Изменить стиль страницы

«Синеет сумрак за окном…»

Синеет сумрак за окном,
Предвестный знак утра.
Душа полна прожитым днем,
Таинственным «вчера».
Куда ушел он, прожитой
В такой печали день,
В какую даль уйдет со мной
Его печали тень?
Всё голубей и голубей
Ночная грусть в саду.
И вижу сквозь навес ветвей
Рассветную звезду.
1 июня 1929, Сергиево

«Что изменилось во мне иль в мире…»

Что изменилось во мне иль в мире,
Стал я старей и недужней,
Но сердце раскрылось
Свободней и шире,
И многое стало ненужным,
Что раньше потребой
Мучительно страстной
Туманило душу,
И ясности неба
Ничто уж не властно
Нарушить.
21 мая 1931, Перловка — Софрино

ИЗ КНИГИ «ПРОХОДЯЩИМ И УШЕДШИМ»

«Опять сплетенные руки…»

N.N.

Опять сплетенные руки.
Опять к устам уста.
Какая скука и мука,
Какая тщета.
Голубое небо мое далекое,
Ты знаешь не этот путь.
Ты нисходишь в ночь одинокую,
В пронзенную грудь.
Упадают кровли и стены,
И на сердце нагое мое
Все звезды, все звезды вселенной
Струят сиянье свое.
[1921]

Встречному прохожему

Чт омне до твоей судьбы,
Нищий странник босоногий?
Нет конца моей дороге,
Для ночлега нет избы.
Сломан посох мой дорожный,
Сквозь промокшее рядно
Дождь сечет меня давно —
В кабаке зипун заложен.
Всё же, всё же за тебя
Грудь сжимается невольно.
И что наг ты, сердцу больно,
Как ни больно за себя.
12 сентября 1926, Сергиев Посад

Памяти трамвайной встречи с китайцем

Какие странные народы
С раскосым хитрым блеском глаз
Во имя правды и свободы
Из мглы веков ползут на нас.
Гостеприимно их одели
И русской кожей, и сукном.
Но ток вражды закоренелой
Сквозит в них беглым огоньком.
Под желтой маской азиату
От недоношенных свобод
Каких потайных целей надо,
Какой истории здесь ход?
Гляжу и думаю: мы братья,
Но был и Каин на земле.
И тайный знак его печати
Ищу на узком их челе.
25 ноября 1926, Москва

Затерянному в пустынях мира

Где этот берег, что во мраке
Моих провидений ночных
Мне световые чертит знаки
В пустынных безднах мировых?
Мои ль там черные затоны
Иль кто-нибудь душе родной,
В ночи погибнуть обреченный,
Перекликается со мной?
Прочесть я знаков не умею,
Но вижу, вспыхнул уж маяк
Над темной пристанью моею
И начертал призывный знак.
13 февраля 1928, Москва

Эскизы Interieur ’ов

I. «Фиолетовый приют…»

Фиолетовый приют
Фантастических дерзаний.
На стенах и там, и тут
Снов Мировича созданья:
Небывалые цветы,
Пальмы, алые закаты,
Искаженный лик мечты,
Смутный сказ о непонятном.
Три мадонны — отчий дар.
На старинной шифоньере
Целый маленький базар —
Деревяшки, птицы, звери.
Вот Кольцовский мужичок,
Вот в кокошнике старушка.
Длинноносый куличок
И неведома зверушка
С хризолитовым глазком.
Книги — желтая «София»,
Два Шмакова не в подъем.
Приключения лихие
(Корректура «Следопыт»).
Из пружинного матраса
Канапэ. Над ним горит
Лампа в чепчике атласном.

II. «Элегантная молельня…»

Элегантная молельня —
Только угол в образах.
Всё лубочного изделья.
Стены в плахтах и в коврах.
На стенах картин священных
В красных рамках целый строй.
Но Романов Пантелеймон
Прерывает их собой.
На балкон, весьма комфортный,
Итальянское окно.
Книги все святого сорта —
Грешной, светской — ни одной.
Два оранжевые пуфа,
Две кушетки и буфет,
Где стоит посуда глухо,
Где сластей давно уж нет.
Шоколады, мармелады —
Прежний сладкой жизни груз
Изгнан весь, как чары ада
И земных греховных уз.