И Ларисе действительно стало стыдно. И правда, зачем же она так грубо? Ведь тетя Зольда никогда не делала ей ничего плохого, наоборот, всю жизнь только и делала, что заботилась о ней, как родная мама. Даже нет, родной маме и не снилась такая забота, какой Ларису с самого раннего детства окружила Изольда Ильинична. Какое право она имеет ей хамить? То, что она уже давно выросла и научилась обходиться без опеки тетушки Зольды — это еще не повод хамить ей, плевать в душу ядовитой неблагодарностью!

— Тетя Зольдочка, миленькая! Я не хотела вас обидеть! Я только хотела сказать, что вы вовсе не обязаны согласовывать свои планы с моими. Тетя Зольдочка, я так благодарна вам за все, что вы для меня сделали — честное слово, вы даже не представляете, как я благодарна! Но я действительно не могу! Я бы с великим удовольствием поехала в Прагу, раз уж в Париж не получается из-за моей забывчивости. Но не могу же я перенести сессию, вы сами подумайте! Не я же ее назначила на третье января! Вы же не хотите, чтобы я завалила сессию и осталась без высшего образования? Вы езжайте без меня, а потом, летом, когда у меня будут каникулы, я с удовольствием поеду с вами, куда захотите. И паспорт к тому времени обязательно сделаю, обещаю! Только не сердитесь на меня, ладно? Тетя Зольдочка, миленькая, ну не сердитесь! Вы же знаете, как я вас люблю! Мир? Ну пожалуйста, мир, да?

Не было у Изольды Ильиничны особого желания мириться со своевольностью будущей невестки, не было. Но что она еще могла сделать?!

— Хорошо, детка. Тогда готовься на совесть, чтоб нам не пришлось за тебя краснеть. Но и мы без тебя никуда не поедем. Мы останемся в Москве, и все равно будем вместе, да? Ты у нас ведь еще не была, вот заодно и новоселье отпразднуем в новом доме. Знаешь, как тут здорово? Нарядим елку прямо во дворе…

Новая напасть! Да как же ей объяснить, что она уже взрослая девочка и имеет право на личную жизнь?! И Лариса ответила прямо:

— Ох, тетя Зольда, боюсь, и тут ничего не получится. Давайте перенесем новоселье на Рождество? Я на Новый Год занята.

— Опять?! — вскинулась Дидковская.

— Опять, — тихо, но неожиданно для самой себя твердо ответила Лариса. — Опять! Ничего не поделаешь, тетя Зольда! Девочка выросла и имеет собственные планы на Новый Год. Вы же не станете на это обижаться? Я просто выросла, тетя Зольда!

Изольда Ильинична швырнула трубку, откинулась в кресле и притихла, недовольно поджав губы.

— Ну что? — нетерпеливо поторопил ее Валера.

— Что-что?! — гневно воскликнула Изольда Ильинична. — То! Девочка, видите ли, выросла и имеет право на личную жизнь!

— Она не поедет с нами?

Мать недовольно воззрилась на великовозрастного сыночка:

— Куда поедет?! Валерик, хоть ты не нервируй, ради Бога! Ты-то куда собираешься?! Это если бы она купилась на Париж или Прагу — все еще можно было бы успеть, а так… Сам подумай — куда ехать?! И вообще — кто собирался уезжать?! Уж ты-то прекрасно знаешь, что эту сказочку я только что придумала, лишь бы твою невесту оторвать от этого подлеца! Ах, какая дрянь, какая дрянь!!! Отблагодарила за заботу, мерзавка! Мы ей теперь не нужны, ей теперь того кобеля ненасытного подавай! Воспитали на свою голову! Шлюха малолетняя!!!

— Мам, ну зачем ты так, — перебил Валера. — Это же наша Ларочка…

— Наша?! — истерически завизжала Изольда Ильинична. — Наша? Нет, милый мой, она уже не наша! Мы с тобой ей теперь не нужны! Ей теперь Генку твоего подавай! Дрянь, какая дрянь!!!

Валерка трясущимися руками вытащил сигарету из пачки, попытался прикурить. Не вышло — ткнулся сигаретой в зажигалку так, что она сломалась у самого фильтра. Достал другую, прикурил уже более осторожно. Мать, кажется, только теперь заметила его манипуляции, возмутилась:

— Не смей курить в комнате!

— И что теперь? — спросил Валерий, не обращая внимания на запрет. — Мы же не можем сидеть сложа руки, надо еще что-то придумать.

— Что придумать? Что?! Тут думай не думай, а сказано: 'девочка выросла и имеет право на личную жизнь'. То есть словами ее теперь не проймешь, нам остаются только действия.

— Какие?

— Какие хочешь, — невольно огрызнулась Изольда Ильинична. — Я-то откуда знаю?! Уговаривать ее теперь бесполезно, раз уж она решилась отдаться этому гаду. Ишь, подарок какой ему заготовила к Новому Году — собственную целомудренность! И не понимает, дрянь такая, что ее целомудренность — это, можно сказать, наша собственность! Если бы не мы, не наши старания, от этой целомудренности еще лет в пятнадцать следа бы не осталось, они теперь все скороспелки, как одна! Дрянь, Боже мой, какая неблагодарная дрянь!!!

— Мам, ну надо же что-то делать! — заныл Валерка. — Ты же у меня такая мудрая женщина, придумай что-нибудь!

— А что тут придумаешь? — внезапно успокаиваясь, спросила Изольда Ильинична. — Тут думай не думай, а у нас остается только три варианта.

— Какие? — с надеждой в голосе спросил Валера.

— Первый — ворваться к твоему Горожанкину и силой вытащить ее оттуда, из этого мерзкого притона!

— Ну здрасьте-пожалуйста, — разочарованно протянул Валерка. — И как ты себе это представляешь? Ворвусь к Генке, надаю ему по мордам, подхвачу Ларочку на руки и унесу в свою берлогу? Это несерьезно, мам, бред какой-то.

Изольда Ильинична согласилась:

— Конечно, бред. Вот поэтому нам с тобой по большому счету остается небольшой выбор, одно из двух. Или ты ее забываешь со всеми вытекающими последствиями…

— Ты что? — перебил Дидковский. — Ты что?!

— И я тоже забываю эту подлую предательницу. И все мы забываем, что для продолжения рода нам как воздух необходима Ларочка Лутовинина. Следовательно, ставим большой и жирный крест на фамилии Дидковских и продолжаем жить, как ни в чем не бывало…

— Ты что?! Ты вообще о чем говоришь?! Как же так?.. Нет, нет!.. Мне не нравится такой вариант! Другой!

Мать серьезно взглянула в глаза взволнованного до крайности сына, ответила очень тихо:

— Валерик, второй вариант еще хуже, предупреждаю…

— Нет, мама, нет! Какой бы он ни был, а я выбираю второй вариант! Потому что я не смогу, я не собираюсь отказываться от нее! Я всю жизнь только и мечтал, как…

Валерка стушевался, не в силах найти подходящих слов, которые смогли бы выразить его мысли и чувства, но при этом скрыть от матери все его тайные мечты и надежды. Не нашел, а потому попытался перешагнуть, перепрыгнуть щекотливый момент:

— В общем, отказаться от Ларочки я теперь при всем своем желании не сумею! Какой бы дрянью она ни оказалась, а этот вариант абсолютно неприемлем!

— Тогда… Знаешь, как психологи советуют поступать девушкам, попавшим в сложную ситуацию? Если вас насилуют — расслабьтесь и постарайтесь получить удовольствие.

Валерка покраснел, аки девственница на смотринах, помолчал несколько мгновений, ожидая, что вот сейчас мать сама все расставит по местам, все объяснит без грязных намеков. Но та красноречиво молчала, и он спросил:

— Это ты о чем? Что ты имеешь в виду?

— Я предупреждала, что этот вариант намного хуже. Решать тебе.

— Объясни по-человечески. Я, между прочим, не девушка, чтобы мне давать такие советы. И меня насиловать никто не собирается…

— Это тебе кажется, — с неприкрытой злостью отозвалась Изольда Ильинична. — Именно этим они и собираются заниматься все три дня. Они будут заниматься любовью, тем самым насилуя тебя, твою душу. Теперь понял?!

Дидковский сидел, оглушенный горем. Вот оно как! Мало того, что проклятый Генка будет физически любить его ненаглядную Ларочку, его мечту, его богиньку. При этом они оба, оказывается, будут насиловать его несчастную душу!!!

Несколько минут Валера раскачивался в кресле, обхватив голову руками. Потом поднял на мать полные боли и ужаса глаза:

— А мне-то что делать?!

— Я же сказала — расслабиться и попытаться получить удовольствие, — жестоко ответила мать.

— Удовольствие?! Я что, по-твоему, мазохист?!