка, рванулась, полоснув по свечам. Женщина открыла глаза, в них плясала горячка.

— Госпожа, лорд Ричард просил передать, что повез вашу сестру к доктору. Они обещали вернуться до обеда.

Ни звука в ответ. Она могла бы растерзать его.

Отчаяние рвалось наружу — вот-вот покажется. Лишь Виктория знала, как угомонить ее, и она ушла — она всегда уходит. Но рано или поздно ей приходится возвращаться. Такова любовь. Нельзя покинуть то, что любишь. Даже ценой собственной жизни. Нельзя не думать об этом, нельзя отвернуться. Мысль о ней обжигает тело изнутри — и это единственное, что делает его теплым. Существование похоже на длинную иглу, медленно входящую в грудь. В этом движении столько сладости — ей бы только забыть, что скоро раздастся пронзительный скрежет, когда игла пройдет насквозь и ударится о замковую стену. Мысль о брате разъярила ее, как в первый раз.