-- Какие нитраты! Чис-тей-ший экологический продукт...
-- Ну ладно, приходите, - соглашаюсь я и добавляю строго. - Только чтоб все были мытые и в чистых рубашках. Знаю я...
-- Девчонки... Обижаете... Мы сейчас...
Я вешаю трубку. Интересно, куда они придут, и кто их там встретит.
-- Что с нитратами? - с интересом спрашивает Вера. - Кто чистый?
Не успеваю я объяснить ситуацию, как телефон звонит в третий раз. Неужели уже пришли? Быстрые, неймется, видать...
-- О господи, - говорю я в трубку. - Ну что непонятно?
-- Непонятно-то чего? - спрашивает Ирка, не удивляясь ни секунды. - Когда за рыбкой придешь?
-- Сегодня, - говорю я, подумав. - Ир, когда узбекским дыням сезон?
-- Летом, - говорит Ирка, опять без промедления. Хорошо человеку, у которого есть ответы на все вопросы.
-- Это я без тебя знаю, - говорю я.
-- Что опять предлагают? - спрашивает Вера, когда я кладу трубку.
-- На этот раз камбалу, - отвечаю я. - Хочешь жареной камбалы?
-- Хочу! - кричит Вера.
Снарядившись, мы идем в поход за камбалой. Ирка смотрит на наши физиономии цвета бампера у электрички весьма скептически.
-- Да, тетки, - говорит она. - Глядеть на вас - аж душа радуется.
Потом мы возвращаемся, жарим камбалу, едим, запиваем остатками портвейна, в общем, блаженствуем.
-- Не вздумай идти ни в какую госконтору, - убеждает меня Вера. - Ты себе не представляешь, какие там извращенцы. Там ж ни одного нормального человека не осталось. Все, кто что-то мог, давно разбежались. Там одни нелюди... Я тебе скажу точно, с бандитами иметь дело куда проще. Конструктивнее...
Я киваю головой. Я и не собираюсь идти в госконтору. Я никуда еще не собралась. Но лучше иметь девять тысяч в месяц и ничего не делать, чем иметь меньше и работать. Меньше - потому что, думаю, Георгий Александрович немедленно отменит мое пособие, как только узнает, что я пристроена. За что ж платить-то - это Саше неудобно будет... приезжать вечером придется... да еще я буду усталая... нет, некачественные услуги солидные бизнесмены не оплачивают.
Когда от камбалы остаются одни кости, уже вечер и темнеет, Вера уходит. Я заворачиваю в бесплатную газету рыбные остатки и выхожу к мусоропроводу. На лестничной клетке обнаруживается, что еще не рассеялся сизый дым от моей готовки, и запах тоже соответствующий. Можно уверенно ждать, что кто-нибудь припрется с претензией, к гадалке не ходи. Я распахиваю дверь на пожарную лестницу, но на улице тихо, ветра нет, и проветрится, судя по всему, нескоро.
Я осторожно, стараясь не хлопать дверями и не греметь замком, возвращаюсь в квартиру, но в квартире не сидится. Каждую секунду я жду визита, который испортит мне настроение на весь оставшийся вечер. Проклиная свою трусливую натуру, я беру ключи, подумав, беру свой мобильный телефон (вдруг позвонит Мишка? Или Вера по его просьбе? Нельзя рисковать важными вещами) и сбегаю на пожарную лестницу. По моим расчетам, проветриться должно минут за пятнадцать, поэтому лишний раз проходить мимо подъездных церберов нет смысла.
Внизу какие-то звуки. Может, курят? Голоса, похоже, молодые и веселые. Вряд ли такие предъявят счет за некорректное поведение, но нарушать чужой праздник своим присутствием не хочется. Тем более, там женщины. Или девчонки. Голоса высокие, непуганые и недоразвитые. Сделав мизантропический вывод, я останавливаюсь этажа на два повыше прогнозируемого эпицентра веселья, расстилаю на ступеньке обрывок газеты, сажусь и смотрю сквозь решетку на улицу. День погас, небо еще умеренно светлое, но скоро почернеет. Курят... С курением у нас в доме тоже проблемы. На доске объявлений сейчас висит объявление авторства местных активистов: "Товарищи жильцы! Просим вас не курить в туалетах! Этот запах поступает в вентиляцию, и его нюхают другие люди!" Какой еще запах из туалетов нюхают другие люди, и чего там еще не следует делать, основываясь на этой посылке, можно описывать бесконечно. Просто бездна вариантов... Так что курящим я не завидую...
Кто-то топает, негромко бормоча. Я не успеваю подняться, когда в лестничном пролете, пошатываясь и держась за стенку, появляется мужчина. Упирается в меня глазами и смотрит, сперва наводя на резкость, а потом недоуменно и несколько испуганно. Не может вспомнить, кто я такая, и откуда взялась. Что я не из его компании, не приходит ему в голову. Я тоже приглядываюсь недоверчиво, но потом узнаю - это давешний битый страдалец с расколотой фарой. Синяя иномарка, не помню, какая именно.
Мы глядим друг на друга в упор и молчим. Встречаясь глазами, понимаешь сразу возможный уровень энергообмена. Я чувствую, как раскаленно краснеет натянутая между нами ниточка. Возможно, по причине нетрезвости сторон... Мы не сказали ни слова, но между нами какой-то бессловесный контакт. Я не чувствую неловкости от глаз, наведенных в упор. Наконец, что-то мелькает в его взгляде, и он меня узнает.
-- О, - говорит он флегматично. - Какие люди.
-- А какие? - спрашиваю я.
Вопрос приводит его в замешательство. Он брякнул что-то для проформы, и теперь приходится расшифровывать.
-- Вы-да-ющиеся, - наконец выдавливает он.
-- Чем же? - не отстаю я.
-- Откуда я знаю, - говорит он. - Всякий человек чем-нибудь да выдается.
Вывернулся. Он прислоняется спиной к стене и вытаскивает из нагрудного кармана сигаретную пачку. Наклонив голову, закуривает. Потом обескураженно машет зажигалкой, обнаружив, что даме ее не к чему подносить.
-- Ты куришь? - спрашивает он, не до конца доверяя своим глазам.
-- Нет, - говорю я.
Он снова безуспешно силится разобраться в ситуации.
-- А что ж ты тут делаешь? - спрашивает он.
-- Гуляю, - отвечаю я.
-- Гуляешь?
-- Ну да.
Я пожимаю плечами. Почему бы мне здесь не гулять? Он кивает и затягивается.
-- Давно гуляешь? - спрашивает он.
-- Не очень, - говорю я. - Как машина?
-- Какая машина? А, - он вспоминает, о чем идет речь. - Ничего. В выходные на сервис отдам...
-- Злоумышленника нашли? - спрашиваю я тоном заговорщика. Он не догоняет.
-- Что?
-- Говорю, злоумышленника обнаружили?
-- О господи... - произносит он медленно. - Дешевле просто починить... Сам виноват. Не надо было ставить на проходе. Конечно, свинство... но где тут кого найдешь? Это весь квартал, кто пожелает в свидетели, надо водкой поить? Да и наврут большей частью...
-- Здравое рассуждение, - соглашаюсь я. - Для нашего дома даже немного нетипичное.
Я говорю и сразу жалею о том, что сказала. Может статься, это сын или внук какой-либо наиболее рьяной психопатки. Обидится...
Он приглядывается ко мне внимательней.
-- Тебе не холодно так сидеть? - спрашивает он. Жена циститом страдает, иначе бы в голову не пришло...
-- Я на газете, - говорю я.
Он медленно выпускает дым в воздух.
-- Первый раз слышу, - произносит он глубокомысленно. - Чтобы газету использовали как утеплитель...
-- Странно, - говорю я. - А ты никогда газету под стельки не подкладывал?
Он неожиданности он начинает кашлять.
-- Что-что? - говорит он. - Газету куда? Под стельки?
Он думает, что я шучу.
-- Ну да, - говорю я. - Народная хитрость. Теплее становится. Очень выручает зимой.
-- Народная хитрость... - он покачивает головой. - И много ты таких хитростей знаешь?
-- Достаточно, - говорю я. - Мне много чего приходилось делать. Например, колготки гладить утюгом, чтобы не рвались. Или в красный лак для ногтей добавлять зеленку, чтобы лак был дефицитного коричневого цвета. Или подкладывать газету под стельки... Ты не в курсе?
Он насмешливо фыркает.
-- Нет. Бог миловал.
-- Странно, - говорю я. - Ты не советский человек. Может, ты засланный? Может, у тебя информация в плавках?
Он снова давится сигаретой.
-- Я, кажется, плохо соображаю, - произносит он, удивленно удерживая меня в фокусе.