Джо прожевала кусочек бифштекса, задумчиво сдвинув брови.

– Я решила принять ваше высказывание как комплимент, –сказала она немного погодя.

Дэниел громко рассмеялся, ощутив, как напряжение, не отпускавшееего весь вечер, улетучилось, оставив его в почти беззаботномнастроении.

– Вы не такая, как все, Джо, – промолвил он.Наклонившись к ней, Дэниел взял её руку и нежно пожал её. – Вынапоминаете мне свежий весенний ветерок после длинной холоднойзимы. Не могу припомнить, когда в последний раз я так смеялся.

– Бедняжка, – поддразнила Джо, хотя он видел, что егослова тронули её. – Но, думаю, вы сделали хороший выбор,переехав в Сокон-Валли. Этот городок рассчитан в основном насемейную жизнь, так что здесь вы и ваш сын сможете как следуетузнать друг друга. Ричи скоро это поймёт. Когда мальчику станетясно, что он переехал сюда навсегда, он успокоится.

– Мой сын по-прежнему ненавидит бейсбол, хотя ему хочетсяпопробовать – правда, только для того, чтобы заслужить вашеодобрение, – заметил Дэниел; он держался теперь болееуверенно. – Ричи ненавидит спорт вообще, и ребят из команды, итренеров – такой вот всеобщий ненавистник…

Джо вздёрнула подбородок.

– Я и не ожидала сегодня чудес, Дэниел. Дайте ему время, онвтянется. А если у него не получится стать игроком, мы откроемперед ним чудесный мир статистики. Ричи, кажется, притягиваютцифры. За каждым игроком ведутся подробные записи буквально всего –за исключением, пожалуй, количества «апчхи», позволенных себеиграющим на подаче во время матча. Но вполне возможно, когда-нибудьэто тоже будут записывать…

Удивляясь как её настойчивости, так и заботливости, Дэниелэнергично закивал головой.

– Да, он мог бы ввести все данные об игроках в свойкомпьютер, и ребята крутились бы вокруг него, чтобы узнать своюсреднюю результативность. Думаю, вы нашли самое лучшее решение!

– Прекрасно! – отозвалась Джо. – Хотя я ни за чтоне поверю в то, что Ричи бросал мяч сегодня вечером только радименя. Ричи любит вас, Дэниел, не сомневайтесь в этом. А теперьдавайте поедим. Мне нужно очистить свою тарелку, чтобы вы смоглинаградить меня кусочком того замечательного торта, из-за которогоя, собственно, и пришла сюда.

– Сколько же точно земли во владении у вас и вашего брата,Джо? – Дэниел стоял посреди широкой, посыпанной гравиемдороги, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть в темноте. – Яобратил внимание, что вы живёте довольно обособленно, когда заезжалза вами. Когда-то это была ферма с наёмными работниками?Припоминаю, я видел несколько небольших зданий, кроме дома иконюшни.

– У нас с Энди сейчас только тридцать пять акров, намногоменьше, чем мы на самом деле обрабатывали. – Джо оперлась на«кадиллак» Дэниела, вдруг подумав, что он выглядит здесь какдома. – Папа продал немного земли, когда мы только купили этуферму, чтобы усовершенствовать дом и пристройки – обзавестисьнекоторыми удобствами, например водопроводом, а я продала ещё,чтобы вносить плату за обучение Энди в колледже, после того какпапа умер. Но на этом мы остановились – остальная земля наша, ипродавать её мы не спешим.

– У вас было много предложений? Это все потому, что выживёте неподалёку от нового скоростного шоссе… – Дэниел помнил, какмного заплатил за свой дом, и ему стало любопытно, почему Джо и еёбрат отказались от того, что могло бы быть невероятно выгоднойсделкой.

Джо не слышала его слов, она унеслась мыслями к разговору суправляющим банком, который посоветовал ей заложить часть фермы дляпокупки второго лимузина. Этот разговор все ещё мучил её. Она,конечно, наотрез отказалась. Ни за что на свете она не поставит накарту её и Энди наследство – последнее, что осталось у них от отца.Ни за что.

– Джо? – Дэниел перегнулся через машину, пытаясьпривлечь её внимание.

– Мой папа был инженером, – тихо начала она, как быразговаривая, сама с собой. – Не из каких-нибудь тамжелезнодорожных инженеров, он был инженером-электриком, и чертовскихорошим. Именно поэтому он так редко появлялся дома. Он всегдаработал, всегда его куда-то вызывали. Энди и я привыкли называтьего Дядя Папа – из-за того, что виделись с ним так мало. А потом водин прекрасный день, через месяц после маминой смерти, папаоставил карьеру и вложил всё, что у него было, в эту ферму. –Она улыбнулась Дэниелу. – Нам больше не надо было звать егоДядя Папа. Он отдал нам не только ферму – он посвятил нам всегосебя. Каждый день своей жизни, пока не умер.

Лицо Джо светилось любовью, когда она говорила о своём отце.

– Ваш отец, должно быть, был замечательным, заботливым,бескорыстным человеком, – сказал Дэниел и подошёл к ней. Онобнял Джо за плечи и прижал к себе, они облокотились на «кадиллак»,её голова примостилась у него на груди. – Теперь я понимаю,почему вы и ваш брат такие прекрасные люди.

– Спасибо, – ответила Джо с лёгкой печалью. –Папа был неплохим воспитателем.

– Джо, я… – начал Дэниел, оттолкнувшись от «кадиллака», нопо-прежнему держа её за плечи.

– Да, Дэниел? – она посмотрела на него, её серые глазазатуманились дымкой воспоминаний, неизвестных ему.

– А, да к чёрту все, – простонал он, наклоняяголову. – Я больше не могу с этим бороться. – Дэниелприльнул к губам Джо, заключив её в крепкие объятия. Она скользнуларуками по его груди и крепко сомкнула их на его шее, без словубедив Дэниела в том, что он не ошибся, когда решил, что она приметего.

Её губы были тёплыми и нежными, и он осмелился напродолжительный поцелуй, изумляясь внезапному желанию обладать ею,которое пронзило его тело. Она была такая маленькая и одновременнотакая сильная, такая опытная, но и столь ранимая…

Дэниэл чувствовал себя её покровителем, хотя страстно желалразрушить все барьеры между ними. Она ведь была такой влекущей…

Дэниел понимал, что Джо доверяет ему, позволяет ласкать себя, нобезмолвно просит принять лишь то, что она хочет дать, и нетребовать большего. Он ощущал, как она дрожит в его руках; онистояли совершенно одни в темноте, звуки летней ночи были ихединственными свидетелями. Её доверчивость вернула его креальности.

– О, Джо, – наконец хрипло прошептал он, прервавпоцелуй, – ты не представляешь себе, как это было прекрасно!Это напомнило мне первый поцелуй.

– Да нет, представляю, это и в самом деле так, –отозвалась она, как и он, переводя дыхание. – В сущности, я бысказала, что по шкале от одного до десяти поцелуй заслуживаетоценки двадцать три.

Дэниел, довольный, засмеялся. Это растопило натянутость междуними, сохранившуюся ещё с обеда.

– Знаешь, – проговорил он, перебирая её волосы своимидлинными пальцами, – я ещё ни разу не целовался с шофёром.Вот, приобретаю опыт.

– Могу себе представить, – со смехом ответила Джо;чуть-чуть отодвинувшись от него, она взяла его за руку, и онивместе пошли к дому. – Если честно, то я тоже раньше нецеловалась с клиентами. Ты ведь понимаешь, правда?

Дэниел остановился, повернул её лицом к себе и приподнял ейподбородок. Они стояли в неярком жёлтом свете лампочки надкрыльцом.

– Я понимаю, Джо, – мягко сказал он, наклоняясь ицелуя её в кончик носа. – И я не буду снова целовать тебя, какдо этого, ну, по крайней мере, сегодня не буду, так что не надобежать в укрытие. Ведь именно это ты сейчас и делаешь, правда?

Джо взглянула на него, комично приподняв брови.

– Не очень-то вежливо, да? – спросила она. –Извини, наверное, я вела себя немного по-детски.

Он повёл её к старомодным качелям на веранде, и они сели, всеещё держась за руки.

– Ты вела себя по-умному, но это вовсе не значит, что яготов уехать домой. Ровно полночь. Расскажи мне ещё о твоёмотце.

Джо более чем горела желанием выполнить его просьбу, потому чтоей тоже не хотелось расставаться.

– Хорошо, – согласилась она, – про что тебеинтересно узнать?

Снова привлекая её к себе, Дэниел ответил:

– Даже не знаю. Просто рассказывай, что придёт на ум.

Джо поглядела вверх на серп луны и улыбнулась воспоминаниям,захватившим её:

– «Посмотри на этот стакан с молоком, Джо», – бывало,говорил мне папа, – медленно начала она. – «Для некоторыхлюдей он наполовину пуст, а для меня знаешь он какой? Наполовинуполный. Ты слышала, как синоптики объявляют: переменная облачность?Так вот, тыковка, они не правы. Это переменная солнечность. И таксо всем в этой жизни. Всё зависит от того, с какой стороныпосмотришь. Всегда помни об этом».