Не переставая говорить, Елена Максимовна открыла входную дверь. За дверью стоял высокий, жилистый парень в спортивной куртке и солнцезащитных очках. В правой руке парня был ТТ.

— Вы одна? — спросил он, стоя на пороге и с опаской осматривая открывшееся обзору уютное помещение.

— Одна… Да, он уже здесь, — Елена Максимовна протянула парню телефонную трубку. — Вас…

— Да, я уже в квартире, — заговорил тот, продолжая осматривать коридор и медленно продвигаясь к комнате. По пути он дулом пистолета открывал двери кладовок и прощупывал висящую вдоль стены одежду. — Похоже, больше никого нет. Сейчас посмотрю еще в комнате и ванной… Да, чисто… Что? За портьерой? Ладно…

Елена Максимовна вся напряглась и вытянулась, как струна. Глаза ее горели, а щеки пылали лихо-рад очным румянцем.

«Вот сейчас, сейчас все сорвется, — думала она, внутренне мертвея, — и я больше никогда не увижу Андрея».

Молодой человек почему-то крадучись подошел к окну и взялся за тяжелую портьеру, за которой должен был находиться полковник.

Перед тем как распахнуть ее, он посмотрел на пол… и увидел носки ботинок полковника. Замерев, он испуганно открыл рот:

— Да тут… — в этот момент из-за портьеры вынырнула рука с браунингом и уперлась парню в лоб. Одновременно другой рукой Вадим Анатольевич схватил ствол ТТ и рывком опустил его вниз. Вслед за рукой показалось насмешливое лицо полковника: зловеще улыбаясь, он одними губами закончил фразу парня, показывая тому, что от него хотят услышать. И парень, не сводя своих глаз с полковника, несколько ошарашенно озвучил движение его губ: -… все нормально.

— Не понял, — насторожился водила. — Повтори еще раз.

Проглотив в горле комок, молодой человек хрипло повторил:

— Все нормально. В квартире только хозяйка.

— Передай ей трубку и следи за всем, что она будет делать. Будешь громко дублировать все то, что увидишь на мониторе компьютера. Говори громче, чтобы я слышал ее и твой голос. Все понял?

Когда трубку взяла хозяйка, водила приказал ей:

— Включайте компьютер, входите в свой секретный диск и открывайте все материалы. По мере того как они будут появляться на мониторе, читайте их названия. Только внятно, все. У вас две минуты.

Хозяйка подошла компьютеру и включила его. Позади нее стояли испуганный молодой человек с поднятыми руками и нешуточный Вадим Анатольевич, веско прижавший к его затылку дуло браунинга. Оценив внушительную фигуру полковника, молодой человек даже не помышлял об оказании сопротивления или бегстве. Он был уже согласен с тем, что его эпизодическая роль (что-то вроде: «Карета подана!») безжалостно вычеркнута этим главным режиссером с браунингом в руке и ТТ в кармане.

Елена Максимовна перечисляла открытые файлы, и парень повторял за ней, следуя советам водилы на том конце провода и постоянно поверяя свои слова реакцией «главного режиссера», который в случае своего недовольства бесцеремонно давил браунингом в затылок.

* * *

«Так, значит, это — Пахомов, — думал полковник. — «Крот», засевший в отделе, — Пахомыч? Нет, не может быть! Мелковат для такой роли Сережа. Но все равно: смотри, какой способный мальчик! Так круто забирает — и страху ноль. Хотя, наверное, все же боится… Но тогда он еще опаснее. Тот, кто боится, способен на все… Но за ним явно кто-то стоит, обязательно стоит!… Да что это я! — спохватился Вадим Анатольевич. — Ведь у него мальчишка!»

— Стой спокойно, — шепнул он парню, у которого от долгого стояния в позе «Девочки на шаре» Пикассо уже затекли руки. Парень испуганно кивнул и чуть скосил глаз на попятившегося от него «режиссера».

Вадим Анатольевич извлек из кармана свой радиотелефон и набрал номер.

— Локшин? — глухо спросил он, сдерживая волнение. — Слушай, делай, что хочешь, только определи мне место, откуда сейчас звонят… — и он назвал адрес «гнездышка» Елены Максимовны, а также номер ее телефона. — Звонят, конечно, по радиотелефону. Действуй, только в темпе. Как определишь, выходи на меня — звони. Да, мне, на мой номер…

Полковник положил радиотелефон в карман и вновь приставил браунинг к затылку молодца, вникая в суть передаваемых по модему сведений.

Елена Максимовна продолжала «сеанс» передачи совершенно секретной информации, то и дело умоляюще поглядывая на полковника. Она прекрасно понимала, что если только полковник захочет, он тут же прервет передачу, и тогда ей уже не видать своего Андрея.

Майор Половцева, позоря мундир, предавая интересы своего всемогущего ведомства и всей страны, совершала сейчас государственное преступление при попустительстве человека, которого всего полчаса назад она готова была застрелить. Еще полчаса назад она по-женски эмоционально праздновала свою победу над ним, наслаждаясь смятением и минутной слабостью этого крупного, волевого мужика, в глубине глаз которого — ей действительно это показалось! — застыла мольба…

И вот уже раз сто Вадим Анатольевич мог громоподобно рявкнуть: «Все, баста!» и прервать этот акт прилюдного и постыднейшего предательства. Ему это ничего не стоило, совсем ничего.

Даже напротив. Только одним этим поступком он выводил себя из-под огня и преспокойно делал ее, только что вкушавшую от лавра победы, главной преступницей и «козлом отпущения». Но он не делал этого, не делал… И она не знала, что ей теперь о нем думать.

Полковник просто обязан был воспользоваться спасительной для него ситуацией… но не воспользовался ею. Может, он хотел дождаться звонка от своего подчиненного и узнать, откуда, из какого места звонит сюда Пахомов? Узнать, чтобы накрыть его и не дать уйти секретной информации за рубеж. Но ведь информация уже могла идти через Пахомова транзитом куда и кому угодно. Сам Пахом мог быть здесь лишь проводником, контактом или обычным распределительным щитом. И тогда… тогда полковник, не прервавший этот сеанс, не пресекший передачу секретной информации неизвестно кому, сам невольно становился соучастником Елены Максимовны. Да, теперь они были в одной упряжке. Но, может быть, полковнику было важнее спасти ее мальчика?

«Неужели только ради Андрея он жертвует своей карьерой и даже будущим? Не понимаю, не понимаю!» — в смятении думала майорша.

То теряя, то вновь обретая лихорадочно пульсирующую мысль, она силилась понять человека, который был способен на все ради своего благополучия и который вдруг отказывался от своего шанса сохранить, спасти это самое благополучие.

Секретная информация была почти исчерпана. Оставалось совсем чуть-чуть. «Сейчас все закончится, и связь прервется… И где я тогда буду искать Андрея? Где???»

Едва слышно зазвонил телефон полковника.

— Да, — приглушенно прохрипел он. — Витя, гони туда своих людей, скорей. Только шума не подымай. Никому ни слова, понял? Да, это и тебя касается… Если хватит сил, перекрой все подходы к зданию. Что смотреть? Черную «Волгу». Какую? Мою, Витя, мою!

Полковник опустил руку с радиотелефоном и выразительно кивнул Елене Максимовне. На его лице от волнения выступили багровые пятна. Не прекращая читать информацию с монитора, она урывками поворачивала к Вадиму Анатольевичу свое благодарное лицо и с надеждой смотрела на него.

— Я закончила, Сергей, — наконец сказала она в трубку дрожащим от волнения голосом и кивнула парню, который в изнеможении опустил свои онемевшие руки себе на макушку.

— Она закончила, — хрипло подтвердил парень и, повернувшись, виновато-подобострастно улыбнулся полковнику, желая показать свое понимание ситуации и абсолютную лояльность.

— Очень хорошо, господа, очень хорошо. Елена Максимовна, — голос Пахомова звучал ненатурально торжественно, — надеюсь, вам понятно, что конец — делу венец, что надо побыстрее заканчивать наше дело, то есть кончать?

— Сережа, теперь ты отпустишь Андрея? — осторожно и почти ласково, словно боясь спугнуть юркого зверька, спросила Елена Максимовна Пахома.

— Мальчишку? Да что вы о нем так беспокоитесь? Забудьте о нем… Его уже… нет. Неужели вы не поняли этого сразу, еще в самом начале нашего разговора? Уверен, что вы подозревали это, нет, даже абсолютно точно знали! Но вы боялись этого своего знания. Ведь так? Боялись признаться себе, что его уже нет. Боялись, я знаю! Ну зачем, скажите, мне нужно было тащить его с собой? Ведь все равно вы, зная, что мальчишка в моих руках, отдали бы мне любую информацию, и даже больше… — водила гадко усмехнулся и сделал паузу. — Он ведь мог мне все испортить!