НАИСИЯТЕЛЬНЕЙШЕМУ ГРАФУ-ГЕРЦОГУ
В часовне я, как смертник осужденный,
собрался в путь, пришел и мой черед.
Причина мне обидней, чем исход,—
я голодаю, словно осажденный.
Несчастен я, судьбою обойденный,
но робким быть — невзгода из невзгод.
Лишь этот грех сейчас меня гнетет,
лишь в нем я каюсь, узник изможденный.
Уже сошлись у горла острия,
и, словно высочайшей благостыни,
я жду спасения из ваших рук.
Была немой застенчивость моя,
так пусть хоть эти строки станут ныне
мольбою из четырнадцати мук!
О ДОЛГОЖДАННОЙ ПЕНСИИ
Свинец в ногах у пенсии моей,
а я одной ногой ступил в могилу.
О беды, вы мне придаете пылу!
Наваррец — наилучший из друзей!
В рагу я брошу лук и сельдерей!
Мне даже фига возвращает силу!
Мой ветхий челн доверю я кормилу!
Мне спится славный Пирр, царь из царей!
Худые башмаки, зола в печурке,—
неужто дуба дам, дубовой чурки
не раздобыв, чтобы разжечь очаг!
Не медли то, о чем я так мечтаю!
Сказать по чести, я предпочитаю
успеть поесть — успенью натощак.
ТЩЕСЛАВНАЯ РОЗА
Вчера родившись, завтра ты умрешь,
Не ведая сегодня, в миг расцвета,
В наряд свой алый пышно разодета,
Что на свою погибель ты цветешь.
Ты красоты своей познаешь ложь,
В ней — твоего злосчастия примета:
Твоей кичливой пышностью задета,
Уж чья-то алчность точит острый нож…
Увы, тебя недрогнувшей рукой
Без промедленья срежут, чтоб гордиться
Тобой, лишенной жизни и души…
Не расцветай: палач так близко твой,
Чтоб жизнь продлить — не торопись родиться,
И жизнью смерть ускорить не спеши.
КРИСТОБАЛЬ ДЕ МЕСА
* * *
Гонясь за счастьем, уделил я прежде
пустой придворной жизни много лет,
в которой правдолюбцу места нет,
но дверь открыта чванному невежде,
где фаворит в сверкающей одежде
роскошеством своим прельщает свет,
где познает немало горьких бед
простак, наивно верящий надежде;
пускай смеется чернь, но во сто крат
блаженней тот, кто на клочке земли,
хваля судьбу, живет себе в усладу,
кто мир вкушает, кто покою рад
от балагана этого вдали,
от мерзости его, подобной аду.
БАРТОЛОМЕ ЛЕОНАРДО ДЕ АРХЕНСОЛА
* * *
Вот, Нуньо, двух философов портреты:
один рыдал и хохотал второй
над бренною житейскою игрой,
чьи всюду и во всем видны приметы.
Когда бы я решил искать ответы
вдали от этой мудрости и той —
чье мненье мне служило бы звездой?
Из двух — какая сторона монеты?
Ты, видящий повсюду только горе,
мне говоришь, что в трагедийном хоре
пролить слезу — утеха из утех.
Но, зная, что слезами не поможешь
добру и зла вовек не изничтожишь,—
я, не колеблясь, выбираю смех.
* * *
Сотри румяна, Лаис, непрестанно
их кислый запах выдает обман.
А если въелся в щеки слой румян,
потри их мелом — и сойдут румяна.
Хотя природа и в руках тирана
и сталь кромсает сад, где сплошь бурьян,
но разве хоть один найдешь изъян
в глухом лесу, чья прелесть первозданна?
И если Небо коже подарило
правдивых роз румяна и белила,
зачем же пальцем в щеки грим втирать?
Красавица моя, приди же в чувство!
Для совершенной красоты — искусство
не в том ли, чтоб искусство презирать?
ХУАН ДЕ АРГИХО
ВРЕМЕНА ГОДА
Рассыпав щедро в чистоте простора
свой свет и блеск, весиа приходит к нам;
полянам зелень, радость пастухам
за долгое терпенье дарит Флора;
но солнце переменчиво, и скоро
оно сместится, оказавшись там,
где жгучий Рак погибель шлет цветам,
лишая землю яркого убора;
и вот уж осень мокрая, она
плодами Вакха скрасит свой приход,
а после зимний холод воцарится;
чередованье, смена, новизна —
какой страдалец горький вас не ждет?
Какой счастливец гордый не страшится?
* * *
Карают боги гнусного Тантала,
чья низость на пиру ввела их в гнев.
Своим обманом мудрость их презрев,
изведал он, что значит их опала:
к воде ладони тянет он устало,
почти касается рукой дерев,
но Эридан уходит, обмелев,
и дерево ему плода не дало.
Ты удивлен, страдальцу сострадая,
что плод, в его уста не попадая,
приманкой служит для его очей?
Ну что ж, окинь округу трезвым взглядом,
и ты увидишь сто Танталов рядом —
несчастных, средь богатства, богачей.