Доколе, Дюперье, скорбеть не перестанешь?

Ужели вновь и вновь

Упорной думою терзать ты не устанешь

В душе своей любовь?

И эта смерть, удел, для смертных непреложный,

И сумрак гробовой,—

Ужели лабиринт, где кружится тревожный,

Заблудший разум твой?

Была она тебе отрадой, утешеньем —

С тем спорить не хочу

И память светлую небрежным обхожденьем,

Поверь, не омрачу.

Увы! Все лучшее испепеляют грозы,

Куда ни посмотрю;

И роза нежная жила не дольше розы —

Всего одну зарю.

Но если б не теперь взяла ее могила,

Когда б, как ты хотел,

Она на склоне лет седая опочила,—

Чем лучше сей удел?

Не мнишь ли, что она чем старей, тем любимей

Была б на небесах,

Что в старости укол червя неощутимей,

Земной не давит прах?

О нет! Когда душа коснется крайней меты

И Парки нить прервут,

Исчезнут и лета, едва достигнув Леты,

За нею не пойдут.

………………………………..

Напрасны жалобы и сетованья эти,

Смири тоску души,

Люби отныне тень, и о потухшем свете

Ты память потуши.

Людской обычай благ, я признаю, не споря,—

Слезами боль лечить,

Через плотину глаз излить всю тяжесть горя

И сердце облегчить.

Тот, кто любовь свою оплакать не способен,

Чью боль не выдаст стон,

Бесчувственной душой тот варвару подобен

Иль впрямь души лишен.

Но — раб отчаянья, отвергнув утешенье,

Ты возомнил, скорбя,

Что ближних возлюбил в надменном сокрушенье

Сильнее, чем себя.

Я дважды, Дюперье, той молнией летучей

Сражен был наповал,

И дважды разум мой, целитель мой могучий,

Забвения мне дал.

Не потому, что мне легко забыть любимых,

Что стоек я в беде,

Но если нет лекарств от ран неисцелимых —

Их не ищу нигде.

Безжалостная смерть не знает снисхожденья,

Не тронется мольбой —

Она, жестокая, от воплей и моленья

Слух отвращает свой.

Ничтожнейший бедняк, чья хижина убога,

Ярмо ее несет,

И стража от нее у Луврского порога

Монарха не спасет.

Перед ее лицом нет места возмущенью,

Напрасен ропот твой.

Есть мудрость высшая — покорность провиденью:

Для нас лишь в ней покой.

О Боже праведный, ты, внемля нашим стонам,

Встречаешь время смут с оружьем обнаженным,

Чтоб дерзость отрезвить, бесчинства покарать,

Незавершенное твоей противно Славе,

Она твой труд вершит на благо всей державе,

Целительную нам дарует благодать.

Наш нынешний король, разумный и великий,

Учился ревностно премудростям владыки,

Искусству управлять, вести отважных в бой,

Вели он замолчать — мы покоримся власти,

Он ограждает нас от всяческой напасти,

И нет нужды тебя обременять мольбой.

Любой, кто слышит гром и видит, как над нами

Потоки льют с небес и вспыхивает пламя

От столкновенья двух враждующих сторон,

Хоть в этом не узрел божественного знака,

Но чудо явлено, и он поймет, однако,

Сколь мощная рука хранит нас, как заслон.

Ну что бы мог свершить король в борьбе со скверной

При всем старании и доблести безмерной,

При всей своей любви к величью твоему,

Как уберег бы нас во тьме ночей беззвездных

Среди подводных скал, неразличимых в безднах,

Когда бы разум твой не помогал ему?

Неведомое зло среди людей блуждает,

Внушает им вражду, спокойствия лишает:

Доверишься словам — и попадешь впросак.

Всеобщая беда, увы, иным во благо,

Их козням счету нет, и посему отвага

Присуща лишь тому, в ком здравый смысл иссяк.

Но в злополучный час надежда не иссякла,

Мы верим, что добру присуща мощь Геракла,

Что приняла твой меч достойная рука,

И если бы мятеж стал гидрою стоглавой,

И если бы весь мир восстал кипящей лавой,

Рассеял бы король несметные войска.

Дай нашим помыслам исполниться, Всевышний,

Избавь от лютых бед, от горечи излишней,

Печальной памяти сотри глубокий след.

Смиряя ураган, наш вождь на поле боя

Отвагу проявил и мужество героя,

Яви же, Господи, благоразумья свет.

Не уповал король на мощь огромной рати,

Он знал: число — ничто, оно пьянит некстати

И, застилая взор, лишь умножает мрак.

Нет, помощи земной не ждал он ниоткуда,

Так пособи ж ему, и совершит он чудо,

Все чаянья затмит и даст нам столько благ.

Разбитым полчищам не избежать расплаты,

Найти убежище не смогут супостаты,

Не скроют беглецов глухие дебри гор,

Их тайные дела однажды станут явны,

Их извлечет на свет властитель достославный

И злобным проискам немедля даст отпор.

При помощи своих установлений строгих

Он кротких защитит и оградит убогих,

Он праведным вернет и право и покой,

Он дерзости лишит разбой и святотатство

И, не беря в расчет ни знатность, ни богатство,

Любого устрашит карающей рукой.

Пред грозным именем склонятся замки в страхе,

И стены и врата окажутся во прахе,

Посты сойдут с бойниц, тревожный минет час,

Оралом станет меч — такая роль достойней,