Изменить стиль страницы

Он широкими шагами ушел прочь, и Джин стоило большого труда не посмотреть ему вслед. Она боялась, что тогда неизбежно выдаст себя взглядом. Но как может она поверить в любовь Дерека, как может предать интересы родной сес­тры? Нет, дольше так продолжаться не может. Она должна уехать.

— Мой сын, кажется, сердит, миссис Гловер. — Константинос смотрел вслед Дереку, хмуря се­деющие брови. — Я должен извиниться за него. Вообразить не могу, что на него нашло.

Джин осторожно выдохнула.

— Я тоже, — солгала она. И, поскольку собе­седник явно ждал какого-то продолжения, про­бормотала: — Пожалуйста, называйте меня про­сто Джин. Когда говорят «миссис Гловер», я чув­ствую себя такой… — Она хотела сказать «старой», но вовремя остановила себя. — Чужой.

— А вы здесь совсем не чужая, не так ли, мис­сис Гловер? — К вящему замешательству Джин, Константинос предпочел обращаться к ней все так же официально. — Мне отчего-то кажется, что вы и мой сын хорошо знаете друг друга. Я не прав?

Джин провела языком по вмиг пересохшим губам.

— Спросите у него, сэр, — пробормотала она.

Константинос окинул ее испытующим взгля­дом.

— Возможно, и спрошу, но сейчас я спраши­ваю вас. — Он помолчал. — Итак, миссис Гловер?

Джин неловко переступила с ноги на ногу.

— Спросите у него, — повторила она и после долгой паузы добавила: — Мне не следовало при­езжать сюда. Теперь я это понимаю. Надеюсь, вы простите, что я… злоупотребила вашим гостеп­риимством.

Константинос нахмурился.

— Каким же образом, миссис Гловер, вы мог­ли злоупотребить нашим гостеприимством? Мы с женой сами вас пригласили.

— Да, но…

Джин перехватила взгляд Шарлотты, следившей за ними с другого конца террасы, и едва сдержала стон. Дерека нигде не было, и она могла легко пред­ставить, что думает сейчас ее сестра.

— Я… я, кажется, всем мешаю.

Константинос пожал плечами.

— Мне вы не мешаете, миссис Гловер, и моей жене, полагаю, тоже. За ваших друзей я, конеч­но, говорить не могу. У них могут быть свои цели. Что касается Теодоруса, мне кажется, он хочет получить от вас гораздо больше, чем вы готовы ему дать.

Джин залилась румянцем.

— Сэр…

— Не беспокойтесь, миссис Гловер. Я не со­бираюсь ни с кем делиться своими наблюдениями. А теперь, если позволите, я должен вернуть­ся к другим гостям.

— Д-да, конечно. — Голос Джин дрогнул.

Вежливо кивнув, Константинос направился в тот уголок террасы, где собрались остальные. Подали кофе, и Джин хорошо понимала: все ждут, что она присоединится к компании. Шар­лотта и так уже зла на нее за то, что случилось раньше. Она, конечно, не сказала ни слова, но Джин слишком хорошо знала сестру, чтобы не понять, отчего та за ужином обращалась с ней холодно. А теперь Джин не только отвлекла веро­ятного жениха Оливии от его обязанностей, но еще и имела наглость узурпировать общество его отца. Все это так ясно выражалось во взгляде, которым пару минут назад одарила ее Шарлотта, что Джин со страхом думала о предстоящем воз­вращении в гостиницу.

— Не хотите присоединиться к нам, Джин?

Элени Ангелиди явно не испытывала затруд­нений, называя ее по имени, и, поскольку Джин понимала, что ничего другого ей не оста­ется, она с натянутой улыбкой вернулась под тент и послушно уселась в кресло, на которое указала Элени.

— Спасибо.

— Вы ведь не откажетесь от кофе? — Элени подала знак слуге. — Любовались видом?

— Мы уж думали, что ты приросла к пери­лам, — язвительно вставила Шарлотта, выразив этой репликой лишь малую толику своего раз­дражения. — Ради Бога, Джин, просвети нас, о чем вы так жарко спорили с Дереком?

— Спорили?

Джин опешила. Ей и в голову не приходило, что со стороны можно догадаться, что их разго­вор был более чем напряженным, но Шарлотта явно учуяла неладное, и Джин лихорадочно при­думывала достойный ответ, когда ей на выручку пришел Константинос.

— Полагаю, Теодорус высказал свое мнение о том, что дети не всегда знают, что лучше для их родителей, — светским тоном заметил он. — У вас ведь есть дети, верно, Джин? Дочь, кажется?

Откуда он об этом узнал? Джин моргнула, непонимающе глядя на собеседника.

— Э-э-э… да, — помявшись, подтвердила она.

— Как чудесно! — вступила в разговор Элени. — Она живет с вами?

— Мэб… то есть Мейбл живет со мной, — отве­тила Джин, остро осознавая, что вновь стала цен­тром всеобщего внимания.

— А чем она занимается? — продолжала рас­спросы Элени.

— О… учится в колледже, — продолжала Джин, мучаясь от неловкости. — Собирается выйти за­муж в будущем году.

— Вот счастливица, — мрачно заметила Оли­вия. — Должно быть, это здорово, когда ты кому-то нужна.

— Ты нужна мне, — тотчас сказал Николас.

Шарлотта, увидев, что он взял Оливию за руку, предостерегающе взглянула на дочь. Моло­дой человек усмехнулся, словно не замечая ее досады, и предложил Оливии:

— Не хочешь пройтись по пляжу?

— Полагаю, нам пора домой, — взглянув на жену, объявил Алекос. — Все было замечательно, Элени, замечательно, как всегда. Хорошо бы вы с Константиносом как-нибудь поужинали у нас в гостинице.

— Вы очень добры.

Ответ Элени прозвучал безупречно вежливо, но Джин усомнилась, что такой визит возможен.

Как и говорила Шарлотта, родители жениха и невесты не слишком близки друг с другом,

Шарлотта встала и натянуто улыбнулась мужу.

— Ты прав. Мы не должны злоупотреблять го­степриимством хозяев дома. — Она оглянулась, словно лишь сейчас заметив отсутствие Дерека. — А где же Теодорус?

— Кому какое дело? — мрачно пробормотала Оливия, украдкой взглянув на Николаса. — Я во­обще не понимаю, зачем он меня пригласил. Он вел себя так, словно меня здесь и не было.

— Оливия! — явно по привычке одернула Шар­лотта. — Ты общалась с Дереком… то есть с Теодорусом в течение всего ужина. — Она бесстраст­но взглянула на Константиноса и Элени, но, когда ее взгляд переместился на Джин, в нем блеснули злые искорки. — Уверена, что он пред­почел бы провести время с тобой, чем развле­кать… кое-кого другого.

— Может быть, — без особой уверенности со­гласилась Оливия.

Джин, ожидавшая подобного выпада, вовсе не удивилась недвусмысленному намеку сестры на ее разговор с Дереком. Она была уверена, что Шарлотта вначале собиралась впрямую сказать, кого именно развлекал Дерек, но в последний момент передумала.

Дерек появился, когда они уже собрались уезжать, и Шарлотта отчасти смягчилась, когда он заверил, что очень скоро вновь увидится с Оливией. На Джин он даже не взглянул, и в этом не было ничего уди­вительного — она тоже на него не смотрела. Если Дерек считает, что она по-прежнему любит Фе­ликса, — пусть! Для всех будет лучше, если они больше никогда не встретятся, так что Джин, сама того не желая, нашла идеальный, быть может, способ покончить с этой нелепой историей.

14

К концу недели Джин твердо решила: что бы ни случилось, она должна вернуться домой. И вовсе не потому, что она поссорилась с Шарлот­той. Напротив, если не считать некоторой напря­женности, которая повисла между ними на об­ратном пути с виллы Ангелиди, сестра больше ни словом не упомянула злосчастный ужин. И, поскольку Дерек продолжал встречаться с Оли­вией, Шарлотта, судя по всему, только рада была забыть о том, что случилось.

Джин, однако, забыть не могла. За эти дни она извелась до предела, и, хотя упорно тверди­ла себе, что рада не видеться с Дереком, убедить себя в этом ей никак не удавалось.

Что было глупо, Джин это понимала. Вот толь­ко понять и принять — далеко не всегда одно и то же. Именно потому, что у их романа — романа? — не было будущего, Джин и не могла о нем забыть и сомневалась, что вряд ли когда-нибудь забудет. А уж мысль о том, что Дерек сейчас с Оливией, была для нее как нож острый.

Поэтому она решила объявить, что возвраща­ется в Штаты из-за Феликса. Отчасти это было правдой — Джин серьезно обеспокоило то, как решительно Мэб настроена против отца. За ми­нувшие дни дочь звонила несколько раз, и Джин чувствовала, что поступает по-свински, взвали­вая на плечи Мэб необходимость разбираться с Феликсом.