Теперь рядом не было никого.

Она хотела найти Викторию. Было страшно от мысли, что канарейка не вернется и ей больше никогда не ощутить слабого прикосновения ее коготков. Но ведь не зря она вырывала по перышку каждый день. Теперь все эти прекрасные перья хранятся в ее сердце, и их шелест приведет канарейку назад.

Она оттолкнулась от стены и поплыла в темноту, в прохладу, в сон.

*

Астоун

12:21

— Сиди здесь, Викки. Запрись, как только я уйду. — Ричард пристально оглядел сестру, свернувшуюся на его кровати под тяжелым пледом.

Он привел ее к себе лишь потому, что его спальня была единственным местом, где Элинор не станет ее искать. Почему — он старался не думать, его больше тревожила мысль, что табу может исчезнуть столь же внезапно, как и всё прочее, что взбредает на ум их сестре.

— Ты надолго? — Виктория изо всех сил боролась с паникой, даже не стирала слезы — думала, так ему будет труднее заметить.

— Постараюсь побыстрее. Мне надо передать Марго несколько бумаг. Приказы Элинор лучше исполнять в срок, иначе, когда она придет в себя… Ты же знаешь.

— Знаю… Ричард! — Виктория протянула к нему руку; он с силой сжал ее узкую ладонь.

— Держись, малышка. Скоро всё закончится. Потерпи еще немного.

Он поспешно выпустил ее пальцы и вышел из комнаты. Через пару секунд щелкнул дверной замок.

Пока Ричард спускался вниз, ему не встретилось ни единой живой души. Эшби был хорошо натаскан — успел вовремя распустить прислугу, дабы госпожа могла вволю побезумствовать, не рискуя заиметь свидетелей. Сам мажордом предусмотрительно забился в дальнюю щель. Казалось, дом напружинился, словно напуганная грозой собака. Ричард поспешно схватил приготовленные бумаги и почти бегом кинулся к выходу. Тень Элинор облаком наплывала со всех сторон.

Скорее бы они уехали из Астоуна — тогда с ней будет проще сладить. Иногда он думал, что еще есть шанс остановиться, ничего не потеряв. Что он научится не потакать безумию Элинор, отошлет ее в психиатрическую клинику и будет навещать по выходным — исправнее, чем когда-то делала она сама. Потом избавится от Марго, обвинив ее в убийстве и ограблениях с помощью признания, оставленного Каталиной. И пускай обе бесятся: одна в психушке, другая в тюрьме — чем дальше от них, тем лучше. Но каждый раз его останавливал страх: что если Каталина не всё предусмотрела, расставляя ловушки для компаньонов? Если Марго или Гордон сумеют выкрутиться, он будет первым, кого они придут навестить. Не Ричарду отвечать за Горов, но если Марго сумеет доказать его причастность к грабежам, жизнь не сделается намного слаще. Все его свидетельства — рассказ мертвой старухи, а с той станется выкопать напоследок достаточно широкую яму, чтобы хватило места всем. И в итоге именно его шея окажется под топором, тогда как у Элинор всегда есть запасной выход — смирительная рубашка.

На этом рассуждения Ричарда замыкались в мертвую петлю.

Ему давно не было дела до семейной репутации, и даже вкус к наживе выветрился, как пролитое вино. Если бы Элинор отпустила их, он бы никогда не заговорил о прошлом. Ведь от них с Викки так мало пользы. Он не мог взять в толк, зачем она держит их привязанными к «семейному бизнесу». Чего хочет? Кажется, теперь она только наслаждается — терзая Викторию, преследуя его повсюду. А когда накатывает очередной приступ, «становится» Каталиной и терзает саму себя. В этом представлении некому опустить занавес, и он знал, чем однажды всё может закончиться. В такие минуты он всерьез замышлял убить ее — прежде, чем это сделает кто-то другой. В глубине его сердца всё еще теплилась жалость к маленькой белокурой девочке.

*

Квартира Дэна Байронса

— Однако им долго удавалось держать это в тайне. Как давно ты за ними идешь?

Тано неопределенно пожал плечами: — Чуть дольше обычного. И теперь я даже знаю, почему… Признаться, с тех пор, как я курирую «неправедников»-нулевок, это первый такой случай.

— С трудом представляю, как так получилось, что для ареста не-мага вам требуется моя помощь.

— Я ведь не прошу тебя грудью пули отбивать. Мне лишь нужны кое-какие бумаги. Оприходовать нулевку по-своему мы не имеем права, наши доказательства не примет ни один суд, а фабрикация запрещена по Кодексу. Согласись, хреновая ситуация и местами щекотливая. Поэтому я прошу тебя помочь.

Дэн привычным жестом почесал за ухом.

— Всё равно не понимаю. Кстати, мне всегда было интересно, когда мы наконец вылезем из подполья.

— Не раньше, чем магов станет вчетверо больше, чем сейчас. А это вряд ли случится в ближайшем будущем. И, по-хорошему, волновать тебя должно не «когда», а «как». Надеюсь, я до этого времени не доживу.

— Поверь мне, для большинства людей нет принципиальной разницы между пониманием магии и микробиологии. Однако существование микробиологов не ввергает мир в хаос.

— Мы стали частью фольклора, Байронс, — с нас так легко не слезут. В том числе твои микробиологи.

— Не по душе мне это слово «маг». С такой приставкой даже к девушке не подкатишь.

— Бедняжка. Хватит мне зубы заговаривать. Что ты решил?

Байронс потянул паузу, затем задумчиво поинтересовался:

— Значит, ты желаешь стравить Чесбери и Марго Брандт? Но если документ существует, почему они до сих пор им не воспользовались?

— В Астоуне творятся странные вещи. Да, я сказал «странные», не корчись — мы ведь маги, а не фокусники, чтобы вытаскивать Чесбери за уши из черного цилиндра. Я обязан заполучить признание Каталины Чесбери, и оно должно быть подлинным. Откуда оно возьмется — дело десятое, это мы сумеем объяснить.

Дэн скривился, Тано в ответ сделал изящный жест рукой:

— Мы вобьем между ними клин. Они сцепятся, потому что ни Элинор Уэйнфорд, ни Марго Брандт не захотят идти на скамью подсудимых. Каталина Чесбери постаралась выгородить собственное семейство — насколько я знаю, с ее подачи дело выглядит так, будто она долго и отчаянно искала убийцу Горов, а наткнулась на бандитский синдикат. Очень благородно с ее стороны. Но Брандт вряд ли согласится пойти на дно в одиночестве, и чем больше она расскажет о Чесбери, тем лучше для нас. Те, думаю, тоже в накладе не останутся… Признание — только начало, повод, но с его помощью мы сумеем раскрутить дело. Ведь Каталина, сама того не подозревая, оставила нам премного аппетитных деталей.

— А что требуется от меня?

Старик поднялся, его светлые глаза жизнерадостно блеснули:

— Выяснить, где это признание.

— Но… — Байронс запнулся. Лицо у него вытянулось, и Тано отвесил в его сторону витиеватый поклон.

— Что, Дэн, хочешь знать, почему мы не можем найти его сами? — Он широко улыбнулся. — Оно спрятано в Астоуне.

Байронс приподнял бровь.

Тано многозначительно поводил взглядом по потолку, затем снова осклабился: — Да, да, ты правильно понял. Мы не способны видеть замок изнутри и не можем определить, почему. Если бы не интерес к семейству Чесбери, о нем бы вообще никто не узнал. — Старик живо распрямился в привычный громоотвод. — У Астоуна нет активной энергетики, вообще никакой, и он не отзывается на поиск латентных источников, но мы выяснили несколько фактов. Первый — восемьсот лет назад в замке много экспериментировали с пространством. Один не в меру талантливый маг сумел добиться ослабления плотности Потока процентов этак на пятьдесят — видимо, надеялся прыгнуть подальше. Боюсь подумать, чем он закончил. Кое-кто из наших предположил, что нынешняя гиперуплотненность — обратная реакция на старые заклинания, но это только гипотеза. И нам она ничем не поможет.

Дэн помотал головой, стараясь найти более простое объяснение. Тано вежливо подождал, пока тот смирится с неудачей.

— Мы не просим тебя докапываться до местных тайн, Байронс. — Дэн хотел было возразить, но Тано нетерпеливо отмахнулся от него: — Слушай дальше. Нынешние господа Чесбери к этим интересным свойствам отношения не имеют. Вывод? Астоун генерирует защиту сам. Ты единственный человек, у которого есть шанс быстро прорваться внутрь и обнаружить документ. Иначе нам придется прочесывать замок камень за камнем — голыми руками, причем тайно, и, как ты понимаешь, поиск может растянуться на неопределенный срок. А нам надо спешить, поскольку ордер на Охоту за Элинор Уэйнфорд и компанией истекает в течение года, а когда откроется новая возможность — неизвестно.