В былые времена художники охотно

На посторонний суд несли свои полотна

И, трезво рассудив, чей правилен совет,

Меняли на холсте где линию, где цвет.

Но то была пора, когда стыдились лести,

Корысти, зависти, когда чуждались мести

И за свои слова ручались головой,

А истина была желанною сестрой.

Ну что же делать нам? Ну как найти управу

На тех, кто нас хулит и славит не по праву,

Когда молва ведет бесчестную игру,

А правда при дворе, увы, не ко двору,

Когда важней всего прическа да манеры,

Когда, чтоб сытно есть, владыкам льстят без меры

В час предобеденный, в обед и до тех пор,

Пока насытится весь королевский двор…

При всем ничтожестве столь наглы эти лица!

Что ж, даже с этим я согласен примириться,

Но эти господа для красного словца,

Увы, не пощадят ни друга, ни отца.

С избытком этого иному бы хватило,

Чтоб в страхе пред молвой душа его остыла,

Чтоб трепетный талант, боясь потерь, зачах.

Нет, я совсем другой, смешон мне этот страх

И души робкие, не знающие риска,

Пред чернью посему я не склоняюсь низко,

Не стану слушать я любую дребедень,

Когда мой стих бранят, костят кому ни лень,

Когда любой профан мне не дает поблажек,

Твердя, что стих мой сух, что слог мой слишком тяжек,

Что, не в пример уму, и юмор мой тяжел,

Что я, конечно, мил, как мил бездумный вол.

Отвечу не спеша на злобный град нападок,

Что доброе вино содержит и осадок,

Что в мире нынешнем различных зол не счесть,

Что раз я человек — и недостатки есть,

Что злобный критик мой мне виден без забрала,

Что и мое лицо скрывать мне не пристало.

Ты знаешь, Фреминэ, гонителей моих,

Чьи темные дела изобличил мой стих,

Кого тщеславие и поздней ночью гложет,

Чей скудоумный дух забыться сном не может,

Кто грешный замысел вынашивает впрок,

Кто бога позабыл и тешит свой порок,

Кто из-за ревности блуждает мрачной тенью,

Кто похотью влеком к бесчестью, к преступленью,

Кто ради алчности присвоить все готов,

Кто не щадит сирот и горемычных вдов?

Такие вот бегут всем скопом бестолковым

Вслед за поэтами, крича, подобно совам.

Их жены скажут вам: «Да это ж клеветник!

В его остротах яд, колюч его язык,

Его сатиры все являют злобный норов,

Друзья и те бегут от желчных наговоров».

Мой первый муж, когда, к несчастью,

Была я чересчур юна,

Ко мне пылал и в полдень страстью,

И в полночь не давал мне сна.

Теперь я для любви созрела,

Полна желаний и огня,

Но нет второму мужу дела

Ни днем, ни ночью до меня.

Мой первый муж такой был нежный!

А что второй? Бревну сродни.

Амур! Верни мне возраст прежний

Иль мужа прежнего верни.

Послушный прихотям природы,

Вкушал я мирно дни и годы

В беспечной праздности своей.

Меня немало удивило,

Что смерть прийти не позабыла

К тому, кто позабыл о ней.

О гордость Нового Моста, Самаритянка!

Ваш верный друг Жакмар в стихах вам шлет поклон

И заверяет вас, прелестная смуглянка,

Что вот уже два дня он страстно в вас влюблен.

Любезный мой Жакмар, властитель башни старой,

Где духи прячутся и где вам не до сна,—

Жакмар, пусть назовут нас все влюбленной парой:

Коль вправду любите, я тоже влюблена.

Кудрявый ветерок, покинув берег Сены,

О вашей красоте поведал мне в тиши.

С тех пор моей души страданья неизменны,

Поскольку я влюблен, а вы так хороши.

Дня три тому назад знакомая ворона,

Из тех, что на руки садятся к вам порой,

Мне описала вас: честь ваша непреклонна…

И я, узнав о том, утратила покой.

Есть у меня для вас гнездо, в котором птица

Все лето прожила, а завтра улетит.

Она клевать свой корм нисколько не боится,

Усевшись близ меня: приятен ей мой вид.

Я рукавицы вам преподнесу в подарок,

Чтоб руки отогреть, державшие металл,

А если летний день чрезмерно будет жарок,

Смогу вам заменить прохладу опахал.

Хочу, чтоб утреннее ваше пробужденье

Всегда приветствовал крик сов и лай дворняг,

И серенадою пусть кажется вам пенье

Крылатых демонов, что населяют мрак.

Печальной музыки вам только внятны звуки:

Зов черных воронов, протяжный волчий вой.

А я… я слышу свист томящихся от скуки

Юнцов, что трудятся в лавчонках день-деньской.

Я только в колокол звоню здесь то и дело,

А должен бы водить в сраженье батальон.

Но если б нам судьба быть рядом повелела,

То не такой бы я сумел поднять трезвон.