И просидел несколько ночных часов с пылающими и впустую звенящими ушами, вырисовывал вензеля сирени, чугунные пики садовой ограды, но дальше первой строчки так и не продвинулся. Скомкал испещренный, испорченный лист!
Прокрался в комнату, где мама уже спала, лег. Было мне так тоскливо! Как будто произошло нечто непоправимое, что вскоре вскроется и в будущности аукнется, причем в будущности отнюдь не лестной, а беспощадной… Тяжко я вздыхал, ворочался, поднимал голову над подушкой, и прозрачная мгла струилась за окном.
* * *
Вслед за новеллой о сэре Эдгаре публикую драматическое произведение из времен елизаветинских, примечательное, может быть, единственно тем, что отец создал его сразу на русском.
Это именно публикация, а не перевод, я всего лишь исправил допущенные автором грамматические ошибки и расставил пропущенные им же знаки препинания.
Итак, «Геро и Леандр», с эпиграфом из одноименной поэмы: «On Hellespont guiltie of True–lovers blood…»
Комната в гостинице. На окнах красные деревянные решетки. Стол, на столе пустая бутылка, блюдо с финиками. В кровати Роджер и девка.
Роджер
В течение изжитых мною лет
мне грезилось во сне и наяву,
что я, как древле греческий атлет,
переплываю мрачную Неву,
а справа, слева, спереди и вслед,
как в черном, гадами кишащем рву,
холодный хохот философских флейт:
«Не тщись, не удержаться на плаву!»
О, ужас! В устье, как иголка в стог,
проваливаюсь! Чаек вещий визг!
Как многие, желал, как все, не смог
с того — с другого! — берега смотреть
сквозь радугу уже соленых брызг
на реку Жизнь, впадающую в смерть.
Девка
Хотя бы с похмела угомонился.
Роджер
Прости, простейшая, я думал вслух.
Девка
Я мню, ты мнил плоть усладити мною
с утра пораньше. Знай же, похотник,
что я еще не выспалась нимало.
Роджер
О мнительная Дженни, смело спи.
Будить не стану.
(задумчиво)
Да и не умею…
Девка
Что мелешь, невдомек. Одно отвечу:
вчерась мурлыкал, прижимался к боку
искательно… Чичас иное слышу.
Издевку слышу с ноткой превосходства.
Или ты лег со мной из доброхотства?
(Роджер щекочет девку)
Послушай, я себя не помню с ночи.
Почто меня пытаешь, езуит?
Роджер
Ты, Дженни, поняла меня превратно,
я вовсе не хотел тебя обидеть.
Девка
Куды полез? Эй, не гляди, что я
в глухом углу Британьи родилася,
среди болот… я постою и лежа
за суверенность личности своей!
(оживляется)
А знаешь, как живут в краю болотном?
На островках мы держим скот. Бывало,
усядусь в лодку, поплыву доить
буренку, по пути грибы сбираю
иль ягоды, – все под рукой растет,
вылазить не приходится из лодки!
Вот хлебом небогаты, это верно,
его мы выпекаем из муки
гороховой, а рожь родится худо.
По осени, когда уж очень топко,
люд на ходулях ковыляет от
избы к избе по делу или в гости,
а в основном у очагов домашних
садится и сидит. Но лишь весна и вся деревня по субботам в сборе
на островке овальном с прочной почвой.
Сезон футбола! Мы же англичане!
Мой муж… Мой Джек, с которым так недолго
мы вместе прожили… всего–то зиму…
он самый–самый был результативный.
Болельщики на радостях однажды
его в буквальном смысле разорвали.
Так я осталась на сносях вдовой.
Вдобавок, был неурожайный год,
и я младенцем разрешилась мертвым.
Невмоготу мне стало на болоте.
Прикинула, где лутче и где хуже,
корову продала, домишко, лодку
и наудачу в Лондон подалась.
Роджер
В сей пандемониум! И к Люське Морган
в сей лупанариум! Весьма удачно.
Девка
Ни слова в простоте. Ну чо ты, чо ты?
Колико, уж, проник, верши! Ай! Ой!
(барахтаются)
Ну, все. Пошел отседа, балаболка.
Добился своего. Я аж вспотела.
Нет, я сурьезно вас прошу отстать,
не то, клянусь Венериным бугром
на етой длани, так накостыляю!..
Отзынь!
Роджер
Да ухожу я, ухожу.
(свешивает с кровати ноги)
Ты только не отчаивайся, Дженни.
Быть может, вечером уже сего дня
в сей вертоград завалится по пьяни
тебе судьбою суженый милорд.
Вдруг он захочет на тебе жениться?
Предложит руку, стерлинги и титул?
Ты станешь леди… Леди Джейн, где правый
башмак?.. а, вот он… Люська эта Морган
тобою помыкать уж не посмеет…
Девка
Ах, издеватель! Ну, допустим, я
вертепница. Но ты и сам не лутче!
В сей судьбоносный для отчизны час
наш флот летит наперерез Армаде,
и все, кто стар, иль млад, иль инвалид,
взошед на белые утесы Дувра,
подбадривают криками ироев.
А ты ни в тех, ни в сех, и на уме
одно – блудиться да бакланить. Стыдно!
Иль ты не патриот?
Роджер
Нет, я шотландец
и слышу сызмала от вас: «У, морда
шотландская!» Такое обхожденье
не вдохновляет воссоединяться
противу даже общего врага.
Но будь я англичанином, не стал бы,
как большинство, надежды возлагать
лишь на удачные маневры флота.
Не менее, а более насущно
произведение произведений
(понятно, пиитических), в которых
неслыханным доселе языком
неслыханные вещи говорятся.
Когда же эти… как их… стар и млад
на вышеупомянутых утесах
скандируют банальнейшие тексты,
мне чудится, что Альбион кренится
в какой–то шумный и опасный сон…
Девка
Ты рассуждать горазд… а не боишься,
что передам кое–кому дословно?
Ко мне ведь и оттуда тоже ходют.
Ишь, вскинулся–то как. Шучу, шу…
Роджер
Чу!
И в самом деле шорох под кроватью!
Там кто–то прячется… Всего лишь крыса?
Ну, значит, точно, – жизнь не удалась.
Девка
Вот на, всплакнул! Действительно чудной.
Послушай, это именно тебе
пора жениться. Знать, надоедает
пианство, нищенство и отщепенство.
(стук в дверь)
Люська Морган
Эй, Дженни, так тебя и перетак,
у твоего пииты время вышло!
А ежели одна, то неча дрыхнуть,
живее одевайся! К нам милорд
пожаловал! И пожелал такую,
как ты, ядреную!..
Девка
Чичас!
Люська Морган
«Чичас»!
Кикимора болотная, молчи уж!
Роджер
Боюсь я Люськи…
Люська Морган
Шевелись, деревня!
Девка
Да ну ее. Успеется с милордом.
Ты слушай, что тебе я говорю.
Ищи примерну девку и женись.
Любил же ты какую–нибудь леди
из образованных?
Роджер
Любил.
Девка
Ага!
Так и вертайся к ней пока не поздно.
Роджер
Вот именно что поздно.
Девка
Почему?
Ушла к другому? Померла от чумки?
Так хочется узнать!.. Прошу тебя,
рассказывай скорей, как было дело.
Роджер
Но Люська…
Девка
Не боись, я заплачу
за время! Ну пожалуйста!..
Роджер
Признаться,
мне самому вдруг стало интересно
проверить силу памяти. Итак,
представим сад на берегу Невы:
статуи, знаменитая решетка;
и мы проходим, девушка и я,
через ворота; и нашли скамейку
свободную; я постелил газету;
присели. Спутница моя молчит
и курит, курит, не переставая.
Я знаю, отчего она печальна,
да вот беда – утешить не умею,
поскольку тоже возрастал в сени
Большого дома и знамен пурпурных.
Должно быть, в пылком семени отца
иль в материнском молоке сладчайшем
сквозили пресловутые рентгены,
но не винить же ныне престарелых
за то, что был зачат именно ими
именно в этом времени и месте.
Унижен властью и самим собой,
уже полжизни я живу вполжизни,
не замечая, как блестит кораблик
над уровнем ненастного сознанья.