Клориса, я всегда тебе служил послушно,

Всю жизнь свою давно поверг к ногам твоим,

Зачем отказывать мне в счастье равнодушно,

Коль я считаю дни моих последних зим?

Должно ль твое лицо скрываться под вуалью

И траурный наряд помехой быть любви?

Пора быть радостной, расстанься же с печалью,

Сиянье глаз твоих мне наконец яви.

Где твой веселый нрав, твое благоразумье?

Что сделалось с твоей холодной головой?

Быть верной мертвому ревнивцу — вот безумье,

Ужель охвачен им и светлый разум твой?

Ты не дала обет жизнь доживать вдовою,

Никто не стоит жертв, будь хоть сам Цезарь он,

Покинул муж твой дом — ты быть должна живою,

Но плачешь ты, и в скорбь я снова погружен…

Пусть горести мои превысят радость втрое,

Пускай сменяются династьи королей,

Пусть Гектор вновь падет, пускай пылает Троя,

Но все ж я не смирюсь с суровостью твоей!

Я не сегодня стал твоим рабом смиренным,

Почти что сорок лет прошло уже с тех пор,

Но с обожанием я вижу неизменным

Средь темных локонов серебряный пробор.

Я перед девочкой склонялся, пламенея,

Пленили навсегда меня твои черты,

Но в руки ты взяла светильник Гименея —

Скрыл в сердце я любовь, так пожелала ты.

Я слова данного вовеки не нарушу,

Признаньями в любви не стану тешить свет,

И если иногда я открываю душу,

Наперсники мои не выдают секрет.

Тоскуя, ухожу я в дикие дубравы,

Им исповедуюсь и жалуюсь скале,

И утешенья мне нашептывают травы,

Когда в тени густой лежу я на земле.

Я от тебя бежал в тоске в чужие страны,

Я именем твоим будил лесную даль,

Италии моря не врачевали раны,

И флердоранжа цвет не исцелял печаль.

Вниманья не дарил я берегам старинным,

Что сам Нептун почтил присутствием своим,

Я грезы предпочел хожденью по руинам,

И видел я твой лик, осматривая Рим.

Клориса, страсть моя сильнее год от года,

И все века земли не знают равной ей,

С улыбкой нежною любуется природа

Огнем моей любви, огнем твоих очей.

Ты славилась красой чудесной с колыбели,

И так же, как рассвет, прекрасен твой закат,

И щеки свежие ничуть не побледнели,

Как будто бы года твое лицо щадят.

Без страха наблюдай конец всего земного,

И лучше на себя ты в зеркало взгляни;

Ты лилии белей, румяней розы снова,

Зима тебе опять весны приносит дни.

И хоть уже стою я на краю могилы,

Седеет голова, и остывает кровь,

Немеет разум мой, и угасают силы,

Но теплится во мне пока еще любовь.

Положит скоро смерть конец моим страданьям,

И Парка оборвет существованья нить.

Как будешь ты внимать отчаянным стенаньям

Той тени, что могла так долго ты томить!

Клориса, сможешь ты забыть мою кончину?

Молчать, коль обо мне с тобой заговорят?

Иль ты раскаешься, когда я мир покину,

Захочешь наконец снять траурный наряд?

Ведь если б мне пришлось тебя оплакать

Ничто в беде моей мне не могло б помочь,

Я бы ослеп от слез, я б обезумел в горе,

Но предавался бы любви я день и ночь.

Обидно мне и жаль до слез,

Что честолюбию в угоду

Ты венценосцам в дар принес

Свой пыл, и юность, и свободу.

Все эти пышные дома

Владык с их свитою лукавой

Не что иное, как тюрьма

Для горемык, покрытых славой.

Тот, кто вознесся высоко,

Там в тайном страхе пребывает,

Надежды призрак там легко

Благоразумным управляет.

Там обещанья — звук пустой,

Мудрец там не дождется ласки,

И, окруженный мишурой,

Не лица видит он, а маски.

Мой сын, желанья королей

Законы преступают смело,

И зло порою им милей

Чем добродетельное дело.

Блажен, кто в тихом уголке

Живет в безвестности великой,

От сильных мира вдалеке.

Вдали от свиты их безликой.

Мой сын, так смеет говорить

С тобою царедворец бывший,

Ума набравшийся и жить

В уединении решивший.

Прощай, Париж, прощай! Ты видишь, я устал

Поддерживать огонь на алтаре Удачи.

Хочу я видеть вновь мой край лесов и скал,

Где все мне по душе и где живут иначе.

Ни за богатством там не надо гнаться мне,

Ни жалких почестей не надо домогаться;

Что бедность при дворе, то в сельской тишине

Могло бы, как и встарь, достатком называться.

С тех пор, как понял я, что век наш развращен

И что достоинство ни в грош не ставит он,

Одно мне дорого — мое уединенье.

В нем жизни каждый миг, и радости, и боль

Лишь мне принадлежат… Жить в рабском подчиненьи

Постыдно для того, кто сам себе король!