Она
Какое мужество! Такое лишь в театре
Порою встретится. Ах, крылья б мне иметь!
Или иметь корабль, подобно Клеопатре,
Чтоб мой Антоний мог вблизи меня узреть.
Он
Хоть небо против нас и хочет без ответа
Оставить наш призыв, на хитрость я пущусь:
Подобно королям, чья гордость мной задета,
Через посредника я с вами обручусь.
Она
Достойнейший Жакмар, тогда чего вы ждете?
Вам надо действовать, иного нет пути.
И если девственной меня вы не найдете,
То значит, девственниц в Париже не найти.
ОТ ЖАННЫ Я УШЕЛ
От Жанны я ушел в час поздний, как обычно.
Я под дождем шагал, и вдруг из-за угла
Навстречу мне патруль. Ночь темная была,
И в этой темноте я крик услышал зычный:
«Стой! Кто идет?» Стою. Тогда, рукой привычной
Мне обыск учинив, сказали: «Ну, дела!
Он мокрый, он продрог, еще спалит со зла
И королевский двор, и город наш столичный».
Сказал я: «Господа, в чем дело, не пойму.
Школяр я…» — «Черт возьми, в тюрьму его, втюрьму!
Как! Ночью… под дождем… слоняться? Очень странно!»
И тут я, вырвавшись, пустился наутек.
Что это? Бунт? О нет! Но я насквозь промок,
И ведь меня в плену и так уж держит Жанна.
ЖАН ОВРЭ
КТО ОН?
Кто он, бунтующий и гордый человек?
Увы, всего лишь дым, и ветер им играет.
Нет, он не дым — цветок: его недолог век,
В час утренний расцвел, а к ночи умирает.
Итак, цветок… О нет! Поток бурлящий он,
Ждет бездна черная его исчезновенья.
Так, значит, он поток? Нет, он скорее сон,
Вернее, только тень ночного сновиденья!
Но может хоть на миг тень неподвижной стать,—
В движенье человек, покуда сердце живо;
Сон может истину порою предсказать,
А наша жизнь всегда обманчива и лжива.
В потоке новая начнет журчать вода,
Что из источника не иссякая льется;
Коль умер человек — он умер навсегда,
Подмостки бытия покинув, не вернется.
Хотя цветок и мертв, растенье не мертво:
Весной украсится опять оно цветами;
Но умер человек, — страшны цветы его
И называются могильными червями.
Едва утих порыв шального ветерка,
Срастаются клочки разорванного дыма;
Но душу оторвать от тела на века
Не стоит ничего, а смерть неотразима.
Так кто ж он, человек, столь чтимый иногда?
Ничто! Сравненья все, увы, не к нашей чести.
А если нечто он, так суть его тогда —
Дым, сон, поток, цветок… тень. — И ничто все вместе.
Я ВПАЛ В ЭКСТАЗ
Я впал в экстаз и вот почувствовал, как вдруг
Меня, бесчувственного, сила чьих-то рук
От самого себя отторгла и нежданно
На гору вознесла таинственно и странно.
Была чудовищной гора, и на нее,
Зловеще каркая, слеталось воронье
И разлагавшиеся трупы там терзало.
Там были виселицы, плахи, кровь стекала
На землю чахлую; там только смерть была,
Смерть и гниение, кошмары, ужас, мгла.
И чтоб моя душа в испуге онемела,
Пред нею крест предстал: висело чье-то тело
На том кресте, что был недавно возведен;
Распятый человек казался страшным: он
Так окровавлен был, так грязен, изувечен,
Такими ранами и язвами отмечен,
Что человек с трудом угадывался в нем.
Из тысяч ран его хлестала кровь ручьем,
Кровь залила глаза, стекая ручейками,
И было все лицо осквернено плевками,
На чреслах и руках пылали синяки;
Страданье жгучее, вонзая в плоть клыки,
Взбиралось по кресту подобием пожара
И, кости поломав, осколками их яро
Прошило кожу всю, свело гримасой рот;
Как бы без внутренностей, высохший живот
К хребту разбитому прилип, и крепче стали
Шипы терновника до мозга проникали.
Виднелись на лице следы кровавых слез,
На лоб спадала прядь свалявшихся волос,
Истерзанная плоть, утратив форму тела,
Распространяя смрад, лохмотьями висела.
И словно те, кто был проказою убит,
Распятый на кресте, являя страшный вид,
Покрыт был язвами, и язвы обнажили
Его артерии, суставы, сухожилья;
Не стоило труда все кости сосчитать:
Был предо мной скелет или, верней сказать,
Какой-то призрак был, ужасное виденье,
Не мертвый человек — ночное привиденье,
Когда бы не глаза с кровавой пеленой:
Сквозь эту пелену струился свет живой
И так прекрасен был, что тот мертвец, казалось,
Не умер… Или жизнь со смертью в нем сливалась.
В ДВИЖЕНИИ ЭТОГО МИРА
…Нет, нет, для нас искать опоры в этом мире
Есть то же, что поймать орла в небесной шири,
Что в утлой лодочке пуститься в океан,
Висеть на волоске, бежать по скользкой льдине,
Цепляться за траву, ловить мираж в пустыне
И удержать всетях клубящийся туман.
За тучу черную садится солнце славы,
И в ласках сладостных есть горечи приправа,
Нередко за спиной Фортуна прячет нож;
Нет в мире никогда покоя без мучений,
Нет розы без шипов, нет дерева без тени,
Без темной стороны медали не найдешь…