— Гениальный, понимаешь, проект. Архитектор гений, говорю вам!

Эти слова послужили стартовым выстрелом, давшим машине градостроительного комплекса стремительный ход после революции 1991 года. Эта мощная машина долго-долго объезжала центр стороной. Генеральный план, принятый правительством Брежнева, ставил целью "превратить Москву в образцовый коммунистический город". Эта малая утопия на деле обернулась тем, что в центре ничего значительного не сооружалось. Башенные краны маячили на окраинах. Там множились типовые дома, школы и больницы. О проектах уникальных зданий, какие строились в прошлом в эпоху Сталина, забыли. Гонка вооружений поглощала все средства. Архитектура отдыхала. На универсальные магазины, театры, музеи — денег в казне не хватало. Исключения делались для сооружений высших органов власти. Так, в Китай-городе внутри квартала построили многоэтажное здания ЦК партии, на Лубянской площади на виду у всех — мрачный комплекс КГБ, на Арбатской площади — белокаменное здание Генерального штаба. Его парадный зал украсили картины Церетели, посвященные победам русских войск.

И вдруг — картина круто поменялась. Манежная площадь у стен Кремля, спавшая мертвым сном полвека, проснулась и превратилась в огромную строительную площадку. Двадцать лет на залитом асфальтом пространстве виднелся закладной камень памятника в честь 50-летия Октябрьской революции. И площадь с тех пор называлась в честь этой годовщины. В старой Москве не существовало никакой Манежной площади. Она образовалась в начале 30-х годов, когда между гостиницей «Москва» и Манежем снесли до основания кварталы домов на Моховой и в примыкающих к ней исчезнувших переулках. Первой разрушили часовню Александра Невского, стоявшую на Моисеевской площади напротив гостиницы «Националь». Среди сломанных домов оказалась первоклассная гостиница «Лоскутная», где останавливался Достоевский, много других зданий, связанных с именами великих жителей города. Все безжалостно уничтожалось во имя поставленной цели — строительства столицы мирового пролетариата.

"В Охотном — выросли два дивных исполина.

Как будто лампа Аладдина

Их в ночь произвела.

На месте Моховой асфальтная долина

Волшебным видом расцвела.

Проспект, ликующий и светом и простором,

Открылся удивленным взорам

Там, где бесследно сметены

Остатки хилой старины…"

Так ликовал поэт, на глазах которого уничтожалась старая Москва, творилось преступление, не имевшее аналогов в современной истории. На месте сносимых кварталов изображали на планах будущей Москвы проспект Ильича. Его широкая и прямая, как Елисейские поля, магистраль упиралась в необъятную площадь. У ее края сооружался на месте взорванного храма Христа Спасителя Дворец Советов со статуей Ленина. Дворец замышлялся выше самых значительных небоскребов Америки.

Из этой затеи ничего не вышло. Над фундаментом дворца со времен Хрущева плескалась вода бассейна «Москва», как писали, "самого большого в Европе". А на месте сломанных кварталов между Манежем и гостиницей «Москва» чернел залитый асфальтом пустырь, служивший стоянкой автобусов, на которых приезжали в Кремль иностранные туристы. У советской власти не хватило воли и средств на сооружение памятника в часть 50-летия революции. Только при социализме могла пустовать так долго не приносящая ни радости людям, ни прибыли казне "асфальтная долина" в самом центре столицы. Лишь два раза в год, в праздники Первомая и Ноября, ее заполняли войска, танки и бронемашины, концентрируясь перед началом военного парада. В остальные дни пустырь с двух сторон объезжали проносившиеся потоки автомашин.

Сотни тысяч людей с плакатами и лозунгами заполняли Манежную площадь, когда Москва выходила на демонстрации в последние годы СССР. Еще до известных исторических событий августа 1991 года "асфальтной долине" городские власти решили подыскать новую роль. Был объявлен открытый конкурс, в котором могли участвовать специалисты не только муниципальных проектных институтов. Им предложили создать проект застройки Манежной площади. Первое место присудили никому неведомому в Москве архитектору Борису Григорьевичу Улькину, жившему в недавнем прошлом в Ташкенте. Там до службы профессиональным архитектором он играл в футбол за команду мастеров высшей лиги. Она погибла в авиационной катастрофе. А случайно оставшийся в тот день дома защитник Улькин, спустя годы, объявился в Москве и принял участие в конкурсе вместе с известными архитекторами.

До переезда в Москву Улькин работал в столице Узбекистана, разрушенной землетрясением. Там, в знойной Средней Азии он "научился прятать архитектуру от солнца в землю". Представляясь московским коллегам, он шутил: "Вы слышали о землетрясении в Ташкенте? Это моя работа", — имея в виду, что им построено было много новых зданий на месте рухнувших домов старого города.

Он предложил безжизненную Манежную площадь, где пешеходам нечего было делать (да и пройти к ней представлялось затруднительным), превратить в культурный центр. Семь этажей не поднимать над землей, а углубить в недра на сорок метров! А на поверхности восстановить часовню Александра Невского, пустить в прежнем русле речку Неглинку, которая с начала ХIХ века текла в подземной трубе, огибая Кремль. Арочные мостики, фонтаны, зеленые берега возрожденной речки сливались со старинным Александровским садом. Эта картина привела в восторг президента, назвавшего проект гениальным, а его автора — гением.

Столь же заманчиво выглядела подземная часть проекта. На просторных ярусах Улькин предлагал поместить все, что только душа пожелает. Кружилась голова от одного перечисления задуманных благ. В общественно-культурном центре преобладали заведения гуманитарного свойства. Здесь город получал некий "исторический театр", концертный зал, археологический музей. В комплекс входил кино-концертный зал с органом, детский игровой центр, художественный салон, кафе, бары и рестораны, офисы, зимний сад, залы танцев и аэробики, фонтаны и декоративная скульптура. Много чему хватало места на семи ярусах под землей. А от гостиницы «Москва» тянулась у поверхности площади широкая улица, приводившая прямо в Манеж. Над головами прохожих через прозрачную крышу виднелось на эскизах чистое небо. Таким образом, как писали, "получался Дворец культуры и отдыха, каких мир не видывал". По расчетам автора, проект стоил 800 миллионов долларов и окупался за сорок лет. То есть не принес бы городу, понесшему колоссальные затраты, никакой прибыли.

Такой "гениальный проект" начали претворять в жизнь, рыть котлован методом "стена в грунте". Побывав после начала земляных работ в Англии, мэр Москвы заинтересовался опытом сооружения тамошних подземных центров. И попросил англичан провести экспертизу проекта Бориса Улькина. Эксперты не пришли от него в восторг, как президент. Они увидели просчеты автора и внесли концептуальные поправки. Прагматичные англичане предложили изменить функцию общественно-культурного центра. И преобразовать его в торгово-рекреационный комплекс, чтобы сделать быстро окупаемым и прибыльным. То есть вместо выставочных залов, музеев, театров и прочих учреждений культуры — разместить магазины лучших фирм мира, бутики. А кроме них — вполне доступные среднему классу коммерческие заведения, готовые платить городу деньги за каждый метр аренды торговой площади. Во-вторых, они посоветовали не забираться так глубоко в недра. Как оказалось, люди чувствуют себя на большой глубине дискомфортно и неохотно посещают расположенные на седьмом подземном ярусе кафе и прочие заведения. Вместо семи этажей они рекомендовали оставить три для публики, а один сделать техническим. Англичане посоветовали проложить проходы из комплекса к станции метро.

Все эти рекомендации пришлись по душе мэру и не понравились автору. К тому времени он успел перессориться с помощниками, заказчиками, исполнителями, с теми, кто претворяет замыслы в жизнь. На компромисс с городом Улькин не пошел и, хлопнув дверью, улетел в Америку. Упрашивать его вернуться, послать за гением гонцов, пойти ему навстречу, не имея 800 миллионов долларов и перспективы их окупить — Юрий Лужков не мог. Пришлось заказ передать муниципальному архитектурному институту, которым руководит нам известный Михаил Посохин, сын покойного Михаила Васильевича Посохина, давнего соавтора Церетели. "Меня поставили на Манеж как координатора усилий в очень напряженный момент, оказалось, что многое, выполненное по проекту Улькина, нельзя ни продать, ни купить. Кроме талантливого человека, сделавшего проект, нужна организация, которая могла бы сопровождать его реализацию. Но Улькин оказался не способен к компромиссам", — заявил общественности непопулярный мастер, объясняя недовольной публике свое неожиданное назначение на роль главного архитектора. Так у комплекса появилась "сопровождающая организация", координатор и ведущий архитектор профессор Дмитрий Лукаев, заведовавший архитектурной мастерской под началом директора института «Моспроект-2» Михаила Посохина.