Душа возвышенной души, Непостоянство,

Эол тебя зачал, могучий царь ветров.

Прими, владычица подлунного пространства,

Венок из этих строк для твоего убранства,

Как принял некогда всем сердцем я твой зов.

Богиня, что нигде и всюду обитает,

Ты, нам даруя день, к могиле нас ведешь,

Благодаря тебе желанье расцветает

И вянет в тот же миг, и небосвод вращает

По кругу сонмы звезд, чей отблеск так хорош.

Коль держится земля на прочном основанье,—

Движенье атомов опору ей дает;

Начертан на спине Нептуна знак признанья

Величья твоего: для тела мирозданья

Одна твоя душа — поддержка и оплот.

Наш разум с ветром схож, и то, что думал ране,

Что ясным полагал, то завтра — словно ночь;

Все переменчиво, все как на поле брани,

Прошедшее — ничто, грядущее — в тумане,

А наступивший миг — мелькнул и скрылся прочь.

Я мысль запечатлеть желал бы, но бескрыло

Мое желание: покуда мыслю я,

Мысль изменяется, и все, что в прошлом было,

То настоящее своим потоком смыло,

Мой разум стал другим, а с ним — и мысль моя.

С тех пор как приобщен я к твоему величью,

Дана защита мне от унижений злых,

И я смеюсь над тем, кто хлыст и долю бычью

Свободе предпочел, кто покорился кличу

Сил тиранических, чтоб числиться в живых.

Среди снегов и льдин я раздуваю пламя,

Средь вспышек радости заботою объят,

И счел бы я за грех, коль самой лучшей даме

Принадлежать бы стал я сердцем и мечтами

Чуть дольше, чем на ней мой задержался взгляд.

О дева воздуха в чудесном оперенье,

Чья власть меня спасла от рабства и цепей!

Дарю тебе следы моих былых крушений,

Изменчивость любви, ее опустошенье

И эту ветреницу, ставшую моей.

Дарю всю красочность картины фантастичной,

Где страсть любовная с игрой переплелась,

Где есть забвение, надежда, и привычный

Угар желания, и жар меланхоличный,

И ветра с женщиной разгаданная связь.

Гроза, морской песок, разорванные тучи,

Потоки воздуха над гулкой пустотой,

Сверканье молнии, слеза звезды падучей,

Никем ие виданные пропасти и кручи

Служили красками мне для картины той.

Мою любовницу я дам тебе, чтоб всюду

В ней видели твой храм без купола и стен,

И сердце дам ее, чтобы причастный чуду

Был у тебя алтарь; твоим жрецом я буду

И стану прославлять бессмертье перемен.

Моя душа мертва, в ней живо лишь страданье,

С тех пор как должен быть я вдалеке от вас,

И если б я не жил надеждой на свиданье,

Уже давно б настал моей кончины час.

Пускай земная твердь лишится небосвода,

Пусть солнце навсегда покинет небеса,

Пусть перепутает все атомы природа,

Но пусть позволят мне вновь вам глядеть в глаза.

Ни с болью дерева, разбитого грозою,

Ни с мукой жителей, чей город сдан врагу,

Ни с горем крепости, разрушенной войною,

Ни с чем отъезда боль сравнить я не могу.

Сегодня ваш Дамон уже почти что призрак,

Я стал похож на тень, и речь едва слышна,

И жалобы мои — последний жизни признак,

Нет больше чувств, нет сил, осталась боль одна.

Моя душа в тисках, огонь течет по венам,

Терзает сердце гриф, и змей клубок в груди,

Но память я храню о счастье незабвенном,—

Страданья худшего на свете не найти.

Два месяца пути — как бесконечно долго!

Меня любовь и честь ведут по городам:

Быть с принцем и служить ему — веленье долга,

Веление любви — скорей вернуться к вам.

И даже если вдруг средь горестных скитаний

Дарили боги мне крупицы красоты,

Я только ощущал сильнее гнет страданий,

В прекрасном я искал опять твои черты.

На все вокруг смотрю глазами я твоими…

Куда ни занесен безжалостной судьбой,

Какими ни брожу краями я чужими,

Везде моя душа полна одной тобой.

Я словно онемел, утратил слух и зренье,

Не может излечить меня ничей совет,

Лишь мысли о тебе приносят утешенье,

Прекрасный образ твой мне заслоняет свет.

Прошу, в разлуке будь суровой и печальной,

Бери с меня пример, и позабудь про двор,

Прогулок избегай, катаний, залы бальной,

Одна любовь для нас священна с этих пор.

Религия моя — твоя любовь отныне.

Часовней стал мой дом, иконой — твой портрет,

Я всей душой служу теперь одной святыне,

Слова любых молитв мне заменил сонет.

Я мрачен и угрюм среди хлопот военных,

Как будто одержим завоеваньем стран,—

На самом деле я лишь в грезах неизменных,

И быть всегда с тобой — вот мой военный плаи.

Страх смерти потрясти и самых стойких может

И сон бежит от глаз,

Когда отчаянье всю ночь не спит и гложет

Того, чей пробил час.

Как ни была б душа закалена судьбою,

Как ни была б сильна,—

Погибель верную увидев пред собою,

Она потрясена…

Пока для узника еще не стало ясно,

Что все предрешено,

Скрежещущих оков влачит он груз ужасный

С надеждой заодно.

Когда же приговор кровавый и суровый

Порвет надежды нить,

Когда войдет палач, чтоб узника оковы

Веревкой заменить,

Тогда до капли кровь в его застынет жилах,

Застынет в горле крик,

Виденье виселицы он теперь не в силах

Забыть хотя б на миг.

Всем существом своим он неразлучен с неюз

Сводя его с ума,

Она встает пред ним, и вид ее страшнее,

Чем яд или чума.

Своим отчаяньем родных он заражает,

Поит он допьяна

Своей бедой толпу, что на него взирает,

От мук его бледна.