Так они и бегали по осеннему парку, пока густой и тягучий звук утреннего колокола не положил конец этому занятию. Звон колокола был таким же громким, как обычно – и, как всегда, внезапным. Застигнутый врасплох "дан-Энрикс" поскользнулся и взмахнул руками, чудом удержавшись от падения.

– Никак не могу к нему привыкнуть, – сказал он. – Дурацкий колокол… Трезвонит так, как будто нужно разбудить весь город!

– Да так оно и есть, – ответил Арклесс. В холодном утреннем воздухе слова как будто превращались в пар, едва сорвавшись с языка. – Колокол всегда звонит в одно и то же время, так что горожане по нему определяют, который час. А если Лаконский колокол звонит в другое время, значит, городу грозит серьезная опасность. Эпидемия, мятеж, пожар или вторжение, хотя, конечно, вряд ли кто-нибудь решится штурмовать столицу в наши дни… По традиции, если в Лаконе бьют в набат, то женщинам и детям нельзя выходить из дома, а мужчины, кроме самых старых и больных, наоборот, должны вооружиться и защищать свой скром или квартал.

– Вам это на занятиях рассказывали? – спросил Крикс, как всегда, ощущая неловкость от того, что его друг мог рассказать о чем угодно – а ему самому оставалось только слушать, открыв рот.

Дарл пожал плечами и безжалостно ответил:

– Нет, зачем же. Это же и так все знают. Ну, по крайней мере, все, кто долго жил в столице, – сжалился Димар, заметив, как вытянулось лицо "дан-Энрикса". – Кстати, по старому закону человека, ударившего в этот колокол без повода, должны были немедленно казнить.

– Что, вот так вот сразу и казнить? – вскинулся Рикс. – За что?… Это же просто колокол!

– Не просто. Надо окончательно сдуреть, чтобы просто так, потехи ради, перебаламутить всю столицу. И потом, из-за подобных шутников кто-нибудь мог бы потом не поверить в настоящую тревогу. Так что закон правильный. Только его никогда не применяли.

– Почему?

Димар развел руками:

– Дураков не находилось – в колокол звонить. Ладно, возвращайся пока к своим. Я схожу к себе и отпрошусь у Вардоса. Встретимся у главных ворот, когда начнется тренировка. Я так понял, мы не станем дожидаться завтрака?

– Позавтракаем в городе, – решил "дан-Энрикс" – Нам же все равно идти к конюшням, а там рядом – "Золотая яблоня". Я там был последний раз, еще когда ходил рассказывать хозяину, папаше Пенфу, как попал в Лакон. Это же он мне первый посоветовал сюда зайти – тогда, во время Сбора. Пенф мне поначалу даже не поверил, хотя я пришел к нему в лаконской форме. Все охал, ахал и повторял, что такого просто не бывает. А потом сказал, чтобы я заходил в любое время. Только мне все время было некогда… Даже неловко.

– Ну, значит, решено; позавтракаем в "Яблоне", – кивнул Димар.

Крикс был счастлив. С тех пор, как начались занятия в Лаконе, у него редко выдавалась хоть одна свободная минутка. Ну то есть – по-настоящему свободная, чтобы не держать все время в голове, что нужно успеть доделать заданное ментором на завтра или вернуться в свою комнату к отбою. А сейчас в его распоряжении был целый день, и этот день обещал быть восхитительным. Даже погода как будто бы подлаживалась под его настроение – было холодно, но в то же время солнечно и ясно. Осенние тучи, нависавшие над городом еще вчера, куда-то подевались, и небо казалось пронзительно-синим, таким ярким, что от его вида резало глаза.

Стоило только подумать, что в эту минуту ему полагалось бы выслушивать подначки и насмешки Дарнторна, в сотый раз совершая те же самые ошибки на тренировочной площадке и изо всех сил делать вид, что собственная неловкость и язвительные выпады противника его ничуть не задевают, как прогулка по Адели начинала представляться Криксу еще восхитительнее. Впрочем, остальные тоже находили поводы для радости.

– Закажу яичницу со шкварками и ветчиной и яблочный пирог, – распространялся Дарл. – Приятно есть нормальную еду, пока в Академии все завтракают творогом и кашей!

– Точно! – рассмеялся Лэр. – А у нас впереди еще обед и ужин, где не будет никакой похлебки с рыбой. И где не придется есть за одним столом с Дарнторном или с Грейдом. У меня от одного их вида пропадает всякий аппетит…

Юлиан, который поначалу недолюбливал Димара и относился к их знакомству с Криксом крайне подозрительно, вот уже несколько недель не предостерегал друга от общения со старшим. Его отношения к Димару изменилось после их совместных тренировок, не имевших никакого отношения к занятиям в Лаконе. А причиной этих тренировок стал, опять же, Крикс.

Лэр видел все, что происходит между его другом и Дарнторном на тренировочной площадке, и его возмущение было неописуемым. Он негодовал, что Хлорд не поставит Льюберта на место, но еще сильнее возмущался тем, что Крикс по доброй воле терпит издевательства Дарнторна. Он долго добивался от Рикса объяснений, но тот, по какому-то непостижимому упрямству, ничего не отвечал. Как бы нелепо не казалось заподозрить какие-то секреты между мастером и первогодком, Юлиану, наблюдавшему за Криксом, иногда казалось, будто между ним и Хлордом существует какой-то молчаливый уговор, касавшийся Дарнторна, но никому из посторонних содержание этого уговора они открывать не собираются. Тогда Лэр решил взяться за дело с противоположной стороны. Начинать подобный разговор с товарищем было неловко, а не начинать – просто немыслимо. "Ты знаешь, я ведь хорошо фехтую…" – сказал Юлиан однажды после тренировки. – "Ну, может быть, хуже, чем Дарнторн, но все-таки неплохо. Если хочешь, я бы мог… ну, научить тебя чему-нибудь. Что скажешь?". Юлиан боялся, что Крикс коротко ответит "Нет", и этим дело кончится. То, что "дан-Энрикс" очень горд, заметил бы даже слепой. Лэр сомневался, что гордость позволит его побратиму – про себя он уже называл так Рикса, хотя до вступления в галат им оставался еще добрый месяц – принимать чужую помощь, да еще учиться у ровесника. Но Крикс в очередной раз удивил соседа, согласившись быстро и охотно. То ли он вконец устал от Льюберта и захотел однажды поквитаться с ним на тренировочной площадке, то ли просто, как и большинство учеников Лакона, спал и видел, как однажды станет мастером меча. Так и начались их тайные вечерние занятия. Правда, Юлиан довольно скоро обнаружил, что уметь что-нибудь делать самому и знать, как научить тому же самому кого-нибудь другого – совершенно не одно и то же. Он буквально приходил в отчаяние, когда после его неуклюжих объяснений "дан-Энрикс" понимающе кивал и делал как раз то, чего делать ни в коем случае не следовало.

Тогда в их занятия вмешался Дарл. Первый раз, когда он появился на импровизированной тренировке, Лэр с трудом стерпел его присутствие. Будь Юлиан собакой, у него, как у разозленного сторожевого пса, шесть на загривке поднялась бы дыбом. Он напряженно ждал, что старший ученик начнет давать советы, вмешиваться во все происходящее и вообще всеми путями постарается дать всем почувствовать свое превосходство. Но Арклесс был на редкость ненавязчивым. Сидел, смотрел, пару раз по просьбе Крикса что-то объяснял, и – для Лэра это стало полной неожиданностью – явно не меньше самого Юлиана хотел, чтобы Крикс побыстрее наверстал упущенное и сумел дать Дарнторну отпор, какого тот заслуживал. Понемногу Лэр был вынужден скрепя сердце признать, что Дарл проводит время с Криксом вовсе не затем, чтобы покрасоваться перед новичком, не знающим столичной жизни. В конце концов, если уж сам Юлиан невольно восхищался редкостным своеобразием своего друга, его странным и порывистым характером и необычными суждениями, то почему бы не предположить, что Крикс мог, даже не желая этого, заинтересовать и кого-нибудь другого, не связанного с ним ни благодарностью, ни общими врагами в Академии? Так вся его неприязнь к Димару понемногу отступила. Даже на то, что Дарл втравливает Крикса в разные сомнительные предприятия, заканчивающиеся обычно нагоняем от Наставника, Лэр стал смотреть терпимее. Во-первых, за прошедшие полтора месяца он и сам успел почувствовать всю прелесть незаконных вылазок в Верхний город, и был не прочь, вслед за "дан-Энриксом", как-нибудь насолить мастеру Вардосу. А во-вторых, старший брат Юлиана, Уэльредд, окончивший когда-то Академию, в своих рассказах о Лаконе всегда выглядел почти безупречным учеником… но только выглядел. А вот в Лаконе до сих пор гремела слава о его похождениях, самое известное из которых относилось ко временам затяжной вражды между отрядами из Рейнсторна и Свейсборга, когда семнадцатилетний Уэльредд, рискуя сломать шею, забрался на вершину чужой башни и свинтил оттуда флюгер в виде кречета, пронзенного стрелой. В Рейнсторне его встретили овациями, словно полководца, возвратившегося из завоеванной провинции. А мастера даже не нашли для такой выходки достойной кары, так что все еще не отошедшего от своего триумфа Лэра просто посадили на неделю под замок, на хлеб и воду. Слушая подобные истории, Юлиан проникался мыслью, что, возможно, стоит изменить свое отношение к рискованным проделкам и самому продолжить славную семейную традицию. Тем более, что с такими друзьями, как Димар и Крикс, ему, по сути, все равно не оставалось ничего другого.