Вы, что смеетесь надо мной,

Желая, чтоб мой путь земной

Всегда был орошен слезами,

Взгляните, сколько горьких мук

На долю выпало мне вдруг

С тех пор, как разлучен я с вами.

Досталось, видно, неспроста

Мне все, что может нищета

Прибавить к своему проклятью:

Я нахожусь в жилье пустом,

Где служит грязный пол столом,

Скамьей, буфетом и кроватью.

Хозяин наш, в недобрый час

Приняв за гугенотов нас,

Вдруг вылетел быстрее пули.

По грязи мчался ои, чуть жив,

Детей в корзину посадив

И унося свои кастрюли.

Растерян и глупей, чем гусь,

Я в этом доме нахожусь,

Где даже нет, по крайней мере,

Того, что привлекло б воров,

Поскольку этот жалкий кров

Остался без окон и двери.

Дождь льется, гром гремит вдали,

И у причалов корабли

Подпрыгивают, как собаки.

Слуга мой с ветром в спор вступил

И мне из шапки смастерил

Фонарь, мерцающий во мраке.

Свой страх преодолев с трудом,

Хозяин наш вернулся в дом

В довольно скверном экипаже.

Он не причесан, не умыт,

Притом такой имеет вид,

Как будто уличил нас в краже.

Однако старец этот вдруг

Стал уверять, что нам он друг,

И старомодно поклонился.

При этом нос его кривой,

Как шея черепахи злой,

Наморщился и удлинился.

В лохмотьях несколько солдат,

Томясь от голода, лежат

Со мною рядом на соломе

И принимаются опять

Свои победы вспоминать

И толковать о де Бапоме.

Вот так беседу мы ведем,

И вроде все нам нипочем,

Хотя душа тоской объята.

Болтают все наперебой:

Один — как брал Патэ, другой —

Как осаждал Фужер когда-то.

Хозяин, видя, что у нас

Еще остались в этот час

Надежды смутные на ужин,

Заводит речь о том, что он,

Увы, последнего лишен

И, в довершение, недужен.

А я, кто обречен судьбой

Все время видеть пред собой

И всякий сброд, и мрак невзгоды,

Я вам стихи пишу, как встарь,

Покуда не потух фонарь

Под завыванье непогоды.

Мой ангел, свет моей души,

Когда прочтете вы в тиши

Послание из тьмы осенней,

И если, голову склоня,

Не пожалеете меня,

Мне нет надежды на спасенье.

Тирсис, пора и нам подумать о покое:

Полжизни прожито, и что еще другое,

Как не могильный холм, в конце пути нас ждет?

Мы много видели; неведомая сила

По морю бурному корабль наш носила,

Для тихой гавани настал теперь черед.

На милости судьбы рассчитывать не стоит:

Кто верит в них — тот слеп, дом на песке он строит,

Вознесся высоко — к паденью будь готов.

Деревьям гром грозит — тем, чьи вершины выше,

И бешенство ветров скорей разрушит крыши

Дворцов властителей, чем кровли пастухов.

О, счастлив тот, кто смог изгнать желанье славы

Из сердца своего, кто избежал отравы

Стремлений суетных, безрадостных забот,

Кто временем своим распоряжаться волен,

Имеет скромный дом, судьбой своей доволен

И невозможного не хочет и не ждет.

Возделывает он то поле, на котором

Трудился дед его, он равнодушен к спорам,

Что власть имущие ведут между собой,

Не тщится разгадать причины непогоды

И за одним следит: чтоб не погибли всходы,

Когда грозит бедой им ветер грозовой.

Страстей своих король, он знает, чем гордиться:

Межа его земли — империи граница,

Дом — Фонтенбло и Лувр, закрытый для чужих;

Он не завидует ни пышности, ни славе

Земных властителей, себя считая вправе

Не видеть их самих, а лишь портреты их.

Он видит, что нужды его семья не знает,

Он видит, как в полях колосья серп срезает,

Как виноградари срывают виноград,

И кажется ему, что влажные долины,

Холмы зеленые, просторные равнины

Дары осенние вручить ему спешат.

Порой преследует оленя он по следу

В лесах, где солнца луч не празднует победу

Над вечной полумглой, спускающейся с крон;

Порою лай собак ведет его к поляне:

Там заяц, что бежал с такою прытью ране,

Находит смерть свою в местах, где был рожден.

Порою бродит он недалеко от дома

И смотрит, как ручьи бегут из водоема,

Как серебро блестит средь золота снопов.

Порой с пастушками он вместе отдыхает

На ложе травяном, которое не знает

Иных завес, чем тень от сросшихся кустов.

Он старости своей печальное соседство

Встречает без тоски под кровлею, где детство

Он раннее провел, где набирался сил;

Ведет он счет годам по урожаям снятым,

Но листьям, что шуршат своим опавшим златом,

Стареет он, как лес, что сам же насадил.

На быстром корабле, ветрам и волнам внемля,

Не будет мчаться он в неведомые земли,

Чтоб там отыскивать сокровищ скрытых след;

Не жаждет славы он, о лаврах не хлопочет

И встретить смерть свою он в той постели хочет,

В которой умерли его отец и дед.

В порту взирает он, как ветер, дуя рьяно

И предвещая нам начало урагана,

Желанья буйные зажег в людских сердцах,

Но также видит он, что смертных ожидает:

В то время, как один на небо попадает,

Другой, растерзанный, толпою втоптан в прах.

Пусть не владеет он роскошными дворцами,

С их капителями, колоннами, коврами,

Пусть роскошь не вошла в приют его простой,—

Он видит, как зима сменяется весною,

Ковер живых цветов он видит пред собою

И наслаждается живою красотой.

Поверь мне, час настал, когда расстаться надо

С цепями рабскими, что носят за оградой

Сверкающих дворцов, где стережет беда:

Близ дуба мощного кустам расти не мило,

От солнца прочь бегут все прочие светила,

Страшась в его лучах исчезнуть навсегда.

Так долго тщетные надежды мы питали!

Так долго милостей напрасно ожидали!

А зависть в миг один разбила все мечты;

Они — всего лишь дым, они — посев, чьи всходы

Всегда подвержены причудам непогоды

И пе зерно дают, а чахлые цветы.

Глушь, сердцу милая! Вдали от жизни шумной,

Вдали от суеты, от роскоши безумной

Я начал забывать страданья прошлых дней.

Долины тихие, ручьи, лесные тени,

Вам видеть довелось души моей смятенье,

Теперь свидетели вы радости моей.