Вот такштука! Ребята устроили на кого-тозасаду. Неизвестно, сколько времени они собира­ются здесь ждать, быть может, всю ночь, а я как дурак должен стоять рядом и не шевелить­ся. Если я выйду, они,- конечно, вообразят, что яза ними слежу, и мне придется сразиться сними.Ну, это я всегда успею сделать, а пока до полуно­чи, когда меня будут ждать друзья, еще далеко, икакой-то часик я могу позволить себе подышатьсвежим воздуоеом. А уж если за это время ничего-не произойдет, придется несколько нарушить ихпланы, коль скоро они вздумают возражать про­тив моего мирного отъезда.

И Медведев принялся ждать с таким терпением, будто был одним из участников засады.

Четверть часа протянулись очень медленно, не принеся никаких новостей. Засада была явно не впервой пятерым всадникам. Они вели себя прекрасно; ничем не выдавая своего присутствия. Медведев уже вовсю скучал и позевывал, когда вдалеке послышалась мерная поступь лошадей. Вскоре показались трое всадников. Они двигались молча и не торопясь, как люди, совершающие длительное путешествие. Между двумя пожилыми мужчинами ехал мальчик.

Когда путешественники поравнялись с засадой, на лесной дороге разыгралась одна из тех мол­ниеносных ночных сцен, во время которых жизнь людей пятнадцатого столетия обрывалась так же быстро, внезапно и нелепо, как это случалось при подобных обстоятельствах и во многие другие ве­ка бурной и длинной истории человечества.

Путешественники были атакованы, но прояви­ли* изумительное хладнокровие. Не успели двое всадников с занесенными топорами выскочить на дорогу, как Глинский и Шлейниц, обнажив ору­жие, ловко отразили внезапный удар, нарушив планы остальных трех участников засады, кото­рые, спешившись, засели чуть впереди, в полной уверенности, что путешественники бросятся бе­жать и попадут прямо им в руки.

Шлейниц громко выругался по-немецки и, под­няв лошадь на дыбы, тем спас свою жизнь. Лошадь его получила страшный удар топором, но и всад­ник, нанесший его, тут же упал, разрубленный от плеча до пояса не менее сокрушительным по силе ударом меча. Однако немец падал вместе с лоша­дью и, не успев вынуть ноги из стремени, был придавлен ее телом.

Глинский ловко уклонился от топора своего противникаи выбил нападающего из седла, не ра­нив, однако,

А вот мальчика, ехавшего между ними, постиг­ла беда.

Его лошадь вскинулась и, сбросив всадника, по­несла.

Михаил, быть может, сильно ушибся при паде­нии и теперь неподвижно лежал посреди дороги.

Трое пеших из засады уже были рядом, и один на ходу крикнул другому: «Убей щенка!» -

— Михаил! — отчаянно крикнул Глинский.

Медведев решил, что пора вмешаться.

Он выхватил лук, и убийца, занесший над лежа­щим мальчиком топор, упал, прошитый насквозь длинной тонкой стрелой.

Медведев сунул лук в колчан и, обнажив меч,пронзительно свистнул. Этим он предотвратил удар, который один из нападавших готовился на­нести придавленному конем Шлейницу. Человек с топором вздрогнул, услышав позади себя неожи­данный резкий свист, Щлейниц скользнул ужом, и топор вонзился в землю в дюйме от его головы, срезав седую прядь жестких волос. Немец, падая,не выронил меча и теперь воспользовался им, на­неся промахнувшемуся врагу смертельный удар вживот снизу.

Глинский оказался между двумя противниками. Радостное удивление при виде окровавленного наконечника стрелы, вылезшего из груди убийцы, который уже занес топор над головой сына, чуть не стоило ему жизни. Перед ним был новый враг. Он, размахнувшись, метнул в него топор и выхва­тил саблю. Глинский по-татарски скользнул под живот коня. Топор просвистел над его головой, но, не удержав равновесия, Глинский упал. Тут же, вскочив на ноги, он оказался лицом к яйцу с дву­мя врагами: первый, выбитый из седла; подобрав свой топор, подходил к нему сзади, второй шел на князя с саблей, Глинский отразил сабельный удар, а за его спиной уже навис топор.

Медведев подоспел вовремя.

Но человек с топором, увидев незнакомого всадника, скакавшего прямо на него во весь опор, резко отпрыгнул в сторону и припал к земле, в уверенности, что Медведев с разгону пронесется мимо. Медведев мгновенно разгадал этот замысел. Действительно, противник был слишком далеко и Василий не мог дотянуться до него мечом. Больше того, он не успевал развернуться, чтобы помочь Глинскому, и подставлял врагу беззащитную спи­ну, а от такого топора не могла спасти даже зна­менитая дедовская кольчуга.

И тогда Медведев поступил иначе.

На всем скаку он в воздухе перехватил свой меч и с силой метнул его.

Слуга Олельковича не знал, с кем имеет дело, полагая, что никакой человеческой руки не хва­тит, чтобы достать его, лежащего далеко в сторо­не. Острый меч Медведева вошел в его тело по са­мую рукоятку, глубоко пригвоздив к земле.

Противник Глинского, увидев жуткий конец своего товарища, дрогнул, и рассвирепевший князь, в котором заговорила кровь предков, нанес последний удар. С мягким стуком упала и покати­лась по пыльной дороге отрубленная голова.

Все кончилось так же внезапно, как и началось.

Всего за несколько коротких минут оборвались пять человеческих жизней. И снова кругом стояла мирная ночная тишина.

Глинский бросился к сыну. Ошеломленный па­дением мальчик пришел в себя и уже поднимался с земли, потирая ушибленную ногу. Отец помог ему встать и облегченно вздохнул, убедившись, что он не ранен.

Медведев, спешившись, направился к придав­ленному двойным грузом Шлейницу. Вдвоем с подоспевшим Глинским они помогли немцу вы­браться из-под трупов лошади и убитого им врага.

— Проклятый убийцы! — лроетно ругался не­мец, поднимаясь на ноги и приглаживая воло­сы. — Испортиль мой прическа! Нет, вы только посмотреть — теперь с одной стороны короче!

— Друг мой, — сказал Глинский, — если бы не этот молодой человек, твоя фигура стала бы коро­че на целую голову!

— О, та-та! Благодарю! — немец горячо пожал Медведеву руку. — Это биль виход, как в итальян­ский театр — в самый время!

Медведев с легкой улыбкой склонил голову и направился к убитому им человеку.

Василий вытащил из мертвого тела свой меч и, пучком травы отирая кровь, с лезвия, сказал:

— Не прячьте оружие. Кажется, к покойникам идет подкрепление.

Все прислушались.

— Та! — удивленно воскликнул Шлейниц. — Не меньше десять коней.

— Если бы не мальчик, я не двинулся бы с мес­та, — сквозь зубы произнес Глинский, — но он еще слишком мал, чтобы драться, а стоять в сто­роне я бы ему не позволил.

Медведев пожал плечами и вскочил в седло.

Набирая скорость, они помчались к Гомелю. Василий, ехавший последним, оглянулся.

Позади, на дороге, появилась группа всадников

и окружила мертвые тела. Всадники спешивались,и Медведев понял, что погони не будет…

— Михаил, — сказал Глинский сыну, не сводивше­му с Медведева восхищенных глаз, — сегодня этот человек спас тебя от смерти. Он настолько благороден, что считает свой поступок не заслуживающим внимания и не пожелал открыть нам своего имени. Мир тесен, а храбрых и благородных людей в нем не так уж много. Запомни этого человека на всю жизнь, и если ты когда-нибудь встретишь его — не забудь, чем ты ему обязан!

.— Я запомню, — твердо сказал мальчик и низко поклонился Медведеву.

— Я уважаю чужие тайны и ни о чем тебя не расспрашиваю, — сказал Глинский Василию, — но хочу, чтобы ты знал людей, которых спас. Я — князь Лев Глинский, это мой сын Михаил, а это — наставник сына Ганс Шлейниц. Михаил с Гансом едут за границу и вернутся не скоро, но я остаюсь здесь. У меня есть еще сыновья и дочери — я рас­скажу им. обо всем. Если когда-нибудь тебе пона­добится помощь, передай любому Глинскому все­го два слова: «Стародубская дорога». Мы сделаем для тебя все.

Медведев вежливо поклонился:

— Благодарю, князь. При необходимости —воспользуюсь.

Они стояли на дороге у въезда в город, и впе­реди виднелся костер стражников на гомельской заставе.

— Если позволишь, князь, простимся здесь, —сказал Медведев. — Я поеду вперед. Не надо, что­бы нас видели вместе.