— Постой! — услышал он глухой голос Мариуса.

Что-то странное почудилось ему в этом голосе. Уго посмотрел на Мариуса. То стоял, закрыв глаза. В его голове роились разноцветные искры. Мариус знал, что это неспроста. Из таких искр в свое время возник Космический Ас, а позже — Кот. Мариус ждал. И вот искры расступились, и он увидел бледное, скорее — выбеленное лицо с пухлыми накрашенными губами и подведенными глазами. У левого глаза красовалась черная пятиконечная звезда.

— Приветствую вас, мессир! — пропел новый персонаж. — Мой недостойный усатый наперсник должен был вас предупредить о моем появлении. Мой творческий псевдоним — Любовник. Впрочем, это несущественно. Извините за несвоевременное вторжение. Хотя… Оно может оказаться весьма полезным. Не будет ли драгоценный мессир столь любезен заглянуть внутрь пирамиды?

И Любовник растаял вместе со своими искрами. Мариус очнулся. Уго внимательно смотрел на него.

— Камень там, внутри, — уверенно сказал Мариус. По его тону Уго понял: так оно и есть. Проверять не стоит.

Но как проникнуть внутрь пирамиды?

— Подставь-ка плечи, друг Мариус, — попросил Уго.

Поймав равновесие, он выпрямился. Мариус, держась одной рукой за пирамиду, другой подал коллеге светильник. Тот поднял источник золотистого огня над головой — и увидел, наконец, вершину пирамиды. Она была срезана наискось и находилась в каком-то метре выше вытянутой руки Уго.

Спрыгнув, он сказал Мариусу:

— Позови друга Расмуса. Ничего не поделаешь — придется рискнуть и снять наблюдение за входом.

Мариус сходил за Расмусом, с участием которого был организован натуральный акробатический этюд. Стороны пирамиды уходили вверх под углом приблизительно в 60 градусов. Упершись ногами в пол, Расмус улегся на гладкую поверхность. На его плечах ту же позу принял Мариус. Соответственно, Уго, взобравшись на Мариуса, смог без труда обследовать вершину пирамиды.

Нечто в этом роде он и ожидал увидеть. Разумеется, пирамида оказалась полой внутри. И, безусловно, внутри находился голубой сапфир величиной в конскую голову, как и описывает аббат Этельред. А кроме того, внутри пирамиды журчал, бился источник священной реки Силь.

Сапфир был непонятным образом укреплен так, что казался подвешенным в воздухе. Его окутывал голубой ореол — казалось, камень источает мягкий свет. Чем больше Уго смотрел на сапфир, тем больше ему казалось, что священный камень парит в воздухе, в эфире собственного производства. Талисман степняков вызывал легкий транс и головную боль. Даже духовно закаленный Уго начинал чувствовать, что подчиняется властной силе сапфира. Впрочем, разве может быть иначе, когда имеешь дело с предметом поклонения миллионов людей? Реликвии такого масштаба впитывают в себя эту энергетику поклонения и распространяют вокруг себя особое поле, изменяющее среду. Уго знал это и приказал себе: соберись!

С трудом отведя глаза от сапфира, он спустился вниз, отмечая неожиданную дрожь в коленях. Итак, сапфир помещен таким образом, что достать его невозможно. Уго знал, что в определенные дни камень выставляют на обозрение огромным массам народа, приходящим сюда на сезонное моление. Как извлекают реликвию из пирамиды? Отверстие в вершине сооружения не пропустит и руку. Значит, есть механизм, позволяющий раскрыть пирамиду. Секрет-то, конечно, есть, но как его узнать?

— Надо кого-то заставить рассказать, как вынуть оттуда сапфир, — произнес Уго с напускной задумчивостью, чтобы товарищи не поняли, какой чушью кажутся ему самому эти слова.

— Этих? — Расмус показал на валяющихся без сознания старцев.

— Нет. Они ничего не скажут, — авторитетно заключил Уго. — Да могут и просто не знать. Есть один, который знает наверняка.

Уго имел в виду Курш Бахара, и все его поняли.

— Ты знаешь, где он? — спросил Мариус.

— Помнишь боковой коридор, в который мы не стали сворачивать? Я думаю, стоит посмотреть там.

И что же? В конце темного, как внутренности сундука, коридора оказалась дверь. Незапертая. А за ней…

Курш Бахар почивал на широченном ложе. Спал он одетым, несмотря на духоту, переполнявшую комнату. Несмело посветив, друзья увидели, что у подножия ложа, на немыслимой козетке, дремлет кто-то менее значительный. Мелкий причетник или что-то вроде того. И никакой другой охраны. Да, Курш Бахар не опасался за свою жизнь, пока был в Кабе, где бог Митра защищал свою креатуру непосредственно.

Резкий мускусный запах тошнотворно сливался с ароматом южных благовоний, образуя нелегкий дух хорошо выдержанного рокфора. Расмус без лишних разговоров дал рукояткой ножа в темя человеку на козетке. Пока что у Расмуса все получалось замечательно. Причетник или что-то вроде того даже не шелохнулся.

— Теперь соберись. Он парень здоровый, — прошептал Уго, кивнув на Бахара. Действительно, в первосвященнике угадывалась немалая животная сила. Впрочем, наверняка ослабленная гиподинамическим образом жизни.

Расмус хорошо понимал, что от него требуется. Перехватив свесившееся покрывало, он выдернул его из-под Бахара. И тут же Бахар схлопотал от Расмуса по двум ушам одновременно. Предупреждая крик жреца, Расмус упал на него, настойчиво запихивая покрывало в ненавистный рот.

Оглушенный, Бахар сопротивлялся слабо. Его спеленали и уселись у изголовья. Мариус старался применять светильник так, чтобы его золотистого сияния не заметили с улицы. Постепенно жрец приходил в себя, осознавал весь ужас своего положения и привыкал к мысли, что пленники вдруг непостижимым образом вырвались на свободу и сделали пленником его самого.

— Хорошо слышишь? — спросил Уго.

Бахар с трудом кивнул. Повязка на рту фиксировала его голову в крайне неудобном положении.

Нам нужен сапфир. Если мы его не получим, ты очень быстро увидишься со своим любимым богом, — и по знаку Уго Расмус продемонстрировал трофейный нож, размеры которого служили наилучшим аргументом. Ужас в глазах Бахара стал беспредельным. Он замычал, пытаясь двигать руками и ногами.

— Учти: попробуешь кричать — тут тебе и конец, — предупредил Уго и развязал рот Бахару.

Отплевавшись, жрец произнес срывающимся голосом:

— Ты понимаешь, нечестивец, что мне конец и в том случае, если я отдам вам сапфир?

— Дело твое, — усмехнулся Уго. — Выбирай, какой конец тебе больше подходит.

— Друг Уго, — вдруг подал голос Расмус. — Зачем нам этот сраный сапфир? Что нам нужно — так это резвые кони, оружие и запас еды. Пусть даст нам это — и катится к чертовой матери.

"Верно, разрази меня Ток!" — подумал Уго. Чудесный сапфир так околдовал его, что о более прагматичных путях к цели он как-то и не подумал. Нет, с этой страстью ко всяким загадочным предметам пора заканчивать! Тайны, талисманы, секретные рукописи… Надо быть отрешенным, как учил отец Клемм. В жизни пристрастия как минимум бесполезны, а чаще — вредны.

А предложение Расмуса проще и куда эффективнее.

— Правда твоя! — сказал Уго и, обернувшись к Бахару, поинтересовался: — Слыхал, святой отец? Задача меняется. Но это не все. Друг Расмус забыл добавить, что ты нам вернешь наши вещи. Все, которые вы у нас отобрали.

— Их здесь нет, — сказал Бахар и, облизнувшись, добавил: — Сейчас их взять нельзя. Только утром.

Нож уперся в горло Куршу. Это само по себе было убедительно. А взгляд Расмуса служил хорошим дополнением.

— Ты вернешь все сейчас же, — ласково сказал Уго.

Бахар не стал спорить. В конце концов, расчет Уго оказался верен. Этот святоша был слишком откормленным баранчиком, чтобы сохранить в своей душе понятие о самопожертвовании. Когда долго занимаешь высокий духовный пост, собственная шкура в списке приоритетов прочно выходит на первое место. Смерть не испугала бы большинство черных, коричневых и даже желтых халатов. Ради бога Митры любой из жрецов рангом пониже принял бы ее с радостью. Уго представлял себе, насколько строг отсев, пополняющий ряды священнослужителей Кабы. Сюда наверняка попадали лишь самые крепкие в вере. А вера степняков, по суждению путешественников — неслыханно фанатична. Бахар же, как любой нормальный первосвященник, принял сан, потому что успешно переболел фанатизмом. Иначе просто не бывает. Фанатик в роли наместника божьего — такая же аномалия, как трезвенник в армии. Постоянное прямое общение с богом очень способствует трезвомыслию.