Лишь только эта троица вышла, в помещение вошел один из наружных караульных. Но нескольких секунд, пока в камере не было стражников, Мариусу хватило вполне. Он подскочил к столу и всыпал в остатки еды и питья порошок мандрагоры. Когда в камеру вошел наружник, он застал обоих пленников в максимально смиренных позах в самом дальнем от двери углу.

Чуть погодя вернулся один из внутренних стражей — косой, с висячей бородавкой. Усевшись за стол, он рявкнул на пленников и продолжил прием пищи. Наружник плюнул в их угол (не доплюнул, однако) и вышел. Лишь только закончилось чавканье и сопенье, как распахнулась дверь. Появился второй страж — толстогубый, с мощными надбровными дугами. Он волок Уго и, переступив порог, грубо швырнул несчастного грамотея все в тот же угол. Уго загремел костями и завыл. Судя по свежим ссадинам, в чувство его приводили весьма радикально.

Получилось немного не так, как задумывалось. По плану Уго, охранники должны были принять пищу, уснащенную мандрагорой, одновременно. Но что получилось, то получилось.

Результаты последовали минут через двадцать. Косой охранник схватился за горло, пытаясь вздохнуть, захрипел, свалился и затих. Насмерть перепуганный толстогубый бросился к товарищу и стал теребить уже бездыханное тело. Жизни в упавшем осталось не больше, чем в железной чушке.

— Пошел! — скомандовал Уго Расмусу. Собрав все силы, Расмус ринулся к толстогубому и молниеносно перетянул его шею своей цепью. Толстогубый схватился за цепь, пытаясь ослабить эту стальную удавку. Но одолеть Расмуса, даже изможденного голодом, в тот момент вряд ли смог бы кто-то из смертных. Он понимал, что должен убить быстро и бесшумно. От этого зависела его жизнь. И он, как всегда, выполнил задачу наилучшим образом. Захрипев, толстогубый обмяк. Расмус развел руки — страж мешком рухнул на пол.

Теперь следовало очень осторожно освободиться от цепей. К счастью, имелась пика, захваченная в борьбе. Расмус ловко и почти неслышно разомкнул звенья. На запястьях и щиколотках пленников остались лишь железные «браслеты». Ноги и руки, избавленные от оков, пели и требовали работы. Однако пока они получили только половину свободы.

После трапезы тюремщиков на столе оставались объедки. Мариус хорошо помнил, какие из продуктов он посыпал мандрагорой. Хлеб отравлен не был. И пленники набросились на хлеб, уничтожив его в мгновение ока.

Когда последняя крошка исчезла в чьем-то рту, Уго схватил железную миску и с силой швырнул ее в стену. Раздался грохот, который, как Уго и ожидал, привлек внимание наружного караула. Из-за дверей послышался вопрос на птичьем языке. Пленники его не поняли и поэтому промолчали. Тогда дверь заскрипела, и в щель просунулась голова караульного. Лучше бы ему никогда никуда не просовываться! Расмус что есть силы ударил пикой в лицо караульного. Из головы степняка брызнула кровь, он упал, издав детский всхлип.

На волю! Уго распахнул дверь и выскочил из полуподвальчика, готовясь поразить врага ножом, позаимствованным у косого. Затем на свежий воздух вырвался Мариус, вооруженный табуретом. Тяжелый арьергард составлял Расмус с пикой.

Под звездным небом все было тихо. В синей темени чернел силуэт главного храма Кабы.

— Теперь нам туда, — указал Уго на храм.

— За каким дьяволом? — изумился Расмус.

— Шпора, — напомнил Уго.

— Что "шпора"? — передразнил его Расмус. — Где ты ее искать собрался? Ты знаешь, куда они ее сунули? Бежать надо, а не по храмам шарить!

— Хорошо. А как ты убежишь?

— На лошадях, — ответил Расмус, трясясь как в лихорадке. Он чувствовал, что с каждой секундой шансы на спасение тают.

— А ты знаешь, где держат лошадей?

Расмус не знал. Просто он думал, что лошадей найти легче, чем шпору. Но промолчал. Все-таки стыдно создавать впечатление, что ты слишком заботишься о своей шкуре.

— У меня другое предложение, — спокойно проговорил Уго. — В этом храме степняки держат большой сапфир. Он для них — все. А охраны там, я думаю, особенной нет. Некого им здесь опасаться.

— Что такое сапфир? — не понял Расмус.

— Голубой драгоценный камень.

— А откуда ты об этом знаешь?

— Читал.

— А на хрена нам этот камень?

— Соображай! — нетерпеливо сказал Уго. — Если у нас в руках окажется талисман целого народа, мы сможем ставить условия.

Ох, какое опасное дело, подумал Расмус. Его страшили не только люди, но и силы, которые, безусловно, должны защищать священный камень. И последнее, пожалуй, пугало больше.

— Может, уйдем без шума? — спросил вдруг Мариус. Расмус понял друга.

Мас, благородная душа, хочет избавить товарищей от непомерных опасностей. Шпора-то ему одному нужна — чего другим-то головой рисковать? — так, скорее всего, он рассуждает.

— Некогда мне с вами спорить. Два идиота, понимаешь! — раздраженно бросил Уго и поспешил к храму.

Расмусу и Мариусу пришлось чуть ли не бежать за ним. Нагнали они компаньона уже у ступенек. Поднялись вместе. Вот дверь, ее едва заметно в темноте. Уго осторожно заглянул вовнутрь. Где-то в глубине храма мерцал синий огонь, ближняя же часть была совершенно не освещена.

По знаку Уго троица переместилась под своды здания. Чуть постояли, адаптируясь к потемкам. Медленно пошли на огонь. Широкий проход окаймляли непонятные при таком освещении предметы с пугающе необычными очертаниями.

Синий огонек плавно трансформировался в пламя очага, у которого примостились два мирных старца в черных халатах. Два теософа, понимаешь, подумал Уго. Он чувствовал: именно здесь — смысловой центр храма. Где-то поблизости должен находиться источник священной реки Силь. И здесь же следует искать сапфир.

Скудный свет очага едва достигал старческих физиономий. Но Уго, этот зоркий сокол, смог заметить в потемках монументальное сооружение, вершина которого тонула во мраке. Именно туда Уго и поместил бы священный камень — на самую вершину. Чтобы видно было и чтобы никто не достал. Но логика степняков — логика наоборот. Поэтому сапфир на вершине искать наверняка не стоит.

— Друг Расмус, — шепнул Уго. — Нужно отключить дедушек. Только без единого звука. Сможешь?

Пренебрежительно усмехнувшись, Расмус по-кошачьи подкрался к старикам сзади и резким движением столкнул их головами. Раздался сухой деревянный стук. И ученый разговор оборвался на полуслове. Два человека в черных халатах послушно улеглись на каменный пол.

— Шикарно! — вполголоса похвалил Уго. — Свяжи их и заткни им рот.

У очага стоял светильник, в котором оказалось немного масла. Уго разжег его и промолвил:

— Теперь приступим. Ты, друг Расмус, как свяжешь этих, иди к дверям и стой на страже. Чуть что — подай знак.

И вновь Расмус удержался от возражений.

Мариус и Уго пошли по закуткам помещения. Изнутри оно казалось еще более обширным, чем снаружи. Сделав судорожный круг по храму, и проигнорировав коридорчик, уводивший в неизвестность, искатели сокровищ вернулись к пирамиде. Она положительно смущала Уго.

— Как думаешь, где он может быть? — задумчиво спросил Уго.

Мариус прислушался к тому, что происходило в его душе. Внутренний голос явно взял отпуск. В последнее время он себя вообще перестал проявлять.

Уго посмотрел на скрытую во тьме вершину пирамиды. Логика наоборот. Сапфир — талисман всего народа. По логике, такие вещи положено выставлять на всеобщее обозрение. Степняки наверняка его спрятали, причем наверняка в таком месте, которое нормальный человек посчитал бы видным. Фу ты, черт! Как же заставить себя мыслить алогично, если всю жизнь в тебя вбивали логику?

Уго готов был дать голову на отсечение, что пирамида и сапфир как-то связаны. Так. Еще раз. Вершина пирамиды — самое видное место. Самое удобное для демонстрации чего угодно. Можно ли спрятать вещь там, где она видна со всех сторон? Или, дьявольщина, пирамиду возвели не для демонстрации? А для чего?

Перед глазами Уго возникла картинка из учебника "Предания древних стран". Пирамиды. Желтые ступенчатые пирамиды народа куку. Внутри них, как отмечалось в учебнике, находились захоронения царей. Вот для чего служат пирамиды! Уго провел рукой по гладкой поверхности сооружения. Камень — тщательно отшлифованный. Даже на ощупь чувствуется, что отдельные глыбы идеально пригнаны друг к другу. Уго постучал. Вполне натуральный звук. И все же…